Старовский раскоп - Александра Огеньская

Она больше не человек. И, кажется, им никогда уже не будет.

На негнущихся ногах подошел к двери, вдохнул холода. Запер. Два раза проверил засов. А может, еще ничего? Возвратится девчонка, как нагуляется?

"Возвратится, если жратвы не найдет. Тебя и схарчит", — вставляет ремарочку отчего-то Эсташ. Противным голосом с французским прононсом. И с чего это он таким знатоком русского просторечного заделался.

Быличка.

… о том, чему нас научил тот первый заезд. Он всегда со студами, с первокурсниками, сами знаете. Да, от них куча проблем, но, с другой стороны, на них можно сгрузить всю черную работу, которую они будут исполнять с азартом первачков, изредка получая за найденный наконечник банку сгущенки или тушенки. И действительно, иногда проблемы перевешивают пользу. Как, например, в июле девяносто девятого. Как вспомнишь, так вздрогнешь. На том дурном раскопе, который на Ырташе. Не на могильнике, а в городище который. Пятнадцать студов, три руководителя, двое независимых археологов, медик и двадцать дней выезда. Третий-четвертый горизонты. Сначала ничего, всё спокойно. Потом детки растормозились, начали помаленьку бегать в соседний поселок за спиртным и "потусоваться". Оно и понятно, скучно им, телевизор отсутствует, такой штуки, как мобильный телефон, тогда большинство студентов и в помине не слышало, глушь, связи с "большим миром" не наблюдается. Со скуки начинают куролесить.

А потом этот праздник, день Ивана Купалы. При его упоминании, например, Анатолий Петрович меняется в лице. Запретил на выездах его праздновать, кстати. Зря — дважды в одну реку не входят.

Но мерзкая история, ей-Богу! Сколько раз уже говорил — все беды от самогона! Нужно не праздники запрещать, нужно запрещать студам самостоятельно ходить в деревню соседнюю, в Старовское. Сплошь самогоноварильная мануфактура рассеянная, блин. На каждом дворе самогонный аппарат свой и сивуха по цене десять рублей за литр. Для "эстетов" — водка, но она дороже.

Её пьют "старшие" — руководители и независимцы. Социальное расслоение в своем роде… Да, я тоже виноват. Я был тогда одним из "старших". Я тоже, бывало дело… Ввести сухой закон на время заездов! Не тот формальный, который сейчас — нельзя пить, но если очень хочется, то можно, и в любых количествах. Нет, пора уже прекращать попустительство. Вне раскопа, под собственную ответственность, в городе — пусть их. Молодые, перебесятся. Но когда это касается жизней других людей…

Ну вот, день Ивана Купалы. С самого утра, кстати, уже можно было предполагать неприятности, так как утро началось нехорошо. Не вышли на площадку два студа. Просили передать, что маются расстройством желудка. Естественно, никто не проверял. У нас постоянная текучка — у кого-то простуда, кто-то дежурит по кухне, кто еще чего… Не вышли — и не вышли, Бог с ними. Проблема не в этом. Проблема обнаружилась на квадратах с северной оконечности площадки, в квадратах с А-1 по А-10. Там было безобразно натоптано, сбиты все указатели, неприятнее всего — нашлись следы костра. Огонь изрядно поглодал часть деревянной стены "острожка"… Вместе с углями и золой обнаружились и "сопутствующие" — пузырек без этикетки, пустой, с явно выраженным запахом алкоголя, мусорная мелочь, бумажки… Все присутствующие были строго допрошены, естественно, никто не сознался. Да и кого было подозревать? Тут все свои, и даже студенту изрядно под хмельком в голову бы не пришло идти разводить огонь на рабочей площадке. Значит, местные… И тоже маловероятно. Местные бегут от местечка как от чумного барака. Говорят, проклятое.

Ладно. Поматерились, зафотографировали разрушения, после привели в порядок квадрат и продолжили работу. На раскопе было шумно, студы оживились в предвкушении вечера, девчонки обсуждали известные гадания на суженных, парни таинственно перешептывались и перемигивались. Придумывали, как девушек пугать будут. Не первый выездной Иван Купала, знаем.

Вечер сделали стандартный — костер и прыжки через оный, девушки в венках из одуванчиков и ромашек, ярко раскрашенные и возбужденные, ребята с гитарой и ворохом песен. Но первачкам нравится, и Бог с ними. Хотя надоело уже организаторам до оскомины. Поэтому организаторы тихо выпивают по чуть-чуть за праздник, причем выпивают хорошей "Тамянки", и расползаются по палаткам. Остается один Валерий за старшего. Сидит у костра и слушает песенки под гитару, изредка вставляет похабный анекдотец или реплику, он у нас любитель посиделок.

Остальные видят уже десятый сон… В этом вся проблема. Я не могу точно объяснить, что и как произошло. Знаю только, что после нашего ухода студы осмелели и достали раздобытый теми двумя сачковавшими с утра архаровцами в деревне самогон.

