Преподобная Синклитикия Александрийская или малая аскетика - Епископ Варнава

истинном значении этих слов. Основное положение отцов — «даждь кровь и приими дух» — не может быть обойдено ни одной из сторон. Так называемые «созерцатели» не имеют права осуждать оппонентов из противоположного лагеря за стремление к деятельности, потому что деятельность обязательна и для них, но только после того как они очистятся от страстей. Так, например, преп. Афанасий Афонский руководит строительными работами в монастыре (занятие, конечно, «малодуховное») и кончает жизнь, упав с лесов89. Смерть, с «созерцательной» точки зрения, не очень славная (никакого благоухания, осияний и видений при этом не происходило). «Деятели» же не должны презирать и бояться как чумы тех, которые стремятся к забытому идеалу древних отцов и столпов монашества. Делание «созерцателей», каким бы оно ни было немощным и уродливым, отображает, хотя и в качестве кривого зеркала, истинный, настоящий, единственно правильный, монашеский и спасительный путь. Ручательством этого служит душа человеческая, в частности душа русского народа, особенно аскетичного и живущего сердцем в Боге, народа, который всегда тянется не к пастырям — администраторам, хотя бы и специалистам своего дела, и даже не к блестящим проповедникам, а к пастырям — молитвенникам, к таким, которым можно открыть всю свою душу, и они тебя поймут, благодатно обвеселят исстрадавшееся твое сердце, успокоят твои мятущиеся мысли и избавят от яда сомнений, снимут с души тяжесть грехов. А встать на истинный путь можно не иначе, как начав с уединения, не развлекаемого суетою (хотя бы и на пользу ближнего), молитвы, то есть чрез путь, противоположный деятельному образу поведения.

Но бесы, не желая, чтобы человек спасся (и других спас), присматриваются к каждому с самого начала его работы Господу. Подметивши и изучивши склад его души (любит ли она общество или уединение), они затем действуют наверняка. И если человек не имеет добрых залогов в душе, если вовремя никто не придет ему на помощь или он не воспользуется предлагаемой помощью и если, главное, не найдется на небе ни одного святого или ангела, который захотел бы за него ходатайствовать пред Богом, то — человек погиб. Ни подвиги, ни молитва, ни иная какая добродетель при наличии тщеславия и гордости не помогут. Бесы, заправители этих страстей, — самые могущественные. Человек собственными силами не одолеет их. Только Господь может отогнать этих бесов и избавить нас от них. Поэтому горе новоначальному, если он возомнит о себе и решит, что сможет помочь ближнему!.. Без проверки у старца, притом опытного, а не такого, который просто прожил столько — то лет в такой — то пустыне, в схиме или в затворе, горе ему, если он все же покусится оказать это мнимое добро людям!.. Может быть, это и действительно будет добро, ибо враг хитер и сперва внушает добрые дела, но потом, когда человек утвердится в своеволии и гордости, оно обратится неминуемо во зло и в самые бесчестные страсти.

И духовная жизнь кончается. Кончается, чтобы больше никогда не начинаться. Если это монах, то может уйти из монастыря, жениться, сделаться вероотступником90. Не спасают от этого ни высокий духовный сан, ни профессорское звание, ни природный талант91.

До сих пор речь, собственно, шла о новоначальных (в миру или в монастыре), в частности о подчиненных лицах (например монастырских послушниках), молодых и по возрасту, и по положению. Но сказанное подойдет также и к старым, и к начальникам (особенно если последние молоды годами)92. «Все считают за стыд видеть старика, ходящего в детское училище, — говорит наставник богоспасительной жизни и светильник рассуждения93, — но рассмотрим внимательно, не остаемся ли мы еще при начальных правилах, хотя и обучаемся долгое время». Если это действительно так, то, конечно, совесть радеющего о своем спасении человека не позволит ему взять дело сверх своей меры. Разве только за послушание — при условии восполнения немощных сил подвизающегося молитвами и помощью тех, кто поручает ему это дело, а также и самой Церкви. (А если новоначальный берется за дело, надеясь на молитвы Церкви, то и здесь надо разобраться — может быть, ссылка на Церковь является лишь простым прикрытием для питаемого втайне тщеславия.)

Можно ли отнести вышесказанное к лицам, облеченным пресвитерским саном? <Нет, ибо им положено учить народ>. Что же касается архиереев, находящихся в подобном же положении, то епископ правящий и одновременно старающийся явить в себе «созерцательные» добродетели молчальничества, уединения, особой, свойственной безмолвникам, молитвы, уклонения от врачевания подчиненных словом убеждения, а если нужно, то и обличения — есть явление противоречивое. Ибо обеты монашествующих, содержащие в себе «долг повиновения и ученичества», и архиерейское достоинство, требующее «учительства как начальствования» (Правило 2 Константинопольского Собора, бывшего в храме Премудрости Слова Божьего), «друг другу противятся» (Гал. 5:17), что бы там ни говорили94.

Епископ на кафедре должен служить день и ночь не себе, а миру (в евангельском смысле: Мф. 5:14, Ин. 9:5), он — не «что — то такое, что засажено в губернском городе за двенадцатью стеклами», как выражается ядовито Голубинский95, а великий устроитель душ и даже телес человеческих, православных и язычников, послушливых и беззаконных (1Кор. 9:20 — 22), он должен везде учить — не только в церкви (Мф. 26:55), но и дома (Мк. 2:1 — 2), и на улицах, и на перекрестках (Лк. 13:26), и если всем известная в городе женщина дурного поведения заговорит с ним о спасении, обязан, не стыдясь и не обращая внимания на людские пересуды (Ин. 4:27), беседовать с ней. Христос даже больше позволял делать (Лк. 7:38, 44 — 45, 48 — 50).

Все это не дело монаха как такового — человека, находящегося еще в пути ко спасению, но не противоречит долгу и правам монаха совершенного, уже достигшего бесстрастия и очистившегося от страстей96. (Следовательно, учительство как монашеское служение может иметь идейное и законное основание, хотя и в исключительных случаях.)

Как бы то ни было, но если епископ под каким — либо предлогом (кроме запрещения непосредственного высшего начальства, а не в порядке частной старческой дисциплины) не совершает дел общественного служения — учительства, старчества, исповеди, проповеди, не заботится о бедных, сиротах, вдовах, — он подлежит ответственности по канонам: в лучшем случае, должен быть лишен кафедры97.

Впрочем, разобраться до конца в таком деле мы не в силах, да и не считаем себя вправе. На то есть высшие нас.

И за сказанное просим у Бога и у них прощения.

…Преп. мать Синклитикия, без сомнения, не раз видя одержимых болезнью преждевременного учительства, с истинною любовью сердца и состраданием наставляла своих сестер и