Молчание ягнят - Томас Харрис

— Доктор Лектер! — Она слышала собственное дыхание, дыхание из других камер по всему коридору, — и никаких звуков из пустой клетки Миггса. Она почти физически ощущала ее страшную пустоту.

Кларис знала, что Лектер наблюдает за ней из темноты. Прошло несколько минут. После борьбы с дверью ячейки Распейла у Старлинг ныла спина и просто отваливались руки. Одежда была еще мокрой от дождя и пота. Она подстелила куртку и села на пол в полуметре от решетки, подобрав под себя ноги и откинув назад влажные, перепачканные волосы.

За ее спиной на телеэкране размахивал руками какой-то проповедник.

— Доктор Лектер, мы оба знаем, что к чему. Они считают, что со мной вы не откажетесь говорить.

Молчание. Где-то в конце коридора какой-то сумасшедший начал насвистывать веселую мелодию. Через пять минут она заговорила снова:

— Знаете, в прошлый раз, когда я приходила сюда, то чувствовала себя очень странно. Когда-нибудь я хотела бы поговорить с вами об этом.

Из камеры Лектера вдруг выехал поднос, заставив Кларис подпрыгнуть от неожиданности. На подносе лежало чистое, аккуратно сложенное полотенце. Она не слышала, как он положил его туда.

— Спасибо, — пробормотала Кларис, и взяв полотенце, вытерла мокрые волосы.

— Почему вы не спрашиваете меня о Буйволе-Билле? — Голос звучал совсем близко, примерно на ее уровне. По всей вероятности, Лектер тоже сидел на полу.

— А вы что-то знаете о нем?

— Знал бы, если бы посмотрел дело.

— У меня его нет, — покачала головой Кларис.

— У вас не будет и этого, когда они используют вас до конца.

— Понимаю.

— Вы могли бы достать дело Буйвола-Билла? Отчеты, фотографии? Я хочу посмотреть.

— Может, теперь вы расскажете мне об этом человеке в «паккарде»?

— Вы что, нашли там целого человека? Странно. Я лично видел только голову. Откуда же взялось все остальное, как вы думаете?

— Ну, хорошо. Так чья это голова?

— А что вы сами можете сказать?

— Проведена только предварительная экспертиза. Белый мужчина, примерно двадцати семи лет, зубы лечил в Европе и в Америке. Кто это был?

— Любовник Распейла. Нашего флейтиста-гомосексуалиста.

— Каковы же обстоятельства его… Как он умер?

— Решили перефразировать вопрос, курсант Старлинг?

— Нет, я…

— Можете не тратить зря время. Скажу вам сразу: я его не убивал. Это сделал сам Распейл. Знаете, ему нравились моряки. Этот был как раз из них. Скандинав, по имени Клаус или что-то в этом роде. Распейл никогда не называл мне его фамилии.

Голос Лектера теперь звучал откуда-то снизу. Должно быть, он лег на пол, подумала Кларис.

— Клаус списался со шведского судна в Сан-Диего. Распейл в то лето как раз преподавал там в консерватории. Увидел парня и тут же почувствовал себя рядом с ним неустрашимым древнескандинавским витязем. Швед посмотрел на такие дела, да и сбежал с судна. Они купили какой-то ужасного вида трейлер и гарцевали по лесам в неглиже. А потом Распейл рассказал, что парнишка оказался неверным и он задушил его.

— Распейл сам вам это рассказал?

— Да, на конфиденциальных сеансах психотерапии. Но я думаю, он наврал. Вечно любил все приукрашивать. Хотел казаться страшным и романтичным. Скорее всего, швед просто задохнулся во время какой-нибудь банальной половой экзальтации. Распейл был слишком хилым и слабым, чтобы задушить его.

— Понимаю.

— Голубая мечта Распейла о счастье растаяла, как дым. Он положил голову Клауса в лабораторный сосуд со спиртом и вернулся на восток.

— А что он сделал с телом?

— Закопал где-то в горах.

— Он показывал вам эту голову в машине?

— Да, после нескольких терапевтических сеансов он так расчувствовался, что уже мог рассказывать мне все, что угодно. Он часто приходил к Клаусу, садился рядом с ним в машину и показывал ему «валентинки».

— А потом и сам Распейл… умер. Почему?

— Честно говоря, я жутко устал от его постоянного хныканья. Это лучшее, что можно было для него сделать, поверьте. Терапия не давала никаких результатов. Я думаю, у большинства психотерапевтов есть парочка-другая пациентов, которых бы они с радостью отослали ко мне. Я ни с кем еще не разговаривал на эту тему, да и скучно все это.

— А потом этот ваш обед для руководителей оркестра.

— Разве вы никогда не встречали людей, у которых просто нет времени бегать по магазинам за продуктами? Вот и приходится обходиться тем, что оказалось под рукой, Кларис. Вы разрешите называть вас Кларис?

— Конечно. А я буду называть вас…

— Только доктор Лектер. Это более всего соответствует вашему возрасту и моему положению.

