Клетка для соловья (СИ) - Соболянская Елизавета

– Семья Зульфии не виновата. Они отдавали долг. Я… слажал. Ты предупреждал о Каменском, но я решил, что в школу он не полезет. Он и не полез. Сам. Связать диаспору и его щенка будет трудно.

– С этим я разберусь, – отмахнулся Финн, – подробнее, что с девочкой?

Горецкий вздохнул:

– Синяк на лице. Глаз цел, легкий сотряс. Трещина на три ребра, плюс гематома. Тут все похуже, потому что сразу ничего не сделали, но через некоторое время наложили давящую повязку. Синяк воспалился… В общем немного разрезали, гной слили, рану почистили. Сейчас льют антибиотики с глюкозой и всякое для нервов. За этим Соня следит. Она и в палате сидит. Девочку хотели совсем положить денька на три-четыре, но она уперлась, мол бабуля потеряет, так что прописали дневной стационар. Будет приезжать каждый день на лечение, а дома лежать в полумраке и пить бульон.

Тон у Тохи был правильный – не легкомысленный, не нарочитый, а такой в меру усталый и виноватый. Значит все действительно так, как говорит. Ну и Софья. Молодец! Марк когда-то поглядывал на сестренку друга, но сначала девушка была погружена в учебу, потом взялась за карьеру, взламывая препятствия на пути, а затем нашла себе Иккона, и превратилась из симпатичной мордашки в важную единицу управления фирмой «Финиш». А теперь еще и Секлетинье помогает. Надо будет поощрить.

Тема поощрения притянула мысли о наказании. Финн взялся за телефон. Соловей понял, встал и отошел в сторону, разглядывать симпатичную клумбу из каких-то мелких цветочков.

– Пал Палыч, дня доброго. Слышал, что младший Каменский учудил? Дочка моя в больнице лежит с сотрясом и трещиной в ребрах. Силы мальчик подкопил, а ума не нажил. Может ему рано в универ пока? Пусть родине послужит? Кулаки пообтешет…

Собеседник помолчал, видимо проверяя информацию по своим каналам, потом крякнул:

– Марк, парень вроде не дурак, экзамены сдаст…

– Тут я прослежу, – обманчиво мягким голосом заверил собеседника Трунов, – главное повесточку вовремя пришлите, и на комиссии ему соскочить не дайте. А в универ его даже дворником не возьмут!

– Ну это мы без проблем, – с легкими нотками облегчения в голосе выдохнул военком.

– Вот и отлично! – обрадовался Финн, – я пока у дочери в больничке сижу, но как посвободнее станет, приглашу вас с Марьяной на шашлычок, познакомлю с наследницей.

Поболтав еще минуту, Марк отключился и набрал другой номер:

– Киря, привет! Знаю, что не вовремя, но найди для меня пару минут. У меня тут мальчик один нехороший дочку обидел…

Телефонные разговоры заняли почти час. Соловей за это время успел заглянуть в холл медцентра, притащил себе и шефу по бутылочке холодной воды, и заодно предупредил Соню о приезде Финна. Просто, на всякий случай. Мало ли, что им девочкам там надо приготовить для встречи отца и дочери? Того, что через десять минут один из охранников как ошпаренный вылетел из медцентра и куда-то умчался Марк не заметил, а вот Тоха мысленно погладил себя по голове.

Парнишка вернулся через полчаса, с пакетом. Горецкий прикинул и спросил Финна:

– Пиццу заказать? Или посолиднее чего?

– Нафиг, – отмахнулся Трунов, – не пацан, потерплю до дома. Моисеевна там уже с утра шуршит.

Соловей одобрительно кивнул. Домработница у Марка была замечательная, а уж готовила… А история ее появления в роскошном особняке Финна знал, пожалуй, только Антон. Трунов ведь из города уехал после смерти жены не просто так. Он поступил в столичный ВУЗ, на бюджет. Но в столице мало быть умным и пробивным. Надо было где-то жить и что-то есть. И учится. К счастью, общагу ему дали. И даже стипендию. А все остальное изволь сам.