В два часа ночи Валерка ворвался в палатку к нам с Людой. К нам с ней первым, потом к Алехе и Женьке. Громко возбужденно говорил что-то про тонущую девушку и про оказание первой помощи. Спросонья показалось — утонувшую, глаза по полтора, шерсть дыбом. Люда у нас медик, и она сообразила быстрей, побежала на берег.

Обнаружилось: девушка-первокурсница. Пьяна вдрызг, еле соображает, наглоталась воды, тряслась как осиновый лист. Вытянул из воды ее тот же Валерий. Говорит, услышал вопль, побежал на берег. Как успел, уму непостижимо. Ладно, Люда с ней похлопотала, привела в чувства… Потом еще Женьку привела, который сообразил, что непосредственный научный руководитель девчушки он, а ей восемнадцати еще нет. Тут же как въяве — УК РФ…

Со слов девицы: пошла в деревню "к мальчику", у "мальчика" обнаружились друзья — "незнакомые мужики" в черных балахонах, они все вместе сначала "чуть-чуть" пили вино, потом вдруг ее, полубессознательную от выпитого, то ли насиловали, то ли сама согласилась, а после потащили к реке и там начали топить. Разборки оставили до утра, потому что она прям на полуслове заснула. Утром пошли в деревню искать того "мальчика" по имени Антон и тех "мужиков". Выяснили, что ни одного Антона в деревне не наблюдается, так никого не нашли и не опознали.

Конечно, ей это всё с пьяных глаз примерещилось, тут ясно. Она даже сама потом призналась, что никаких мужиков не было, что просто полезла искупаться. Ну и отказалась от свои слов насчет изнасилования. Потом резко запросилась домой и мы ее от греха подальше сплавили в город. Только, господа, делаем выводы. Если бы не случайность и быстрая реакция Валерия Петровича, кое-кто из нас уже сидел бы за решеткой… Кое-кого уволили бы, а кое у кого забрали бы разрешение на раскопки… дело не в том, что место якобы "проклято", дело в нашей с вами безалаберности, друзья мои. Нет, я виноват не меньше, а может и больше прочих, и я не снимаю с себя вины, но…

Из неофициальных объяснений преподавателя кафедры Истории древнего мира к.и.н. С. П. Говорова.

Глава 4.

Спать больше не мог.

Шатался по комнате. Шарил в ящике. Там нашлись: две пачки хозяйственных свечей — тут же зажег одну и, не удержавшись, еще вторую (да будет свет!); пачка спичек — десять коробков; ножик; десяток вилок и гнутые алюминиевые ложки; метелочка из порыжевшей травы. Почти пустая солонка. На самом дне — пачка древних, еще Великий потоп наверняка видавших булочек. Жаль, нет тут хоть какой завалящей книжки или газетки — только чтобы отвлечься.

После ворошил угли в печке, лакал свое мятно-хвойное пойло.

Ждал.

Глупо.

Она придет. У нее тяжелые лапы и трехсантиметровые когти. Втягивать она их не умеет. Она вечно голодна, потому что первый этап трансформации требует наибольших энергетических затрат. Полная перестройка организма. А у нее что-то неправильно пошло, если она не умеет перекидываться в человека. Любой оборотненок умеет, это же самое простое. И еще она даже в человеческом облике сохраняет черты пантеры — те желтые глаза. Жалко её.

И себя жалко.

Что лучше — умереть от голода или в зубах оборотня?

Всё равно ждал. От нечего делать пытался припомнить формулу упокоения для того раскоповского страдальца, потом бездумно разглядывал свечи. Они белые, мягкие, бесформенные уже, когда горбатятся потеками парафина… Прозрачная лужица растет, свеча тает. Свечи хватает ненадолго, от сил на полтора часа. Потом уже сидел в абсолютной темноте, на полу у буржуйки. Грелся. Чертов холод. Этот холод до конца жизни запомнится, совершенно точно.

Под утро она пришла. Впрочем, насчет утра с достоверностью сказать бы не сумел, ставни-то забиты. Только догадки.

Скреблась в дверь. Рычала. Билась своим тяжелым телом. Скулила. Снова рычала. Так часа два приблизительно. Потом затихла. Тут, кстати, "удобства" во дворе. Так некстати вспомнилось. Настоятельно вспомнилось. Еще час тишины. Может, больше, может, меньше. Опять скулеж. Ничего с ней не сделается, у нее шерсть.

Только пантеры не живут в Сибири. Правда, про пантер толком ничего не вспоминалось, но вон у Киплинга Багира жила в джунглях. Интересно, наскребется еще силенок на одну формулу? Тут есть веревка и есть крюк в стене, такой, под лампу, в стену вкрученный. Пожалуй, сойдет. И еще одну формулу припомнить… Она совсем простая, взята из церковной службы. Буквально пара предложений. Не совсем для оборотней, но тоже сойдет.