Ультранормальность. Гештальт-роман - Н. Дубовицкий

– Я и не думал, что это такая проблема, – находясь в некоторой прострации, произнес Федор. – Президенты же и так постоянно меняются – через выборы.

– Выборы-то конечно выборы. Но не все так просто. Когда Дракон пришел к власти в двухтысячном, была настоящая разруха. Вы и не родились тогда еще. Да и сейчас мало кто об этом что помнит, а еще больше народу не хочет об этом никогда вспоминать. С тех пор он многое изменил: прекратил войну на Кавказе, присоединил Крым, поднял экономику. Страна стала настоящим произведением искусства. Но он не может дать нам никакой другой цели. Особенно сейчас, когда он стал стар. Многое продолжает держаться на его слове, личных договоренностях. Приди к власти другой президент, Порохов, например, начни он проводить свои реформы и прочие перемены, и те, кто с Драконом договаривался, разбегутся. Вон, в Чечне заявят, что порядок в республике только потому, что Кадыров с Драконом в две-тысячи-лохматом году по рукам ударили. Нет Дракона, нет и мира в Чечне. Ну и во всем так: от внешней политики до мира внутри государства.

– Так может другой президент придет и даст новую национальную идею?

– Нет никакой национальной идеи… Это миф. Теоретики Великой французской революции, когда придумали такое понятие как «нация», определили ей только одну идею – всеми силами повышать образ жизни. Так что нет никакой цели. И не будет. И Дракон ее дать не в состоянии. Национальная идея может быть сформирована на том национальном языке, который может обеспечить мировое господство, а русский язык так зареформировали, что он ничего не может. Мы живем на руинах языка. В нем слова расходятся с понятиями, другие слова никто не понимает правильно. Например, все уже забыли, что дверь нельзя открыть. «Открыть» можно только крышку. А дверь – это створа. Ее можно только отворить. И так сплошь и рядом. Чему удивляться, что у нас остался один только Дракон. А цель дракона… – Женщина вопросительно подняла глаза на Елену.

– Охранять золото! – выпалила та.

– Да-да, охранять золото, – констатировала чиновница. – Вот он и охраняется золото, пока никто не разворовал. Мыши всякие подворовывают, конечно, помаленьку. Но стратегические запасы – не только денег, но и инфраструктуры, «Первый» телеканал, сотовая компания «Старший брат», нефтяной и газовый бизнес, идейные активы – не разворованы. И как только Дракон уйдет, тут-то они все и накинутся, тут-то они все и повылазят на свет Божий…

Энгельсина Никоноровна задумчиво развела руками, показывая всей своей фигурой ту глубокую безысходность ситуации, в которой оказалась и она, и ее посетители, и вся страна вместе с самим Драконом.

– Но разве у Дракона недостаточно власти чтобы что-то сделать? – Федор оглянулся инстинктивно по сторонам, словно шпионы Дракона могли следить и за этой комнатой. Подсознание говорило, что не стоило болтать лишнего, но сознание требовало прямые ответы. – Ну, я там не знаю. Выборы подкрутить – чтобы к власти пришли правильные люди, которые ничего не испортят, все сделают правильно. Приемник какой-нибудь. Как в восьмом году.

– А что такое власть? – неожиданно спросила чиновница.

Пока Федор соображал, Елена чуть привстала на своем кресле и выпалила:

– Когда побеждаешь на выборах и можешь делать все, что считаешь нужным. Когда общество дает тебе право решать его судьбу – по Конституции.

– Власть дает Конституция?

Неожиданно вспомнился обрывок радиопередачи, посвященной изменению конституции и о том, как конкретно ее стоит понимать – как что-то незыблемое или как что-то, отражающее процессы и изменения, происходящие в обществе. Сам Федор был далек от этого, но шоу заставило его задуматься.

– Да, – пояснила девушка. – Конституция делает власть человека официальной… а Дракон – гарант того, что Конституция работает.

– Но ведь конституция – это лишь бумага, исписана буквами. Она ничего не может делать с властью и человеком.

Елена несколько сникла. Слова опытного человека расходились с тем, что она слышала в вузе и по телевизору.

– А что дает человеку власть?

– Победа на выборах… – неуверенно ответила она.

– То есть ты считаешь, что власть приходит к человеку после того, как он набьет исписанной бумагой деревянный ящик?

– Но как же…

Энгельсина Никоноровна несколько обреченно пожала плечами.

