Охотница за скальпами. Город прокаженного короля - Эмилио Сальгари

VI. Столб пыток

Едва метис закончил разукрашивать злополучного лорда Вильмора, как из типи вышла Миннегага в сопровождении своего почтенного отца — Красного Облака, не расстававшегося со своим калюме. Одновременно с ними к столбу пыток, где был привязан Вильмор, подошло с полдюжины старых, очень безобразных, одетых в грязные пестрые тряпки индианок. При одном взгляде на них становились понятными средневековые легенды о ведьмах. В руках старух были факелы из смолистых ветвей. Они с криком размахивали факелами, разбрасывали искры. Их крики послужили сигналом для сбора пятидесяти или шестидесяти воинов, закинувших за плечи свои ружья, окруживших столб пыток широким кругом и приготовившихся начать пресловутый «танец смерти».

Четверо музыкантов с барабанами расположились около англичанина. Присев на корточки, они принялись с усердием, достойным лучшего применения, терзать свои инструменты, время от времени прерывая монотонный гул тамбуринов заунывными свистками иккискотов.

Шесть мегер, прорвав хоровод воинов, ринулись к столбу пыток, словно хотели растерзать пленника, но ограничились размахиванием над его головой факелами, осыпая англичанина дождем искр. Потом, образовав круг, они понеслись в неистовой пляске, состоящей из диких прыжков, сопровождаемых нечеловеческим визгом.

Все это вместе взятое — топот ног, губ барабанов, свистки, визгливые крики

— создавало неимоверную какофонию,

Шедшие хороводом воины не отставали от старух: они выплясывали с таким усердием, что почва дрожала и гудела под их ногами. Индейцы позванивали своеобразными кастаньетами, колокольчиками и бубенчиками и оглашали воздух монотонным криком: «Хуг, хуг!»

Женщина-сахэм Миннегага расположилась несколько в стороне от пляшущих, полулежа на разостланной шкуре бизона. Красное Облако присел рядом с ней на корточки. В этой позе он напоминал костлявого и свирепого гризли, серого медведя Скалистых гор, и по-прежнему отравлял воздух едким дымом смоченного в водке табака.

Пока шло представление у столба пыток, назначенные в караул часовые оберегали покой индейцев. Сидя на неподвижных мустангах, они всматривались в окрестности лагеря, уделяя особое внимание еще дымящейся после пожара прерии.

Странный и нелепый танец продолжался около получаса. Затем последовала смена декораций: появился совершенно нагой индеец, который принялся выделывать прямо-таки фантастические пируэты, кружиться волчком и, наконец, испустив пронзительный крик, растянулся во весь рост на земле. Эта фигура должна была изображать смерть человека, телом которого овладел Мабойя — злой дух индейской мифологии. Едва комедиант упал, как кружившиеся у столба пыток воины с гиканьем рассыпались, а ведьмы вновь схватили свои факелы и замахали ими над головой злополучного пленника.

Они то подскакивали к лорду Вильмору вплотную, словно желая выжечь ему глаза или спалить длинные баки, то с диким визгом отскакивали от него. Искры, падая дождем на обнаженный торс англичанина, причиняли ему мелкие, но болезненные ожоги, заставлявшие несчастного извиваться всем телом и орать благим матом.

Словарный запас лорда Вильмора оказался настолько обширен, что познаниям аристократа позавидовал бы любой извозчик. К сожалению, из всех присутствующих здесь красоту его выражений мог оценить только метис, понимавший английский язык, но неистовый крик и особенно гримасы англичанина, грозившего старым ведьмам наказанием от имени Великобритании, были понятны всем. Воины и старухи буквально катались по земле, задыхаясь от смеха. Этот смех еще больше выводил из себя несчастного охотника за бизонами.

Эта игра продолжалась недолго, — возможно, истязая Вильмора, индейцы боялись зайти слишком далеко и сжечь роскошную золотисто-рыжую шевелюру, которая обещала дать редкий по красоте скальп.

Шесть ведьм, утомившись, наконец прекратили свое издевательство над Вильмором, но на прощание каждая из них по очереди ткнула пылающим факелом в тело англичанина. Тогда на сцену выступил Сэнди Гук, или Красный Мокасин. Он подошел к страшно ругающемуся лорду и поднес к его губам фляжку с отвратительным джином, от которого за версту несло серной кислотой, сказав;

— Ну-ка, глотните, ваша светлость! Откройте пошире пасть и валяйте сколько влезет. Напиточек хоть куда! Подкрепитесь, чтобы достойно выдержать второе испытание.

— Как, разбойники? Неужели вы не кончили терзать меня? — простонал лорд.

— Что вы! Комедия только еще начинается.

— Убийцы!

— Эй, эй! Вы неважно себя ведете, милорд! — издевался Сэнди Гук. — Такой храбрый охотник за бизонами, а держит себя перед благородным обществом словно школьник. Плохое представление о выносливости подданных ее величества королевы Виктории вынесут мои краснокожие братья. На вашем месте любой индеец пел бы во все горло какую-нибудь песню, хвастаясь тем, сколько врагов он зарезал, сколько снял скальпов. И такой индеец дал бы сжечь себя живым не моргнув глазом. А вы хнычете как ребенок.

— Но я — не индейская собака!

— Ну, разумеется. Вы — человек белой расы… Ну же, валяйте! Пейте джин и начинайте петь! Предположим, вы споете нам «Боже, храни королеву». Но я давно не слышал, как поют «Правь, Британия, морями!». Голос у вас есть, вот насчет слуха — не знаю. Да тут и нет строгих критиков…

— Чтоб ты сдох, негодяй! Чтоб вы все провалились сквозь землю!

— Да пейте же джин! Неужто не хотите?

— Не хочу, разбойник!

Сэнди Гук пожал плечами и отошел в сторону со словами:

— Вот упрямец. Ну ладно. Джин я сберегу. Вы еще запросите его, когда станет невмоготу.

Едва закончились эти переговоры, из толпы вышли шесть индейских воинов, вооруженных луками и тонкими стрелами. Они расположились шеренгой в сорока или пятидесяти метрах от столба пыток и опустились на левое колено.

Эти дикари, давно променявшие лук, верного друга своих предков, на винчестеры и кольты, сегодня собирались вспомнить старое искусство и показать, что и они метко умеют стрелять из лука.

Индейцы не собирались убивать англичанина, поэтому они заменили стальные наконечники стрел колючками какого-то кустарника. Эти стрелы могли нанести более или менее глубокие уколы, но отнюдь не смертельные раны.

Наблюдать за стрельбой в живую мишень собралась большая толпа воинов. Они сидели на корточках и оживленно разговаривали. Здесь же был Красное Облако, казалось полностью поглощенный раскуриванием своего калюме. Рядом с ним на шкуре бизона лежала Миннегага. Она равнодушно ела какие-то фрукты и лишь изредка поглядывала на привязанного к столбу пыток англичанина злыми глазами.