Звезда флибустьера - Патриция Поттер

— За лошадьми? Но он всю жизнь провел на море.

— Да, лошади и Айви относятся друг к другу неодобрительно, однако он, хотя и неохотно, следует моим указаниям.

Джон Патрик не стал распространяться насчет того, как далеко в своей ворчливости может зайти Айви, не любящий, чтобы ему давали указания. Вместо этого он окинул брата критическим взглядом.

— По-видимому, ты преуспеваешь, — сказал он таким тоном, что его слова прозвучали как оскорбление.

Ноэль сделал вид, что не обращает на это внимания.

— Как себя чувствуешь?

— Как только может себя чувствовать человек, продырявленный английскими пулями и находящийся на поправке в английском доме. Когда я смогу уехать?

— И вернуться к войне против тех, кто помогает тебе сейчас?

— Ах, как ты забеспокоился! — язвительно заметил Джон Патрик.

Ноэль ничего не ответил и стал осматривать раны брата.

— Попрошу Аннетту приготовить свежие бинты. Надо будет почистить рану.

— Аннетту? — И Джон Патрик вздернул бровь. — Ты, должно быть, влюблен?

Ноэль подозрительно взглянул на Джона Патрика.

— Нет, она мне просто друг. Я очень уважаю ее отца, а почему ты спрашиваешь?

Джон Патрик пожал плечами, никак не дав понять, что это движение доставило ему боль.

— Да, она вполне хорошенькая на вид, а если еще и оденется понаряднее…

Ноэль прищурился.

— А ты что, видишься с ней?

— Да, она только что приходила. Принесла мне бульон.

Джон Патрик очень внимательно следил за тем, как поведет себя брат, хотя ответ знал заранее. Он отлично помнил, что брат женился на Фелисити только после того, как Кэти вышла замуж за другого. Кэти владела сердцем Ноэля. А все же бес противоречия заставил его задать вопрос, и ответ Джону Патрику был приятен. Он и сам не совсем понимал почему.

Ноэль тихонько выругался, чем весьма удивил брата. Вообще-то Ноэль кроткий и мягкий человек, его трудно чем-либо задеть, еще труднее рассердить. В детстве Джон Патрик много потратил времени, чтобы достичь такой цели, и обычно ему это не удавалось.

— Тебе неприятно, что у нас произошел мимолетный разговор?

Ноэль пренебрег насмешливым тоном брата.

— Я желаю, чтобы ты как можно меньше общался с членами этой семьи, — отрезал он, — это опасно.

Но дело тут явно было не только в опасности, и Джон Патрик безошибочно это почувствовал.

— Так, значит, она тебе не безразлична? А Кэти об этом знает?

Губы у Ноэля вздрогнули. Карие глаза вспыхнули.

— Конечно, не безразлична. Она мой друг. Но не более того. Мятежники чуть не убили ее отца, да и ей пришлось плохо. Не знаю, как она все это пережила. Ей так трудно было добраться сюда с отцом, после…

И он оборвал себя на полуслове, как будто из опасения, что проговорился. Немного помолчав, он продолжал:

— Мне известно, как ты можешь быть чертовски обаятелен, и я не позволю тебе небрежно с ней обойтись. Кэти сюда не приплетай. Тебя это не касается.

Джону Патрику этот взгляд был хорошо знаком. В последний раз он видел его, когда Ноэль узнал, что Кэти собирается выйти замуж. Хотя Кэти воспитывалась вместе с ними, родственницей Ноэлю она не приходилась. Она была младшей сестрой его отчима, Йэна Сазерленда, но по возрасту годилась ему скорее в дочери. Под стать запутанным родственным отношениям были их чувства друг к другу. Кэти вышла замуж четырнадцать лет назад. Даже будучи юнцом, Джон Патрик понимал, как тяжело воспринял Ноэль брак Кэти, какую внутреннюю борьбу переживал, заставляя себя примириться с ним, и какую глубоко затаенную боль испытывал.

— Оставь Аннетту Кэри в покое, — жестко продолжал Ноэль, — ты уже не в бессознательном состоянии, и я не могу дольше оставлять у тебя Малькома, не вызывая подозрений. Я должен быть уверен, что ты не сделаешь ничего, способного погубить нас обоих. Или эту семью.

Слова Ноэля не требовали ответа, и Джон Патрик заговорил о другом:

— Расскажи побольше об этой семье.

Ноэль как будто догадывался, что Джон Патрик намеренно заставляет его пускаться в подробности, но ответил:

— Ну, это Аннетта Кэри и ее горничная Бетси; Мод Кэри, тетя Аннетты, вдова. Дом принадлежит ей. Затем — Хью Кэри, отец Аннетты, и его слуга Франклин. Он почти все время проводит с Хью. Есть еще Силия, она кухарка и экономка. Шесть дней, кроме воскресенья, она приходит сюда. А Бетси помогает Аннетте ухаживать за ранеными.

— А много в доме англичан?

— На данный час — пятнадцать. Сегодня еще пятеро уехали.

— Боже милосердный, ты хочешь сказать, что две женщины обслуживают столько…

— Да. Немного им помогает Франклин. Иногда я отпускаю им на подмогу Малькома, по мере надобности. Но Аннетта и Бетси просто незаменимы.

— А почему мисс Кэри стала ангелом милосердия по отношению к Короне?

В вопросе прозвучала нескрываемая горечь. Он знал, как отчаянно генерал Вашингтон нуждается в достойном медицинском уходе за своими ранеными. Англичане, по-видимому, и здесь присвоили все самое лучшее, включая помощь его собственного брата.

— У Аннетты есть на то свои причины, — ответил Ноэль. — Помни, что у нее есть все основания очень не любить повстанцев, так что я тебе советую тщательно следить за тем, о чем и как ты с ней говоришь.

Джон Патрик помолчал, а потом спросил:

— Когда я смогу уехать отсюда?

Ноэль нахмурился.

— Как только я поставлю тебя на ноги. Еще не миновала опасность гнойного воспаления.

— А сколько я здесь нахожусь, уже три дня?

— Заражение обычно проявляет себя на третий-четвертый день, — пожал плечами Ноэль. — Не беспокойся, Джонни. Я сам хочу, чтобы ты покинул город как можно раньше.

— Мне не нравится быть здесь. Мне не нравится… — и Джон Патрик внезапно умолк.

— Тебе не нравится, что это я тебя лечу и забочусь о тебе, — закончил за него Ноэль. — Мне это также радости не доставляет. Не по нраву мне и то, что я изза твоей глупости и упрямства поставил Аннетту и ее семью в ложное и опасное положение.

Джон Патрик спустил ноги на пол, ухватился за столбик кровати и встал. Боль была ужасна, и, похоже, он чертовски ослабел.

Ноэль подхватил его. Джон Патрик позабыл, как силен всегда был брат.

— Ну, теперь тебе все ясно? — тихо спросил Ноэль. — Ты не сможешь опираться на раненую ногу, тем более ходить, еще неделю, а то и больше. Рука будет заживать недели две. И ты никуда не уедешь, пока я не удостоверюсь, что гангрена тебе не грозит. У тебя в ране были остатки ткани и щепки. Повязки снимать пока нельзя.

— Я не хочу.

— Меня, черт возьми, не касается, чего ты хочешь. У тебя нет выбора. И у меня тоже. Мать и Йэн никогда не простят мне, если с тобой что-нибудь случится.