Ветер с востока - Александр Михайловский

Тем временем в штабе 18-й армии, расположенном на станции Сиверская, кипела работа и плавились мозги. Поднятые в неурочный срок с мягких постелей немецкие штабные офицеры во главе с командующим 18-й армией генерал-лейтенантом Георгом Линдеманном решали задачу в позе буриданова осла — какой из двух большевистских ударов главный, а какой отвлекающий. С одной стороны, перехват коммуникаций в районе Мги делал вполне реальным прорыв блокады Ленинграда в самые ближайшие дни, но, с другой стороны, на направлении Чудово-Любань количество сил, задействованных большевиками при наступлении, было в разы больше.

Эти колебания как раз и привели к тому, что в тот момент, когда немецкое командование опомнилось и начало стягивать силы для отражения советского прорыва, части 2-й ударной армии уже установили связь с любанской группировкой и перешли к обороне на линии Трегубово, Сенная Кересть, Кривино, разъезд Полянка, Любань и дальше по руслу реки Любань. Выдвинувшаяся следом 59-я армия заняла оборону по реке Тигода. Таким образом, советское командование загнало 61-ю, 269-ю и 254-ю немецкие пехотные дивизии в узкий, шириной всего двадцать километров, лишенный коммуникаций аппендикс, вытянувшийся от Киришей до уже взятой советскими войсками Мги. Все это, при категорическом приказе Гитлера: «Ни шагу назад», создавало командованию 18-й армии дополнительную головную боль. Тем более, что непосредственно у стен Ленинграда в такую же ловушку в Синявинском мешке попали 374-я, 227-я и 223-я пехотные дивизии.

В свою очередь, командование Группы армий «Север» начало скрести по сусекам, пытаясь собрать силы на то, чтобы восстановить положение. Ради этого еще раз была ограблена 16-я армия, а также взяты резервные части и полицейские батальоны из оккупированной немцами Прибалтики.

Но скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Советское командование готовило эту операцию полтора месяца, а вот немцам пришлось мастерить свой ответ на коленке, в условиях крайнего дефицита сил и средств. В результате завязались затяжные, как застарелая зубная боль, оборонительные бои в районах Мги, Любани, Полянки и Трегубова, то есть везде, где немцы имели под рукой коммуникации для переброски резервов. Но все это для немцев было уже безнадежно. В отличие от «прошлого раза» этот вариант Любанской операции был подготовлен куда лучше. Советское командование не ставило перед войсками нереальных задач, а сами войска имели за спиной восстановленную железную дорогу, а не узкие болотистые тропки. Артиллерия при этом не испытывала недостатка в снарядах, а пехота и кавалерия в патронах, продовольствии и фураже. Успевшие окопаться советские войска под истеричные приказы Гитлера «восстановить положение» отбивали почти лишенные бронетехники немецкие атаки, перемалывая и без того скудные резервы Группы армий «Север».

Не растраченные на этот раз на юге советские резервы продолжали все сильнее и сильнее менять стратегический баланс. Назревал коренной перелом в войне. Основные события, ставящие точку в зимней кампании 1941–1942 годов, должны были развернуться чуть попозже и несколько южнее. Для того чтобы узнать о приготовленном для них командованием Красной армии сюрпризе, немцам оставалось подождать всего несколько дней.

«ТАНКИ РЕШАЮТ ВСЕ» — вот что было написано на красном транспаранте, растянутом поперек цеха, отданного судостроительным заводом под производство опытной бронетехники. Прочитав транспарант, Берия покачал головой, и полюбовался на стенгазету, где, кроме статьи о передовиках производства, была заметка «Освобождена Мга! Ура, товарищи!», и, попросив сопровождающих остаться на месте, прошел дальше один в это работающее в три смены царство рабочих, кующих тут оружие победы. В цеху лязгало, свистело, гремело, завод, после остановки строительства линкора «Советская Белоруссия» перешедший на достройку подводных лодок, а с начала войны в основном выпускавший небольшие корабли типа «морской охотник», снова менял направление своей деятельности.

Первый танк, стоявший в углу цеха, показался Лаврентию Павловичу очень похожим на Т-34. Похожим, да не очень. Более короткий, чем у Т-34 корпус, крупная башня, сдвинутая к центру, что позволило перенести люк механика-водителя с лобового листа на крышу корпуса. Покряхтев, генеральный комиссар госбезопасности вскарабкался на броню и заглянул в открытый командирский люк. Точно, это он, средний танк Т-44, который на 75 % должен был быть совместим с уже освоенной промышленностью тридцатьчетверкой, но, в то же время, был лишен ее детских болезней и недостатков.

