Дразнилки (СИ) - Матюхин Александр Александрович

Отличие от начала двухтысячных всё же было – бетонный выступ вдоль берега, ранее пустовавший, теперь занимали торговые палатки, киоски и небольшие кафешки. Людей вокруг них тоже было полно, не протиснуться. Когда Выхин, вдоволь навалявшись, возвращался с пляжа, он даже постоял немного в очереди за варёной кукурузой, прикупил три штуки, а заодно и ноль пять литра холодного кваса в запотевшем стакане. Пожалуй, именно этого ему так не хватало в последние годы: простого бездумного отдыха на берегу моря в сорокаградусную жару.

Солнце клонилось к закату, налилось бордовой спелостью, окрасило море в тёмные тона. Ветер уже не так обжигал, как днём, хотя всё ещё был горяч и не ласков.

Возвращаясь домой, Выхин сообразил, что вышагивает по улицам как самый похабный турист, то есть в плавках и шлёпках, держа одежду подмышкой. По красноте его лица, шеи и живота легко можно было понять, что Выхин приезжий. Кожа зудела, а перед глазами слегка плыло с непривычки.

На лавочке у дома сидели те же подростки, которых он встретил вчера. Каждый уткнулся в собственный телефон, на Выхина никто не обратил внимания. Он был уже взрослым, из другого мира или даже Вселенной.

Выхин прошёл в раскалённый от жары подъезд, и тут ему стало дурно. Наверное, догнал запоздалый тепловой удар. Непривыкший организм окончательно сдался под напором южного лета. Прислонившись к шершавой стене, Выхин потёр виски, закрыл и открыл глаза. Вспомнил про спасительный кондиционер, который ещё с утра оставил на двадцати двух градусах. Нельзя так экспериментировать с собственным здоровьем, не мальчик.

Мотнув головой, разогнал размякшую, словно серая бумага, пелену перед взором и увидел на ступеньках то ли почудившийся, то ли вполне реальный силуэт Аллы. Вроде она была настоящая, живая, а не образ, сотканный из-за жары.

Алла смотрела наверх, задрав голову, в квадрат лестничного пролёта. Как будто прислушивалась к чему-то. Когда дверь подъезда закрылась, звонко щёлкнув магнитом замка, Алла вздрогнула, резко развернулась, и Выхину показалось, что у неё желтые провалы вместо глаз и дыра вместо носа. Будто на него смотрел мертвец. На самом деле, дурную шутку сыграло освещение и дурнота, растекавшаяся в голове.

«Ей тридцать четыре» – напомнил себе Выхин.

Как же люди по-разному выглядят в одном и том же возрасте. Он знал женщин, которым было ближе к сорока, и они казались моложе, краше, лучше подруги из детства.

– Напугал, балбес, – выдохнула Алла. Взгляд забегал по Выхину. – А чего голый ходишь? Девок распугиваешь? У нас так не принято.

– Я приезжий, мне можно. – ответил Выхин. – А ты что тут делаешь?

Она была одета в камуфляжную форму тёмно-болотного цвета и в изношенные берцы с полосками серой подсохшей грязи вдоль подошв. Под животом – барсетка. На левом плече болтался полупустой походный рюкзак. Выхин тут же вспомнил утренний разговор с Маро. Кажется, Алла была пьяна.

– На поиски? Волонтёрство?

– Ага, Выхин, волонтёрство, – ответила Алла, размазывая по вискам проступившие градины пота. – Одевайся, со мной пойдёшь.

– Я не планировал.

– Ты всегда так отвечаешь, когда нужно помочь даме? У нас тут поиски. Пацан один пропал с соседнего района. Ушел вчера ночью из дома и не вернулся, представь. Родители нормальные, благополучные. А у пацана склонность к путешествиям. У себя на страничке в социальной сети объявил, что хочет сплавиться по реке на резиновой лодке. Лодку, кстати, тоже с собой прихватил.

Алла похлопала себя по карманам, вытащила помятый лист, протянула Выхину. Ориентировка. С листа на Выхина смотрел паренек лет пятнадцати. Ничего примечательного: светлые волосы, ямочки на щеках, тонкие губы.

– Ну, сплавится и вернется, – неуверенно пробормотал Выхин.

Он потёр виски, разгоняя подступающую боль. А вдруг вокруг уже не реальность? Вдруг он валяется где-то на пляже, его откачивают врачи, поливают лицо минералкой и ставят капельницу? Или, что ещё хуже, никто не заметил ещё одного уснувшего, и он тихонько скопытиться к утру. Какая ирония, увидеть море и умереть.