Фиру Моисеевну в Москву занесло давно, а на должность коменданта общежития она попала почти случайно. Старое знакомство помогло. Ее единственный сын, Фима, проиграл родительскую квартиру, и сбежал, оставив немолодую уже женщину разбираться с кредиторами. Из собственной отдельной квартиры, да в комнатушку старого здания, набитого парнями всех возрастов и видов, это конечно было сложно. Но неохватная дама с характерным южным говором справилась. Чем уж ей приглянулся Марк Трунов никто не понял, но этого тощего и мрачного парнишку она учила готовить простейшие экономные блюда, вроде макарон с чесночными крошками, а после подкармливала уже со своего стола, когда он слег с простудой, и остался без стипендии на полгода.

Получив диплом, Марк с первой же зарплаты привез Фире Моисеевне букет цветов и пару килограмм парной телятины.

– Из вас юноша, обязательно будет толк, – сказал ему тогда ухажер роскошной женщины.

А еще через семь лет Трунов узнал, что Фиру нашел ее сын-игрок. И обобрал до нитки. Да ладно бы, он обокрал собственную мать – она бы поплакала и простила, но окончательно потерявший человеческий облик тип, вынес технику из комнат студентов. И Фиру Моисеевну уволили с требованием выплатить пострадавшим материальный ущерб. Спасибо, что не посадили.

Марк не размышлял. Приехал, забрал похудевшую, посеревшую от невзгод женщину, оплатил пропавшие телефоны и ноутбуки, а потом попросил кое-кого отыскать «бедного Фиму» и… отвезти в Сибирь. В далекий, оторванный от цивилизации поселок. Насколько Антон знал, седой уже мужик до сих пор жил в том поселке, не помышляя о возвращении в «цивилизацию», а Фира Моисеевна следила за порядком в доме Марка, кормила его потрясающим «гефилтер фиш», и никогда-никогда не вспоминала о той истории.

Закончив телефонные переговоры, Финн встал, прошелся вдоль скамьи, разминая ноги, и несколько нервно взглянул на окна:

– Что-то долго они там! Все ли нормально?

– Все хорошо! Соня спокойна, значит проблем нет, – постарался утешить друга Горецкий.

– И все же… – Марк не договорил.

Дверь медцентра распахнулась, ее придержал знакомый охранник, и на крыльце появилась Клеточка. Софья вышла следом, держась рядом, чтобы поймать, если что. Соловей моментально оценил внешний вид девочки. Сюда то он ее привез в том странном балахоне и в пледе. Просто не решились девушку с температурой и непонятными ранами вести в душ.

В медцентре раны обработали и заклеили, помогли помыться в специальном душе со стульчиком для тех, кто не мог стоять на ногах сам. Ну а Софья уже позаботилась об одежде. Теперь бледная, но аккуратно одетая в бежевое платье и балетки Секлетинья выглядела, как принцесса из фильма. Длинные волосы были чуть зачесаны на бок – чтобы прикрывать синяк на щеке, свободный крой платья прятал повязку на ребрах, а туфельки без каблуков не давали оступиться.

Соловей потихоньку показал сестре большой палец – умница! Та потихоньку подмигнула в ответ. Марк же сглотнул и… вытер внезапно набежавшую слезу:

– Как же ты похожа на маму! – только и сказал он, в один миг растеряв свою грозность.

Одна фраза сломала лед, Клеточка тоже зашмыгала носом, и Соня, видя все это заторопила:

– Давайте-ка в машину! Девочке лучше сесть и вообще не перегреваться. Марк Аркадьевич, вы сейчас к себе? Секлетинья с вами, или к бабушке?

Финн нахмурился было, желая послать подальше всех родственников и знакомых, но Клеточка схватила его за руку и сказала:

– Папа, бабушка, наверное, волнуется…

И это короткое слово сломило возмущение Марка.

– Софья, мы с дочерью ко мне, – решил он. – Я позвоню, тещу через часок привезут. Если хочешь, приезжай с Икконом вечером, посидим.

– Вечером приеду, – сразу решила сестра Горецкого, – а пока к Маргарите Александровне съезжу. Для Клеточки надо будет одежду собрать. В платье болеть неудобно.

Мужчины переглянулись, вздохнули, признавая поражение, и сели в машину. Софья проверила, как пристегнула Клеточка, подсунула ей под голову подушку и строго сказала водителю:

– Василий, медленно и плавно, если не хочешь салон чистить!

Парень только благодарно угукнул:

– Да все я понял, Софья Ильинична!

– Давай, осторожнее! Ну все, Клеточка, пока-пока, до вечера! Бабулю постараюсь пораньше привезти. Что тебе особенно надо?