Так уж сложилась жизнь, что главный советский чекист по совместительству был, пусть и не состоявшимся, но дипломированным инженером. И вот сейчас, когда товарищ Сталин назначил его ответственным за выпуск «новых образцов техники», это инженерное образование очень помогало ему в работе. Самым главным сейчас для Страны Советов было пресечь распустившийся пышным цветом технический авантюризм и идиотизм, направить конструкторскую мысль по единственно верным направлениям. А еще должна была быть унификация, унификация, и еще раз унификация. Сменив модель, танковые заводы должны были не останавливаясь гнать на фронт танки. Возможно, что в этой войне танки действительно решали все. После потерь минувшего лета и осени танков нужно было много, очень много.

Нельзя сказать, что в цеху никто не заметил появления неожиданного гостя. Но кто и что скажет человеку, чей портрет был известен всем и каждому. Просто стоящий у одного из рабочих на подхвате ФЗУ-шник молнией метнулся вглубь цеха, и не успел Лаврентий Павлович спрыгнуть с брони, как, на ходу вытирая руки ветошью, к нему подошел сам хозяин этого железного царства.

— Здравствуйте, Николай Федорович, — запросто поздоровался Берия, и кивнул в сторону танка, с которого только что слез, — это Т-44?

— В принципе да, — ответил Николай Федорович Шашмурин, — только по документам машина проходит как Т-42.

— Погодите, погодите, — заинтересовался Берия, — вроде танк с таким наименованием уже был? Или я ошибаюсь?

— Был, — подтвердил конструктор, — только тот пятибашенный стотонный монстр умер, даже не родившись, и мы сочли возможным позаимствовать его название.

— Очень хорошо, — Берия стал обходить танк по кругу. — Как я понимаю, подвеска торсионная? — генеральный комиссар госбезопасности попинал сапогом гусеницу.

— Да, товарищ Берия, торсионная, — кивнул конструктор, — практически без изменений взятая с серийного танка КВ-1. За счет изменений в трансмиссии и того, что Т-42 в полтора раз легче, чем КВ-1, надежность ходовой части значительно увеличилась.

— Очень хорошо, — Берия задрал голову, — пушка, как я понимаю, 85-миллиметров, но это не зенитка, которая была в задании, или я не узнаю орудия?

— Это танковая и противотанковая пушка Ф-30, спроектированная товарищем Грабиным и прошедшая заводские испытания еще год назад, — ответил танковый конструктор. — За все это время ГРАУ так и не удосужилось провести ни государственных, ни тем более, войсковых испытаний. У товарища Кулика любимое противотанковый калибр — 45-миллиметров, а все остальное имеет «избыточную бронепробиваемость». Даже 57-миллиметровую пушку ЗИС-2 с производства сняли. Наверное, некоторые товарищи хотят, чтобы наши противотанкисты рубили немецкие танки саперными лопатками.

— С товарищем Куликом и прочими его коллегами мы поговорим отдельно, — криво усмехнувшись, сказал Берия. — Но сейчас, товарищ Шашмурин, очень хорошо, что столь нужная нам машина уже изготовлена. Скажите, этот танк готов к испытаниям?

— Да, товарищ Берия, — кивнул конструктор, — готов.

— Очень хорошо, — сверкнул стеклами пенсне Берия. — Со мной прибыли танкисты, так что завтра с утра и приступим. Сначала здесь, потом в Кубинке. Фронт не ждет. И, кстати, что это у вас за транспарант в цеху? Типа, «танки решают все».

— Товарищ Берия, — устало сказал Шашмурин, — люди недоедают, работают по двенадцать часов в день. Они должны быть уверены, что делают очень важное дело. Немцы, скорее всего, сейчас готовят свой ответ на наши КВ и Т-34. Но, когда они увидят это, — он похлопал по броне Т-42, — и наши новые тяжелые танки, то сказать им будет уже нечего.

— С этого момента поподробнее, пожалуйста, — оживился Берия, — у вас, что, и тяжелый танк готов?

— К сожалению, нет, — вздохнул конструктор, — тяжелый танк под условным названием «ИС» под танковое орудие 107-мм ЗИС-6 товарища Грабина полностью готов у нас пока только в чертежах. По расчетам машина выходит массой между сорока пятью и пятьюдесятью тоннами, и поэтому до получения форсированного танкового дизеля в семьсот пятьдесят-восемьсот лошадиных сил мы занимаемся этим проектом, так сказать, по остаточному принципу. Для этого проекта главное — мощный двигатель и надежная, устойчивая трансмиссия. В противном случае это будет не танк, а ползающая по полю боя со скоростью черепахи мишень для вражеских орудий. Для этой машины пока отрабатываются отдельные технические решения, вроде монолитной отливки башни и лобовой части корпуса, которые мы планируем применить и при дальнейшей модернизации Т-42. Но, кроме танков, у нас готовы и другие боевые машины, о которых так просили товарищи из тяжелой механизированной бригады генерал-майора Бережного…