И плывет корабль - Тонино Гуэрра

В другой группе пассажиров бас Зилоев комментирует происходящее, черпая образы из родного русского фольклора:

— Здорово! Он похож на Змея-Горыныча из русских народных сказок. Летающий змей!

Служитель-турок с молитвенно-сложенными руками ищет сочувствия и поддержки у этой группы. Но присутствующий здесь маленький толстенький повар не находит ничего более остроумного, чем предложить:

— А теперь пусть искупают тебя тоже!

Несколько матросов, принимавших участие в операции «носорог», разделись до пояса и моются, направляя струю то на грудь, то на мускулистые руки… под пристальным и взволнованным взглядом Рикотэна…

Бледная дама-продюсер, как всегда, начеку. Подойдя к Рикотэну, она свистящим шепотом говорит:

— На тебя же все смотрят… вставай!

Рикотэн, опомнившись, поднимается с битенга, на котором сидел, но все еще не может оторвать глаз от красавцев матросов.

41. ОТКРЫТОЕ МОРЕ. НОЧЬ

И еще одна ночь опускается на «Глорию Н.», мощно взрезающую носом чернильного цвета море.

42. КАЮТА КУФФАРИ. НОЧЬ

В каюте Куффари оба маэстро Рубетти и монахиня. Певица пригласила их на чай, но главным образом для того, чтобы поговорить о великой Тетуа.

Во время рассказа Рубетти Ильдебранда буквально смотрит ему в рот: так велико ее желание постичь тайну, принесшую бессмертие покойной знаменитости.

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. И вот она от обыкновенного ля переходит все выше, выше, до ми бемоль… потом до ми и наконец берет фа в третьей октаве.

Всем разливают чай еще раз.

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Нет-нет, достаточно.

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Свершилось чудо! Оркестр почти смолк, публика замерла, затаила дыхание… Да я и сам слушал словно зачарованный… Никогда в жизни мне этого не забыть!

КУФФАРИ. Но простите, маэстро, как это возможно? Диапазон почти в три октавы, без всякого усилия… обыкновенному человеку такое не дано!

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. А кто говорит, что Эдмея была обыкновенной женщиной? Сколько народу голову себе ломало, пытаясь понять ее!

КУФФАРИ. Должно быть, она обладала каким-то секретом. Именно это я как раз и хотела узнать, маэстро… Я хотела спросить вас, как родного отца… А я… я могла бы сделать что-нибудь подобное?

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Вот послушайте. Как-то ночью Эдмея поделилась со мной… Она сказала, что во время пения у нее перед глазами появляется морская раковина…

КУФФАРИ. Раковина?

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Да, так она и сказала: «Я вижу морскую раковину… я слежу за ее изгибами — виток за витком…

Ильдебранда жадно впитывает в себя эти слова, она вся внимание, и чувствуется, что ее мучит ревность, даже зависть…

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ…и голос сам поднимается, следуя за ними, без всяких усилий». Понимаете, дорогая моя? Дело было не только в ее легких, диафрагме, голосовых связках… Этот феномен можно назвать катализацией энергии.

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ (за кадром). Что бы там ни говорили, а я знаю одно: Эдмея была не такая, как все, она неповторима. Таких певиц, как она, больше не будет!..

От этих слов на красивом, тонком лице Ильдебранды Куффари становится заметней печать тяжелых душевных переживаний.

Но вот певица остается одна. Она так погружена в свои мрачные мысли, что, когда раздается стук в дверь, откликается едва слышно:

— Да…

Входит ее галантный концертмейстер.

КОНЦЕРТМЕЙСТЕР. Можно? (Закрыв за собой дверь, он приближается к Ильдебранде.) Что это ты так притихла? У тебя лицо сейчас — как у чудесного египетского сфинкса.

Куффари со злостью оборачивается, медленно поднимается с кресла, в упор как-то странно смотрит на концертмейстера и, когда тот добавляет: «Ты восхитительна!», вместо ответа дает незадачливому красавчику звонкую пощечину.

43. ОТКРЫТОЕ МОРЕ. НОЧЬ

Луна на горизонте то поднимается, то опускается над пустынной палубой: бортовая качка.

ГОЛОС ОРЛАНДО. На третью ночь нашего путешествия дела начали принимать неожиданный оборот… Все стало… как-то непонятно…

44. КОРИДОР ПАССАЖИРСКОЙ ПАЛУБЫ «ГЛОРИИ Н.». НОЧЬ

Коридор безлюден и тих.

Дверь одной из кают приоткрывается, и из нее, настороженно оглядываясь, выходит женщина в черной вуали.

Это Руффо Сальтини. Тихонько прикрыв за собой дверь, она делает шаг-другой по коридору, но тут же, вздрогнув, останавливается.

В нескольких метрах от нее с не меньшими предосторожностями выскальзывает в коридор Валеньяни.

Узнав подругу, Валеньяни спрашивает:

— Ну что?

РУФФО САЛЬТИНИ. Тссс! Закрой дверь! Тихо!

