Луна, луна, скройся! (СИ) - Лилит Михайловна Мазикина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дядя Мишка довёз меня до Праги, и я села на поезд до Будапешта. Денег теперь много, и я беру билет в двухместное купе-люкс. Поезд отходит в час ночи. Я еле уговариваю дядю не дожидаться со мной, а возвращаться в Кутна Гору.
Купе оказывается стилизовано под «золотой век» Венской Империи: бархат, красное дерево, кожа, позолота. Проводник, высокий плечистый еврейский парень, споро мне стелет и без звука исчезает за дверью. Поезд трогается, а соседнее место всё ещё пустует. Я скидываю кроссовки и принимаюсь раздеваться, швыряя вещи на пустой диванчик. Когда я уже собираюсь расстегнуть бюстгальтер, дверь скользит в сторону и в купе просачивается никто иной, как сэр Отважный Рыцарь. От неожиданности я так шарахаюсь, что больно ударяюсь бедром о край столика.
— Что вы, многорогий вас сожри, здесь делаете?! — шиплю я, поспешно прижимая к груди майку. Похоже, Батори имеет природное свойство мгновенно приводить меня в состояние тихой истерики.
Упырь поднимает руку, закрывая себе глаза. На его лице — самая светская улыбка.
— У меня билет в это купе. Я еду домой.
— Тогда где вы были раньше?!
— Болтал с проводником. Руку можно убирать?
— Что вы спрашиваете? Вы же подсматриваете.
— Я спрашиваю, потому что хорошо воспитан, — Батори опускает руку и садится на своё место. Мои куртку и свитер он перекладывает на столик. Я забираюсь под одеяло прямо в джинсах и демонстративно закрываю глаза. — Лилиана, вы можете на меня поглядеть?
— Зачем?
— Затем, что я придумал красивый жест, который вы не сможете мне испортить.
— Вы недооцениваете моих талантов.
— А вы недооцениваете моих. Я оплатил ваш апартман и вашу лицензию на год вперёд.
Я буквально подскакиваю.
— Какого лешего вы это сделали?!
— Просто подарок. Вам не нравится?
Чёртов упырь даже не пытается выглядеть расстроенным. Он очевидно забавляется.
— Мне это очень не нравится! Что вам от меня надо?
— Здесь и сейчас? Ничего.
— А потом?
— Я же говорил — несколько ответных услуг. Уверен, они не будут противоречить вашим жизненным принципам.
— То есть трахать вы меня не полезете?
— Вы циничны, и, как я говорил уже, это печально. Нет, на ваше целомудрие я не посягаю. Более того, если я всё-таки ошибся и то, что я вам предложу, входит в разрез с вашими принципами, я не буду настаивать на нашем дальнейшем сотрудничестве.
— Так скажите сразу!
— Хм… Давайте так. Первая услуга, о которой я вас попрошу — сохранять девственность.
— Ну, это… это уже переход на личности! Потом, откуда вы знаете, что я ещё не это самое?
— Я надеюсь. Учитывая ваше происхождение, образ жизни и характер.
— Ну, предположим. И что, долго мне её сохранять?
— Для начала, скажем, ещё два-три года.
— И для чего?
— Вы узнаете, когда придёт время.
— Вы меня хотите принести в жертву?
— Зачем же так сурово? Девственники могут стать участниками очень разных интересных ритуалов. Например, единорога, по легенде, могла изловить только девственница.
Вот тут ему удаётся меня заинтриговать действительно сильно. Я даже сажусь в постели.
— Мы будем ловить единорога?!
— Нет. Я просто привёл пример. Лилиана, я всё равно ничего не скажу, пока не придёт время. Вы, кажется, собирались спать.
Батори демонстративно вынимает из кармана пиджака какую-то книжку и раскрывает её.
— Спокойной ночи, — бурчу я, снова укладываясь. Упырь не считает нужным отвечать.
В Будапеште, к моему облегчению, Батори пропал из виду, то ли отвлекшись на свои вампирские дела, то ли решив меня не нервировать; на всякий случай я покупаю оба места в купе до Пшемысля. Если на венгерской и словацкой границах поезд даже не останавливается, то родные галицийские таможенники проверяют нас очень рьяно. Хотя, может быть, мне просто повезло меньше остальных пассажиров из-за внешности. К австрийцам и пруссам в Галиции до сих пор многие относятся кто с прохладцей, кто с откровенной враждебностью. На мой паспорт таможенник уставился с нескрываемым сомнением, а сумки разбирает до самого дна. Чертыхаясь, я полчаса укладываю вещи обратно и неожиданно жалею, что Батори нет рядом. Вот уж где бы он пришёлся кстати! Без сомнения, у него хватило бы силы внушить этому верзиле в погонах, что здесь всё в порядке. А то, знаете ли, ужасно неприятно, когда посторонние рассматривают твоё бельё.
Перед Пшемыслем в дверь стучатся. Открыв, я обнаруживаю проводника. Он бледен и кажется испуганным. Скользнув в купе, он быстро затворяет за собой дверь.
— Барышня, — его голос взволнован и тих, и это сочетание мне не нравится. — У вас есть какое-нибудь кашне или верхняя одежда с глубоким капюшоном?
Ничего себе вопросы.
— Что случилось?
— Вы не слушаете радио?
— Нет.
— Пруссия депортировала со своей территории всех евреев, цыган, славян и литовцев. Без имущества. Часть из них избиты или стерилизованы. В Пшемысле беспорядки. Избито уже несколько десятков немцев. Барышня, я думаю, вам лучше спрятать лицо и пока не ехать домой. Соседи… Вам есть где переждать? Какие-нибудь надёжные знакомые?
Я качаю головой. Новость меня ошеломила. Конечно, я цыганка по отцу, и симпатии толпы сейчас теоретически на моей стороне, но бить-то будут не по батюшке, а по лицу. Куда мне идти? Я так и не обзавелась близкими друзьями, а где сейчас мой брат, я не представляю.
Проводник вынимает из кармана записную книжку и ручку, быстро пишет адрес.
— Вот, это мой дом. Я позвоню своим, они вас пока укроют. Вам главное туда добраться. Будьте осторожны.
— Я не знаю, как вас благодарить, — с чувством произношу я. Добрый человек качает головой:
— Разве за такое благодарят… Поторопитесь одеться.
Он выходит, и я, путаясь в широченном подоле, надеваю праздничную юбку — ярусная, цветастая, она просто кричит: «цыганка!». Волосы я убираю в хвост и прикалываю его вокруг головы заколками, сверху повязываю пёстрый шарф. Унизываю руки браслетами и кольцами. Надеваю куртку, натягиваю на голову капюшон — лицо утопает в тени, только концы шарфа спускаются на грудь. Маскировка очень ненадёжна — достаточно, чтобы ветром сдуло капюшон, и мой нос, мои скулы выдадут привлекут внимание мгновенно. Надо быть крайне осторожной.
Когда я выхожу на перрон, сердце колотится отчаянно. Глупо, но мне казалось, что там, прямо на вокзале, стоит волнующаяся, злая толпа и высматривает среди пассажиров курносые лица. Конечно, ничего такого нет и в помине.
Я беру такси прямо на вокзальной площади. Стараясь одновременно заикаться и пришепётывать, называю адрес и прошу включить радио. Мне не хочется болтать с шофёром. Мой чёртовы прусские согласные…
— Тысячи депортированных людей всё ещё стоят на нейтральных полосах между границами Пруссии и Австрии.