Смерть стоит за дверью - Билл Флойд

Я нашла Хейдена в спальне. Он лежал на неразобранной кровати, уткнувшись лицом в подушку, и горько плакал. Шторы на окнах были задернуты, и комнату освещала только экранная заставка на компьютере в виде мерцающего мягким синим светом геометрического рисунка.

— Послушай, малыш, — начала я, присаживаясь на край кровати и гладя сына по голове.

— Так, значит, это правда?! — выкрикнул Хейден, не отнимая подушки от лица. — Отец жив, и он никакой не грабитель. Неужели все, что болтают про папу в школе, — правда?!

Пути к отступлению не было.

— Да, — выдохнула я.

Он повернулся ко мне лицом, которое вдруг стало совсем взрослым. Такие внезапные метаморфозы всегда приводят родителей в замешательство, но с Хейденом дело обстояло гораздо хуже, потому что у него было лицо повзрослевшего раньше времени человека, которого предали самые близкие люди. И я вдруг подумала, что в подобной ситуации на лицах взрослых появляется беззащитное выражение, как у маленьких детей. Приходилось из последних сил сдерживать горячие слезы, готовые хлынуть из глаз, а взгляд сына стал неумолимо безжалостным.

— Ты сказала, что папа умер. Как можно так врать? — выдавил наконец Хейден. — Сама говорила, что врать нельзя.

— Прости меня, милый. — Я крепко прижала к себе сына, и на сей раз он не сопротивлялся, но его руки бессильно повисли, словно плети. Господи, когда же перестанут рвать на части мое сердце?! Неужели, даже сидя за решеткой, Рэнди не оставит нас в покое? — Я не знала, как тебе сказать.

— Значит, папа убивал людей просто так, ни за что? — Хейден резко оттолкнул меня. — Без всяких причин?

— Для этого не надо никаких причин, — торопливо начала я. — Послушай, Хейден, то, что я скажу, очень важно. Твой отец — тяжелобольной человек. Помнишь, как ты болел ветрянкой в детском саду? Тебе ведь было очень плохо.

Сын с серьезным видом кивнул головой.

— А у твоего папы другая болезнь. У него больной рассудок. Когда мы с ним познакомились, я этого не поняла, потому что он притворялся здоровым. Людям с психическими заболеваниями и душевными расстройствами легче скрыть свой недуг от окружающих. Ведь у них на теле нет ни ран, ни болячек. Твой папа притворился, что ничем не отличается от нормальных людей, но это не так. Прошло несколько лет, прежде чем я узнала правду, но к тому времени у меня уже родился ты, и я не могла исправить то, что натворил твой отец. Но как только я поняла, в чем дело, то сразу позвонила в полицию, чтобы он больше никого не смог убить.

В голове эхом отзывался беспомощный лепет, когда я оправдывалась перед Чарльзом Притчетом. Нет, я не виновата. Я жила бок о бок с сумасшедшим, но откуда мне было знать, что он такое чудовище?! Разве можно от меня этого требовать?! Нет, это слишком…

Сейчас я говорю с сыном и вдруг начинаю понимать, что в этот страшный момент есть только один выход — рассказать ему всю правду.

— Я его боялась, сынок. Мне было страшно, что если я задумаюсь о болезни твоего папы и о том, что он сотворил с теми несчастными людьми, то потеряю тебя и все, что удалось создать с таким трудом… А потом, когда ты стал спрашивать об отце, я боялась, что он сможет причинить тебе зло, если у него появится такая возможность, ведь он очень болен. Вот я и решила, что для всех лучше считать его мертвым.

Хейден отодвинулся — на его лице застыло выражение обманутого доверия, — но плакать перестал. Мальчик внимательно слушал, стараясь уяснить для себя абстрактные понятия «душевного расстройства» и «личной ответственности». Не часто приходится вести беседы на подобные темы с семилетним ребенком. Вдруг до меня дошло, что сын впервые поймал меня на лжи и уже никогда не сможет смотреть на свою мать прежними глазами. Я хорошо помню, как сама в первый раз обнаружила обман родителей. От этого воспоминания губы предательски задрожали, но я, сделав глубокий вздох, взяла себя в руки и продолжила объяснение с сыном.

— Послушай, дорогой, помнишь, как в прошлом году, когда ты учился в первом классе, какой-то противный мальчишка украл твой бейсбольный мяч? Когда учительница стала спрашивать, кто это сделал, он не признался, но она в конце концов нашла мяч у мальчишки в рюкзаке.

— Его звали Брайан Картер. — Сынишка смотрел не по-детски серьезным испытующим взглядом, словно желая убедиться, что мои слова можно подтвердить достоверными фактами.

— Правильно, Брайан. Ты помнишь, как я сказала, что воровать — это плохо, но еще хуже — не признаться в этом? Ведь если бы Брайан признал вину, учительница, возможно, и не стала бы его наказывать.

