Потерянные мемуары Джейн Остин - Сири Джеймс

— Вы слышали? Эмма Смит на прошлой неделе родила шестого ребенка, девочку, — неожиданно произнесла Алетия, когда мы покинули сад и зашагали через парк по главной дороге.

— Шесть детей! — шутливым тоном воскликнула я. — Несчастное животное. Она состарится еще до тридцати.

— Джейн! — возмутилась Кассандра.

Ты знаешь, что я обожаю детишек не меньше тебя, дорогая. Но шесть?

Я говорила беззаботно, но в моих словах скрывалась истина. Слишком часто я наблюдала, как увядал цвет щек еще молодых женщин из-за непрерывного деторождения. И все же мои спутницы, похоже, не видели в обсуждаемом предмете ничего смешного либо предосудительного.

Леди перестали улыбаться и уставились вдаль с одинаковым выражением беспредельной тоски на лицах.

— Я видела множество счастливых семейств с семью или восемью детьми, — сказала Кассандра, подразумевая, несомненно, как наше собственное семейство, так и брата Эдварда с его женой Элизабет.

— Возможно, четыре или пять практичнее, — заметила Кэтрин.

— Да. Четыре, полагаю, самое то, — вздохнула Алетия.

Я внезапно обнаружила, что не в силах обсуждать этот вопрос. До меня вдруг дошло, что через несколько коротких недель мне исполнится двадцать семь. Я всегда надеялась, что когда-нибудь выйду замуж и заведу детей.

— Четыре и вправду самое то, — услышала я собственный голос, такой тихий, что я едва узнала его.

Несколько минут мы шли в молчании, погруженные каждая в свои мысли. Внезапно я заметила крупного мужчину на лошади — он направлялся к нам, возвращаясь с охоты в окружении пары гончих. Я думала, что он новый сосед, или наемный рабочий, или, быть может, гость, пока Кэтрин не закричала:

— Глядите! Харрис едет. Теперь вы видите, каким высоким и красивым он стал.

Я смотрела, как Харрис приблизился и осадил скакуна, а собаки добродушно развалились за его спиной на траве. Маленький неуклюжий мальчик, которого я помнила, несомненно, к двадцати одному году превратился в крупного, широкоплечего мужчину, но на этом перемены кончились. Он по-прежнему был очень прост лицом, и позу, в которой он разглядывал нас, сидя на лошади, я охарактеризовала бы как неловкую и замкнутую. Я обнаружила, что вновь недоумеваю, как и многажды в прошлом, каким образом семья с такими спокойными и обаятельными дочерьми смогла произвести на свет столь неуклюжего и малопривлекательного сына.

— Как охота? — спросила Элизабет. — Похоже, ты подстрелил дичь.

Харрис метнул быстрый взгляд на нас с Кассандрой, но не ответил.

— Прекрасная кобыла, — заметила я в попытке помочь ему преодолеть смущение. — Не узнаю ее. Она новая?

Харрис продолжал молчать. На лбу его появились складки, которые, я полагаю, обозначали состояние глубокой задумчивости.

— Харрис купил ее две недели назад, — ответила Алетия.

— Как вы ее назвали? — спросила Кассандра.

Харрис открыл рот, закрыл его и снова открыл.

— Ф-ф-ф-фелисити, — наконец сказал он.

— Прелестное имя, — восхитилась я.

Я улыбнулась в надежде положить конец страданиям Харриса.

— Нам всем не терпится увидеть вас за ужином, Харрис, — сказала я.

Он нахмурился.

— Да-да-да-да-давайте надеяться, что кухарка приготовит что-нибудь при-при-при-пристойное для ра-ра-ра-разнообразия.

Он кивнул, но так и не коснулся шляпы, перед тем как ускакать.

Тем вечером наше общество собралось в большой, роскошно обставленной столовой, где в честь приезда гостей накрыли замечательный ужин. Кухарка изумительно справилась со своими обязанностями, продемонстрировав необоснованность критики Харриса.

— Вино превосходно, сквайр, — сказала я. — Не припомню, когда в последний раз вкушала более богатый букет. Уж не испанское ли это марочное?

— Вы совершенно правы, мисс Остин, — ответил сквайр. — Новое марочное вино из Севильи, и раздобыть его весьма непросто.

— Отец очень гордится своими винами, — улыбнулась Кэтрин.

— Харрис, ты снова едва пригубил, — укорил сына сквайр.

— Вы же знаете, что я не вы-вы-вы-выношу испанское в-в-в-вино, сэр, — сказал Харрис.

Он сидел рядом с отцом во главе стола, тяжело развалившись на стуле, и чувствовал себя явно не в своей тарелке.

— Я заказал немного т-т-т-т-того, что, возможно, б-б-б-б-больше понравится нашим гостьям.

— Смею напомнить, молодой человек, что однажды весь мой винный погреб перейдет к тебе, — не без досады произнес сквайр. — Ты научишься ценить его содержимое. Выпей, я настаиваю.