– Можно я к себе поднимусь? – попросил он. – Ноги не держат. Я как-то не готов по вечерам бегать по лесу в поисках людей. Не моя работа.

Глаза Аллы нервно бегали. Она подалась вперёд, взяла руку Выхина в свою руку. У неё были ледяные пальцы. Ледяные и влажные. Можно ли чувствовать холод в мороке?..

За спиной Аллы скрипнула входная дверь её квартиры. В образовавшейся небольшой щели будто появился кто-то, но сразу же исчез.

Выхин хотел сказать, что Алла не в себе, что ей лучше сейчас вернуться в квартиру, отоспаться или выпить какие-нибудь лекарства – какие-то она наверняка пьёт! – а ещё лучше вызвать скорую и вы не выходить на улицу, пока не придёт в себя. Но Алла его опередила, она спросила:

– Санаторий помнишь? Тот самый, где остались семёрка и восьмёрка Капустина? Нам туда. Наш квадрат. Говорят, пацан решил там переночевать. Сбегаем быстро, прочешем местность и обратно, хорошо? А потом напьемся и переспим.

– Что ты сказала?

Перед ним снова стояла Элка. Постаревшая, пополневшая, с мешками под глазами, с поредевшими и жирными волосами, собранными в хвост. Но – Элка, а не Алла. Девочка из прошлого, первая настоящая любовь.

– У нас людей не хватает, – ответила Алла. – На весь город двадцать человек. А остальные – каждый сам за себя. Представь, что этот пацан такой же, как ты. Убегает от мира и не понимает, какой опасности себя подвергает. Как он будет сплавляться по реке? Выживет? Я не уверена. Надо помочь, Лёва.

Выхин тряхнул головой, в надежде проснуться на пляже, оказаться где-то в другом месте, хоть в больнице, хоть на скамейке безымянного вокзала в другом городе.

Он не хотел возвращаться в санаторий – и одновременно очень хотел. Забытые дурные воспоминания утащили за собой в бездну и хорошие воспоминания тоже. Память иногда бывает неразборчива, как старый алкоголик.

Дверь в подъезд отворилась и в пролёт ввалилась та самая ватага подростков, что ранее оккупировала лавочку. Выхин посторонился. Ему на миг показалось, что Алла сейчас присоединиться к толпе пацанов. Закричит, как в юности: «Погодите, не спешите!» и исчезнет на следующем лестничном пролёте. Но подростки прошли, никого вокруг не замечая, галдя и слушая музыку. Новомодный бит гулко разносился по этажам.

– Пойдём, – повторила Алла, убирая ориентировку в нагрудной карман. – Пожалуйста.

Выхин вздохнул. Он уже понял, что согласится.

– Учти, презервативы я не захватил, – неловко пошутил он, натягивая влажную футболку и штаны, прилипающие к ногам.

Алла неопределённо хмыкнула.

2.

Ночная прохлада не спасала от зуда на раскрасневшейся коже.

Выхин вышагивал по узким улочкам старого городка. Он не разбирал дороги, но точно знал, что идёт в верном направлении. Все эти тропки, узкие улочки, тесные дворы, забитые автомобилями, давно осели у него в подсознании, в личном потаённом навигаторе.

Алла молчала, а он не хотел разговаривать. Как и всегда, впрочем. Крутил в голове воспоминания, которые были такие же чёрные, как южное ночное небо.

Двадцать минут пешком.

Тут раньше были ступеньки наверх, к дороге, а теперь – синий строительный забор, за которым выглядывает недостроенное кирпичное здание. Чуть дальше высился новенький пятиэтажный дом, весело подмигивающий вывесками на магазинах, оккупировавших первый этаж.

Обошли через кустарник по широкой дуге и забор и строительный мусор. Элка провела, сжимая ледяной ладонью его ладонь. Ещё дальше, мимо пятиэтажной панельки, где в скверике перед подъездом загоревшие мужики звонко хлопали костяшками домино по поверхности стола. Жёлтые пятнышки фонарного света вспыхивали тот тут, то там. Вырулили на дорогу, пошли вдоль обочины, потому что тут и раньше-то не было тротуара, а теперь вообще всё заросло к чертям.

На бедре у Аллы сухо щелкнула рация. Чей-то мужской голос произнес: