Нежизнеспособный - Yuri Lepichuri

Но как прозвенел звонок о готовности, парень выпал из мыслей, подорвался с места и сложил тарелки на свой поднос. Жизнь снова выставила его на страдание и пришлось иди к даме в синем.

– Прошу, извините за ожидание – он поставил еду на стол и откупорив бутылку вина налил его в бокал.

– Исчезни, мелочь – кинула женщина с тем же что прежде недовольным выражением лица.

После ухода дама не оставила никаких чаевых, ещё и потребовала скидку за долгое ожидание. На шум пришёл и директор и, вежливо попросив прощения лично, полностью оплатил её счёт. Но и слова укорительного работнику не сказал. Он знал, что этот скромный юноша не мог намеренно быть непредусмотрительным и всегда исполнял предписания для служащих. Ни кем Ярослав так сильно не гордился в заведении как Киреем: всегда учтивый и вежливый, парень не давал гостям и повода для колкости, и он единственный, кто мог вытерпеть агрессивных людей, полностью следуя уставу. Хоть из-за этого и получал сильный стресс.

– Простите, директор – раздался тихий голос работника – это моя вина, я должен был заплатить за неё, но у меня нет такой суммы пока, удержите это из моей зарплаты, пожалуйста.

– Мальчик мой, не бери в голову, я не думаю, что дело в тебе, и даже не в ней. Может это был просто плохой день, мы же не знаем, что она несёт в своём сердце. Я хочу верить, что она сама сейчас испытывает стыд за то, что вспылила, а даже если не так, то это уже не наши заботы.

Я пойду, мне ещё надо на встречу по поводу аренды помещения, откроем вторую точку – сможешь работать ближе к дому – подмигнув, он протянул кулак, и Кирей ответил на жест, всё ещё каря себя за сегодняшний случай. Ему было ужасно неприятно доставлять неудобства другим.

Несколькими часами позднее, вернувшись домой, молодой человек устало захлопнул за собой входную дверь.

– Ний, утешь меня. Я хочу в объятия, можно?

– Конечно, что за вопрос, погоди я только краски смою.

Подойдя через минуту, художник стиснул друга и простояли они в таком положении порядком много, что бы ноги успели затечь. Кирей утыкался лицом в плечо друга, сейчас был тот редкий момент, когда все мысли уходили, оставляя разум в состоянии транса. Время словно останавливалось, а воздух застывал стеклом не позволяя шевельнуться. Спокойствие было таким соблазнительным, будь жизнь океаном, то место подле этого седовласого юноши стало бы штильным утром. Будь жизнь земной поверхностью, он бы был равниной, что веками не трогали потрясения, а ежели космосом, то он – пустота Волопаса загадочная, пустая и спокойная, сколько только может позволить видимая вселенная. Наконец, отпрянув друг от друга, они молчали. Ний заметил, как уныло выглядел лучший друг и не мог не поинтересоваться, утянув того в комнату и взявшись вновь за кисть:

– Тебя обидели на работе? Злишься?

– Да и да. Встретил одного клиента, не то что бы я совсем не виноват, я просто мог бы не допустить того, что случилось, мне жаль, я стал причиной её ужасного самочувствия – бормотал тёмненький юноша, расположившись рядом с мольбертом на полу и оглядывая творение живописца.

– Дело же не в этом – нежным бесцветным голосом отозвался Ний. Он читал товарища, как почву для своих картин.

– Дело в этом, мне правда жаль, что женщина разозлилась, но кроме того директор, наверное, счёл меня грубым. Не хочу, чтобы он думал, якобы я плохой работник, я стараюсь изо всех сил.

– Он же любит тебя, как работника? Так в чём дело?

– Я не хочу разочаровать. Ему пришлось заплатить за ту женщину. Ярославу трудно держаться на плаву и вести бизнес по правилам, сам знаешь в нашей стране платить налоги и вести бизнес почти не совместимо. А теперь у него возможно станет на пару клиентов меньше, или же…

– Ты так любишь собирать ересь, да ты виноват, но просто на просто не давай впредь осечек. Вот – Ний вручил в руки другу кисть – возьми и нарисуй что-нибудь на моей картине.

Работа парня была на половине пути к завершению. Он писал портрет белокурой девушки, примечательно было то, что её зачёсанные назад пряди волос оголяли отсутствие ушей. Эти органы были на бледных розоватых ладонях и леди словно прятала их сомкнув руки перед собой. Лазурная мирная даль позади, видимо, была водной гладью, отражающей облака и серые крыши каких-то домов. Кирей уже давно привык к странным, мотивам творчества своего друга и сюрпризом новое творение не стало. Нечто заставило его помедлить с реакцией и вглядеться в черты лица, такие же, как те, что смутно мерещились в его голове. Леди, смотревшая с холста, была подобно миражу из его сна, но кто она такая разобрать не получалось.

– Зачем?

– Бери… мм… – он выдавил на старую, потасканную палитру два оттенка: лесной зелёный и цвет синей Элис, а получившийся же при смешении если прислушаться походил на слабый дождь искупления, а в глазах мерещился совершенно не подходящим всей гамме, что уже использовалась Нием прежде. Цвет был потусторонним для всего изображённого прежде, но юноша предпочёл именно его.

– Бери этот и помоги мне закончить.

Он встал с места уступая его другу, сам же пересел за клавиши, подключил устройство к розетке, переключился на режим фортепьяно и опустил руки, задрав голову к потолку. Он выжал пару мгновений первый аккорд, а дальше начал плыть руками по инструменту уверенно и трепетно, подобно тому, как молодой хирург начинает ответственную операцию или как влюблённый юноша касается руки своей возлюбленной. Сначала мелодия была плавной и, если закрыть глаза на ум приходил образ безмерно длинных в метр шириной лент хлопкового полотна, что свободно в небе изгибаются и колышутся на тёплом ветру. Музыка – светлая, как рассвет и чистая как снег.

Кирей мало что понимал в живописи, но товарищ не шутил, он был готов доверить несколько дней своего труда в чужие руки. Он правда предоставил картину в руки страдальца. Брюнет начал подрисовывать маленькие капли на лице вокруг глаз и в них, так что через пару мгновений у героини творения невозможно было разглядеть и зрачков, кажется, по началу он думал, что так лицо девушки будет живее, якобы она только что плакала, но, не сдержав чувств, он залил ей глаза полностью,