Англия: Портрет народа - Джереми Паксман

Тем не менее до XVI века англичан вряд ли можно было назвать нацией мореходов. До этого времени все великие путешествия и открытия совершали моряки с континента. Англичане любили землю, а море вокруг, как отмечает Джон Гант, воспринимали скорее как крепостной ров, чем как что-либо еще: где герои-моряки в произведениях Шекспира? Правду сказать, к тому времени, когда он их создавал, англичане уже восприняли иную манеру поведения, которая позволила им построить величайшую в мире империю. Но выходили они в море больше как гангстеры: кем еще считать такую личность, как сэр Фрэнсис Дрейк Только по мере роста богатства и амбиций англичане поняли, что море, всегда служившее им защитой, дает еще и уникальные возможности. В сущности, Англия единственная из крупнейших стран Европы не нуждалась в регулярной армии на случай возможного вторжения. И если страны с сухопутными границами могли направить через них свои армии, лишь заключив альянс или объявив войну, военно-морской флот, защищавший Британские острова, мог отправиться куда угодно. Вверив себя морю, англичане стали склонны видеть в остальной Европе лишь источник беспокойства, отсюда и трения между морской и континентальной стратегиями, которые веками присутствовали в британской оборонительной политике. Как однажды выразился Черчилль в палате общин:

В то время как любой европейской державе приходится прежде всего содержать огромную армию, нам, живущим на этом счастливом острове, повезло, и мы в силу географического положения избавлены от этой двойной ноши и можем обратить безраздельные усилия и внимание на флот. С какой стати мы должны жертвовать игрой, в которой нас ждет несомненный выигрыш, в пользу игры, в которой мы обречены проиграть?

И каким же впечатляющим оказался этот выигрыш! Тем, кто мыслил как Черчилль, Английский канал казался шире Атлантики. Когда вокруг море, до ближайшего соседа так же далеко, как и до самого удаленного торгового партнера, оно и отделяет от ближнего соседа, и связывает с самым дальним. Для планированного вторжения в Англию требовался целый комплекс организационных мер, множество судов и спокойная погода: это не просто перейти границу. Кроме того, в условиях изоляции можно было вступать в войны, заключать союзы и плести интриги избирательно. Как только у англичан стала расти империя, до всех уголков которой можно было добраться по морю, запутанная ситуация на европейском континенте стала казаться чем-то неуместным. В 1866 году через десять дней после сражения под Садовой, где прусская армия Бисмарка нанесла сокрушительное поражение австрийцам, положив начало германской империи, политик Дизраэли высказался в том духе, что «Англия переросла европейский континент». Он считал, что «воздержание Англии от любого ненужного вмешательства в европейские дела есть следствие не умаления, а усиления ее могущества. Англия уже не просто европейская держава; она — метрополия великой морской империи… на деле, она больше держава азиатская, чем европейская»[17].

Синдром островитянства глубоко овладел сознанием англичан, поэтому в воспоминаниях о Второй мировой войне такое значение придается эвакуации из Дюнкерка в мае 1940 года. Двести двадцать тысяч британских и сто десять тысяч французских солдат сумели избежать окружения армиями нацистов, и это подается как замечательное достижение и вместе с «битвой за Англию» и «блицем» почитается как одно из самых значительных событий Второй мировой войны. После эвакуации последних солдат газета «Нью-Йорк таймс» ликовала: «Пока существует английский язык, слово «Дюнкерк» будут произносить с почтением… это великая традиция демократии. Это будущее. Это победа». На самом деле это было следствием катастрофы. Это «победоносное» отступление, прославленное в речах, на картинах и в стихах, надолго остается в памяти, потому что была задействована целая армада судов — рыбацких одномачтовых суденышек, прогулочных пароходиков, парусных яхт и небольших катеров, которые вырывали британских солдат из пасти смерти, в то время как в небесах над ними летчики союзников отражали воздушные налеты немцев. Элементы мифа приукрашены: например, преувеличена роль «малого флота». Но дело не в этом. Эта история так привлекательна для англичан по трем причинам. Во-первых, она свидетельствует об их чувстве отделенности: в тот момент Британия в конце концов оказалась один на один с нацистами. Король Георг VI даже сказал матери: «Лично меня больше устраивает, когда у нас теперь нет союзников, с которыми нужно любезничать и им потакать». Во-вторых, это рассказ об успешных действиях «немногих» против превосходящего врага. В-третьих, это подтверждает для англичан вековую истину: европейский континент — это место, где ждут одни неприятности, а залог наибольшей безопасности — тысячи миль изрезанной береговой линии вокруг их дома-острова.

Идея острова занимает в воображении англичан особое место. Начинается все в детстве с приключений на «острове Кирин» в «Великолепной пятерке» детской писательницы Энид Блайтон, развивается в «Острове сокровищ» Роберта Луиса Стивенсона (автор романа, как известно, шотландец, но план отправиться на поиски спрятанных сокровищ рождается в головах англичан из Западного края) и так далее. «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта имеют успех, потому что считается, что где-то там могут быть другие острова, еще более необычные по сравнению с теми, что уже открыты английскими мореплавателями. (Свифт родился и вырос в английской «черте оседлости» в Ирландии, и, вероятно, отсюда у него, сына колониального класса, так остро выражена островная ментальность.)

Захватила воображение англичан и поразительная история Александра Селькирка, никчемного моряка, высаженного на необитаемый остров в Тихом океане у берегов Южной Америки. Поссорившись с капитаном корабля, Селькирк предпочел остаться у берегов Чили на одном из островов Хуан-Фернандес, и его вызволили оттуда лишь 31 января 1709 года, когда еще один английский капер бросил якорь неподалеку от острова для ремонта и лечения больных после перехода вокруг мыса Горн. Перед изумленной командой предстал одетый в козьи шкуры человек, который говорил по-английски, хоть и с трудом. Он провел в одиночестве четыре года. Описание капитаном спасения Селькирка в «Путешествии вокруг света» сразу получило отклик у английских читателей. Этот рассказ появился в «Англичанине» эссеиста сэра Ричарда Стила (Селькирк, между прочим, еще один шотландец) в 1713 году. Шесть лет спустя повествование о том, как Селькирк охотился на диких коз, как он сделал ножи, а потом сшил одежду из козьих шкур, легло в основу «Робинзона Крузо» Даниеля Дефо, который стал одним из первых романов всех времен и народов и пользуется неизменным успехом.