— Я не б-б-б-буду, сэр. Оно отв-в-в-вратительно.

Лицо сквайра покраснело. Я поняла, что подобная перебранка возникает между ними не впервые. Опасаясь, что он заставит молодого человека выпить то, что он так презирает, я решила вмешаться.

— Прошу, отдайте его мне, Харрис. Если леди посмеет не отказать себе во втором бокале.

Молча бросив взгляд, который выдавал его удивление, Харрис быстро подтолкнул свое вино ко мне.

— Ваше здоровье, сквайр, — сказала я, поднимая новый бокал.

— Ваше здоровье, — повторило общество.

Все, кроме Харриса, выпили.

— Что ты сейчас пишешь, Джейн? — осведомилась Алетия, когда на стол подали очередную перемену блюд: филе камбалы и замечательное телячье рагу. — Ты начала новую книгу?

Бигг-Уитеры были единственными людьми, помимо Марты, нескольких близких родственников и членов моей собственной семьи, кому я поверила желание писать и кому позволяла читать свои романы.

— Пока нет, — с сожалением ответила я.

— Мы много путешествуем с тех пор, как покинули Стивентон, — сказала сестра. — Боюсь, Джейн еще толком не пришла в себя, чтобы писать что-либо, кроме дневника.

— Очень жаль, — откликнулась Элизабет. — Мне так нравились твои книги. Я бы хотела прочесть еще одну.

— Я тоже, — сказала Кассандра.

— Сколько долгих счастливых часов мы провели, весело устроившись в одной из спален и вслух читая твои книги, — произнесла Алетия с ласковым укором.

— Мне нравилась история, в которой героиня оказывается в аббатстве и пугает себя всевозможными воображаемыми страхами, — сказала Кэтрин. — Кажется, она называлась «Сьюзен»?

— Да, да! Роман просто прелесть! — воскликнула Алетия.

— Вы правда так считаете? — спросила я, польщенная, что сестры помнят книгу, ведь прошло по меньшей мере три года с тех пор, как мы ее читали.

— Он был весьма занимателен и превосходно высмеивал «Удольфские тайны» миссис Радклиф, — ответила Алетия.

— Я проглотила «Тайны» за два дня, — воскликнула я, — и все это время волосы дыбом стояли на моей голове!

— Ты обязана попытаться опубликовать «Сьюзен», — сказала Алетия. — Пусть Генри тебе поможет. У него хорошие связи.

— Да, но, боюсь, не в издательском мире.

— Он должен знать кого-то. Обещай, что попросишь его.

— Если настаиваешь, — улыбнулась я.

— Можно мне дать один маленький, но важный совет, который, на мой взгляд, улучшит книгу, или это непростительная дерзость? — спросила Кэтрин.

— Ничуть, — возразила я. — Полагаю, мое творение — в лучшем случае черновик, так что любая критика только приветствуется.

— Вся беда в имени героини, — сказала Кэтрин с притворной серьезностью. — Что романтичного в девице, которую зовут Сьюзен? Вот если дать ей другое имя, например Кэтрин, не сомневаюсь, что книгу будет ждать настоящий успех.

Леди засмеялись.

— Я буду иметь это в виду, дорогая Кэтрин, на случай если когда-нибудь решу переработать ее.[21]

Харрис, который молчал во время беседы, резко бросил вилку на тарелку.

— В-в-в-вам что, леди, больше не о чем по-по-по-поговорить? Только о г-г-г-глупых ро-ро-ро-романах?

— Романы вовсе не глупые! — возмутилась Алетия.

— Вот именно, Харрис, — сказал сквайр. — Признаюсь, мой читательский вкус склонен к более серьезным предметам, таким как право, история, архитектура, текущие события и, разумеется, по воскресеньям дела духовные. Но роман, само название которого, как ты, возможно, знаешь, восходит еще к римлянам, обретает все большее уважение в различных кругах.

— Романы — весьма достойные творения, в которых выражены сильнейшие стороны человеческого ума, — согласилась я.

— Ка-ка-ка-ка-какие еще стороны ума? — досадливо фыркнул Харрис.

— О, всего лишь проникновеннейшее знание человеческой природы, — ответила я, — удачнейшая зарисовка ее образцов и живейшие проявления веселости и остроумия, которые преподнесены миру наиболее отточенным языком.

— Верно, верно! — воскликнула Алетия, и леди принялись аплодировать.

— П-п-п-по-моему, — сказал Харрис, — романы читают слабые ра-ра-ра-рассудком, и они не что иное, как сп-п-п-плошная трата времени.

— На редкость невоспитанное замечание, Харрис, — сурово укорил его сквайр, — ведь ты прекрасно знаешь, как твои сестры любят читать романы, к тому же Джейн призналась в нескольких попытках их написания. В последнее время я обрел терпимость к людям, будь то джентльмены или леди, которые получают удовольствие от чтения хорошего романа. Так должно и тебе.