Хейден согласно кивнул.

— Так вот… Я убедила себя, что если скрою правду об отце, то тебе будет не так больно. Кому приятно узнать такие страшные вещи о своих родителях? Я ненавижу твоего отца за то, что он с нами сделал, и моя ненависть умрет только вместе с ним. Вот это и есть правда. — Хейден открыл рот от удивления, он знал, что слово «ненавидеть» — очень плохое. Тогда я изменила тактику. — Мне просто хотелось уберечь тебя от переживаний, но ты сам видишь, что правда все равно выходит наружу, как и в случае с Брайаном, который украл у тебя бейсбольный мяч. И так бывает всегда, вот почему в любом случае лучше сразу сказать правду, какой бы страшной она ни была. Знаю, что поступила неправильно и обманула твое доверие. Прости меня, я совершила ужасную ошибку, но обещаю, что больше такое не повторится.

Во взгляде Хейдена мелькнуло лукавое недоверие, как будто он в этот момент что-то тщательно взвешивал, но оно быстро сменилось растерянностью и обидой. Теперь глаза сына говорили: «Она всю жизнь мне лгала, как же можно ей после этого верить? Что еще она успела наврать?». Я отдавала себе отчет, что навсегда потеряла доверие Хейдена.

Оценивающий взгляд и молчание сына становились зловещими, и я сделала отчаянную попытку «сохранить лицо», прекрасно понимая, что, возможно, малыш больше никогда мне не поверит.

— Послушай, я тебя раньше часто обманывала?

— Теперь я и сам не знаю.

— Что ж, упрек справедливый. Но вспомни, как прошлым летом я тебе сказала, что мистер Донахью нарушает закон, поливая свой двор во время засухи? А ты мне не поверил и ответил, что он очень славный старик и нечего жалеть воду. А потом приехала полиция, и мистер Донахью стал с ними спорить, а они зачитали ему выдержку из законодательства.

— Ага, помню.

— А еще вспомни, как я сказала, что тот парень из фильма «Эй, Саймон!» вовсе не заблудился в лесу и что это просто актер, который работает на телевидении. А потом он пришел в торговый центр и стал раздавать автографы, и тебе тоже подписал открытку. Ведь я тогда сказала правду, верно?

— Да, я все понимаю, мама. Но ведь это совсем другое.

— Ты прав.

— В школе Эштон говорит, что если мой папа преступник, то и я стану таким же, когда вырасту, потому что это передается на генетическом уровне.

Услышав столь пикантную подробность, я с трудом подавила вспышку гнева и про себя решила при первой возможности поговорить с матерью Эштона Хейла, если, конечно, она снизойдет до беседы со мной.

— Думаю, Эштон имел в виду совсем не то, что ты подумал. Я и раньше просила тебя не слушать болтовню этого мальчишки. Он, как всегда, говорит глупости. На генетическом уровне детям от родителей передаются лишь физические особенности. Многие дети, имеющие одного или даже обоих скверных родителей, вырастают замечательными людьми. А случается, что у прекрасных родителей никуда не годные дети. Генетика утверждает, что дети могут унаследовать от родителей цвет глаз или волос или такой же рост, но нигде не говорится, что они унаследуют и манеру поведения. Это всегда зависит только от тебя самого.

Я вдруг вспомнила, как мама старалась скрыть измены отца, обманывая себя и меня.

— Я на него похож? — спросил в упор Хейден.

Вопрос сына привел меня в замешательство, потому что его сходство с Рэнди было налицо. От меня он унаследовал красивые каштановые волосы и пухлые щеки, которые с возрастом могут исчезнуть, а в остальном Хейден представлял собой точную копию отца. Тот же резко очерченный подбородок и темно-карие, почти черные, глаза, та же кожа с оливковым отливом и хищная белозубая улыбка, которая только пугала, когда Рэнди пытался меня успокоить. Та же манера вздергивать голову, когда он чего-то не понимал.

— Не очень, — ответила я.

— У тебя есть его фотографии?

— Я их все выбросила. А теперь послушай меня. Твой отец совершал ужасные поступки, хуже не придумаешь. Он лгал мне и другим людям, но в результате его задержала полиция и отправила в тюрьму, где он просидит всю оставшуюся жизнь. Он никогда оттуда не выйдет. — Я хотела рассказать сыну о казни, но вовремя одумалась. Для одного дня он и так узнал слишком много. Нужно было закончить разговор, и я уже знала, что скажу в следующий момент, несмотря на поднимавшийся в душе протест. Глядя в ясные глаза сына, я видела перед собой Рэнди и как будто разговаривала с ним, обличая преступного отца в лице ни в чем не повинного маленького сына. — Думаю, именно это он и заслужил. Другие люди тоже так считают.