– Я боюсь, все эти разговоры о демократии, священном институте выборов, процедурности и легитимности – лишь разводки для среднего класса, для людей, которые не задумывались о природе власти, и которые не считают нужным разбираться в этом вопросе. Дракон пребывает во власти уже почти четверть века, и он не дает нам об этом забыть. Он создал власть… а власть можно только создать. Ее нельзя ни украсть, ни присвоить, ни обменять на резаную цветную бумагу… и власть Дракона никем не ставится под сомнение, пока жив Дракон. Но пока жив Дракон, жива и его власть. А написана власть может быть только на определенном языке. Поэтому то, с чем вы ко мне пришли, намного важнее того, насколько вы это себе представляете.

– То есть это не распил бюджета, а что-то другое? – уточнил Федор.

– Есть еще кто-то, кто не проявил себя. И он не хочет, чтобы его дела оказались замечены. Поэтому он пользуется правовой неразберихой чтобы делать свои дела и, в конечном счете, построить необходимый язык, на котором будет написана власть. Ваше открытие интересно, но оно очень не вовремя.

Женщина повернулась в своем кресле к шкафу, что стоял сразу за ней, открыла нижние дверцы и там, раздвинув в разные стороны сменную обувь и старые коробки из-под картриджей для принтера, достала увесистую папку с бумагами – белыми и желтоватыми.

– Вы кажетесь разумным человеком… – настороженно произнесла она. – Я это по глазам вашим поняла. И ваша цель не в том, чтобы организовать кружок русской словесности. Кто знает, может именно у вас что-то и получится.

Федор хотел возразить и скрыть свои истинные мотивы, но решил, что уже слишком поздно. Толстая папка неопределенно цвета легла ему в руки.

– Что это?

– Приостановленные контракты с различными НКО по госзакупкам. Попробуйте найти похожие случаи, и, может быть, сможете раскрутить цепочку.

– А вы? – спросила Елена.

– Завтра уволят Вихалевского, а значит подходит и мой черед. Префектуру возглавят новые люди. Пока будут делить власть, никто не хватится папки. Так что желаю удачи…

– Мда-а-а-а-а, – протянул Федор после минутной паузы и двух-трех глотков кофе. – Похоже, не получится у нас ничего с нашим клубом любителей русской словесности.

Он все же решил играть до конца свою роль.

– Ну, почем знать? – Она допила остатки кофе и постучала ложкой по краю чашки. Получилось мелодично и несколько грустно. – Вполне возможно, что вы разберетесь во всей этой странной истории. Может и я чем смогу помочь, пока на своем месте еще нахожусь. Вы держите меня в курсе ваших поисков. – Она достала из нагрудного кармана пять или шесть визиток, две отдала Федору и Елене, а остальные положила на клавиатуру, аккурат ребром между рядов клавиш. – Буду за вами присматривать. Мне самой интересно, что это за заговор такой любопытный у нас за спиной происходит…

Спустя некоторое время они попрощались. Федор и Елена вышли из кабинета, каждый по-своему рассматривая визитку Новиковой. Они спустились на первый этаж и там столкнулись с небольшой группой людей, столпившихся на выходе из префектуры.

Один из них, невысокого роста и полный, в темно-синем костюме с красным галстуком и белой рубашкой находился в центре. Его окружали двое женщин в серых костюмах попроще, а чуть поодаль держался телохранитель с поцарапанной челюстью в похоронно-черном прикиде. Далее находились еще двое – мужчина и женщина. Они, видимо, являлись работниками префектуры, что спорили с полным человеком. Несколько особняком стоял основательно седеющий интеллигентного вида мужчина в вельветовых простых брюках и светлом свитере в элегантную полоску, шею которого украшал элегантный красно-серебристый платок. Он беседовал с уставшим на вид человеком средних лет, который нехотя отвечал на его вопросы. Они явно не имели никакого интереса к склоке у выхода и говорили не спеша. Тот, что в свитере, держал в руках книгу редкого фиолетового цвета.

Когда Федор, а следом и Елена направились к выходу, телохранитель выступил вперед и преградил путь, ожидая, когда его начальник решит все вопросы с работниками префектуры. Спор касался накладок в исполнении госконтрактов, и они раздражали чиновника.

Телохранитель занял внушительную позу между группой сотрудников госаппарата и двумя студентами. Он казался даже несколько грозным, хотя ничего такого нарочито не предпринимал, чтобы таким казаться. Глядя на его работодателя, становилось ясно, кому принадлежала въехавшая в ворота машина с правительственными номерами.