— Хорошо.

— А что вы чувствовали, когда попали в эту ячейку? — вдруг спросил он.

— Омерзение.

— Из-за чего?

— Из-за мышей и пауков.

— Вы применяете какое-то средство, чтобы совладать с нервами?

— Нет, ничего из всего, что я знаю, не действует. Только желание как можно лучше и быстрее выполнить свою работу.

— А у вас не возникает никаких вольных или невольных воспоминаний при виде таких картин?

— Не знаю. Я об этом как-то не задумывалась.

— Ну, может, какие-нибудь яркие сцены из прошлого?

— Нужно будет обратить внимание.

— А что вы почувствовали, когда услышали о моем старом приятеле, бедняге-Миггсе? Вы ничего не спрашиваете у меня об этом.

— Как раз собиралась.

— Вы обрадовались, когда услышали о нем?

— Нет.

— Опечалились? Огорчились? Расстроились?

— Нет. Вы действительно уговорили его это сделать?

Доктор Лектер тихо засмеялся.

— Вы спрашиваете меня, курсант Старлинг, склонил ли я мистера Миггса к самоубийству? Не будьте наивной. В том, что он проглотил свой слишком длинный язык, есть определенная, довольно милая симметрия, вы не согласны со мной?

— Нет.

— Это ложь, Старлинг. Первая ложь, которую я слышу от вас. Печальный инцидент, как сказал бы Трумэн.

— Президент Трумэн?

— Не обращайте внимания. Как вы думаете, почему я помог вам?

— Не знаю.

— Джек Кроуфорд симпатизирует вам, не правда ли?

— Не знаю.

— И это тоже, скорее всего, неправда. А вам самой нравится, что он симпатизирует вам? Скажите, вы ведь очень хотите сделать ему приятно и всегда очень беспокоитесь по этому поводу? Вы же беспокоитесь о том, чтобы сделать ему приятно?

— Все хотят нравиться, доктор Лектер.

— Нет, не все. А как вы думаете, Джек Кроуфорд испытывает к вам сексуальные чувства? Он сейчас очень расстроен. Как вы думаете, он представляет себе… сценарии, картины того… как трахает вас?

— Этот вопрос меня не интересует, доктор Лектер, и спрашивать такие вещи больше подошло бы Миггсу, чем вам.

— Он уже ничего не сможет спросить.

— Так это вы предложили ему проглотить язык?

— Я слишком часто улавливаю в ваших вопросах повелительные нотки. С такими интонациями вы должны еще направить на меня настольную лампу. Кроуфорд явно симпатизирует вам и считает вас достаточно умной и компетентной. Наверняка все это не просто случайное стечение обстоятельств, Кларис — вам помогали и Кроуфорд, и я. Вы говорите, что не знаете, почему Кроуфорд помогает вам. А почему помог я, знаете?

— Нет. Скажите мне.

— Думаете, потому, что мне нравится смотреть на вас и представлять, как я вас ем и какой вы окажетесь на вкус?

— Нет?

— Нет. Я хочу получить кое-что от Кроуфорда и буду торговаться с ним. Но сам он сюда не придет. Он не попросит у меня помощи. Даже в деле с Буйволом-Биллом. Даже прекрасно понимая, что это будет стоить жизни еще нескольким молодым женщинам.

— Я не могу поверить в это, доктор Лектер.

— Мне нужна очень простая вещь, и он в состоянии дать мне ее. — Лектер медленно повернул ручку реостата. В камере зажегся тусклый свет. Книги исчезли. Унитаз тоже исчез. Чилтон очистил клетку, чтобы наказать Лектера за Миггса. — Кларис, я сижу здесь вот уже восемь лет. Я знаю, что меня ни за что не выпустят отсюда до конца моих дней. Но мне нужно хоть немного видеть внешний мир. Хотя бы окно, чтобы я мог смотреть на какое-нибудь дерево или пусть даже на воду.

— Разве ваш адвокат не добивался…

— Чилтон поставил в коридор телевизор и включил на религиозный канал. Как только вы уйдете, санитар снова включит звук и мой адвокат будет бессилен что-либо сделать. Суд относится ко мне не очень-то благосклонно.

Я хочу, чтобы меня перевели в какое-нибудь федеральное заведение, вернули книги и разрешили смотреть в окно. Я заплачу за это хорошую цену. И Кроуфорд вполне может все организовать. Попросите его.

— Я могу только передать ему ваши слова.

— Он их просто проигнорирует. А Буйвол-Билл будет продолжать гулять на свободе и делать свои дела. Подождите, пока он сдерет шкуру еще с кого-нибудь, посмотрим, что вы тогда запоете… Знаете, даже не заглядывая в дело Буйвола-Билла, я скажу вам одну вещь, и через многие годы, когда его, наконец, поймают, если его вообще когда-нибудь поймают, вы увидите, что я был прав, увидите, что я мог вам помочь. И спасти многие жизни. Так вот, вы слушаете меня, Кларис?