Обе певицы удаляются по коридору.

45. БИБЛИОТЕКА «ГЛОРИИ Н.». НОЧЬ

Группа гостей собралась вокруг медиума — секретаря директора «Ла Скала». Утонув в глубоком кресле, он уже впал в транс и издает какие-то хриплые стоны.

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Он весь в испарине, даже блестит от пота.

СЕКРЕТАРЬ-МЕДИУМ (едва слышно). Погаси…

ФУЧИЛЕТТО. Что он говорит?

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Я не понял.

МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. По-моему, ему мешает свет.

С этими словами он поднимается и идет гасить лампу под абажуром; Фучилетто в это время выключает торшер. Дыхание медиума становится хриплым и прерывистым.

В этот момент в библиотеку входят обе певицы.

ФУЧИЛЕТТО (от неожиданности хватается за сердце). Ох, из-за вас у меня молоко в груди перегорело!

РУФФО САЛЬТИНИ. Это все она. Не хотела идти!

ФУЧИЛЕТТО (предостерегающим шепотом). Потише… Он уже в трансе!

ВАЛЕНЬЯНИ. Ему плохо?

ДАМА-ПРОДЮСЕР (поворачиваясь к Валеньяни). Садитесь здесь. (Всем остальным.) Дайте друг другу руки. Маэстро! Дайте руку мадам.

Участники сеанса образуют цепочку.

ФУЧИЛЕТТО. И я тоже?

ДАМА-ПРОДЮСЕР. Да. (Рубетти-второму.) А вы не хотите сесть с нами?

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Спасибо. Предпочитаю не участвовать в этом деле. Если мать Анджела узнает, что я здесь, она целую неделю продержит меня на хлебе и воде.

Все очень осторожны, переговариваются только шепотом.

Медиум издает хриплые стоны, что-то бормочет, его лицо исказила гримаса, со лба стекают струйки пота; узел галстука распустился.

МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. Ну, смелее, задайте ему какой-нибудь вопрос.

Первой отваживается Руффо Сальтини; после некоторых колебаний она спрашивает:

— Эдмея… прости… я всегда хотела у тебя спросить… Какое произведение причиняло тебе больше всего страданий?

Медиум лишь слегка шевелит пальцами на подлокотниках своего глубокого кресла.

РУФФО САЛЬТИНИ (за кадром). Что за глупый вопрос я задала…

Граф ди Бассано ломает руки.

РУФФО САЛЬТИНИ (за кадром). Понимаете, однажды она мне сама сказала… Ой!!!

Все вздрагивают от звука неожиданно выпавшей из шкафа книги.

МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. Что там упало?

ФУЧИЛЕТТО. Я не знаю.

ДАМА-ПРОДЮСЕР. Не разрывайте цепочку, это опасно.

Фучилетто быстро подходит к шкафу и удивленно восклицает:

— Книга! Она открылась!

Подняв книгу, он разглядывает ее, показывает остальным:

— Смотрите-ка… «Джоконда».

На странице книги действительно репродукция знаменитого портрета Леонардо.

Книжка открылась на «Джоконде».

Он подходит к сидящим и показывает:

— Смотрите! «Джоконда».

ДАМА-ПРОДЮСЕР. Просто невероятно! Какой потрясающий медиум!

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Вы правы! Поразительное совпадение!

Руффо Сальтини не может сдержать волнения. Она обращается к медиуму и лепечет едва слышно:

— О-о-о-о… «Джоконда»… Она мне говорила. Именно «Джоконда»!.. Эдмея…

Медиум слегка качает головой, откинутой на бархатную спинку кресла; на его бледном лице блуждает какая-то потусторонняя улыбка.

Граф ди Бассано, охваченный необычайным волнением, вскакивает с места.

— Я больше не могу здесь оставаться! Это жестоко… Не могу! Простите!

Он направляется к двери и выходит.

Руффо Сальтини никак не придет в себя. Фучилетто, стоящий позади нее, спрашивает:

— Можно я тоже задам вопрос?

Ему отвечает сам медиум, отрицательно покачав головой.

ФУЧИЛЕТТО (не в силах сдержаться, на ухо маэстро Альбертини). Не хочет. Она, хитрюга, поняла, что человек, который… так хорошо ее знает, может задать вопросик…

Маэстро подавляет ехидный смешок.

РУФФО САЛЬТИНИ. Тссс!

Теперь медиум поднимает обе руки ладонями к себе и машет кистями — как бы в знак приветствия или прощания.

МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Смотрите, именно таким жестом она выражала свою признательность…

Медиум начинает проявлять признаки мучительного перевоплощения; подергавшись, словно марионетка, он наконец затихает, уронив голову на грудь.

И тут вдруг появляется женская фигура в белом одеянии; лицо ее прикрывает кружевная накидка; впечатление такое, что это действительно призрак Тетуа. Минута всеобщего смятения. Руффо Сальтини, лишаясь чувств, успевает выдохнуть: