Торговец отражений - Мария Валерьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осборн прекрасен в юной красоте, уже нарядившейся в самые красивые, еще не опаленные пылью, перья. Его юность не знала критики и ограничений. Его юность не омрачена запретами и обязательствами. Его юность была прозрачной свободой, и он думал о себе так, как хотел думать.
Вдохновленная мыслями, Грейс отставила в сторону недопитый кофе и, будто на уровне необходимости, почувствовала, что нельзя не любоваться Осборном. Ей нравились пшеничные волосы, хаотично разбросанные по подушке, вдохновленная ночным весельем улыбка, которая не сходила с лица, длинные руки, раскинутые в стороны, худая шея с синими прожилками вен, тонкое и жилистое, слегка худощавое тело. На фоне черного постельного белья он почти светился.
Когда Осборн ворочался, Грейс подходила и поправляла одеяло. Знала, насколько он боится холода, и всегда следила, чтобы каждый кусочек тела был укрыт. Когда начинал тихо говорить во сне, рассказывая то, что никогда бы не сказал при свете дня, запоминала каждое его слово. У Осборна не было секретов перед Грейс. Но ночной Осборн был ее секретом.
Грейс успела выпить две чашки кофе, позавтракать шоколадным печеньем, почитать и даже перебрать виниловые пластинки, прежде чем на кровати послышалась тихая возня. Осборн проснулся нехотя, он всегда так просыпался. Если бы время дня можно было приписать человеку, то Осборн несомненно был бы ночью. В темноте он чувствовал себя дома.
— Мы ведь проспали, да? — спросил он, щурясь от яркого солнечного света. Осборн уже улыбался.
— Проспал ты, а я просто осталась за компанию. — Улыбнулась Грейс и аккуратно бросила Осборну штаны, которые утром нашла на комоде у двери. — Мы можем не ходить на историю сегодня.
Осборн попытался встать, но завалился на подушки. Усмехнулся сам себе, потер глаза и, собравшись силами, наконец поднялся.
— А почему? Что мы такого сделали?
— Ты правда не помнишь?
— Совсем, — признался Осборн и стряхнул пыль со штанов.
— А как же тот фокус с переведенным латинским текстом?
— Тот фокус с переведенным латинским текстом? А, тот?
— Не же зря мы потели три ночи над словарями, все уже сдали.
— Разве мы потели над текстом? — хмыкнул Осборн.
Грейс чуть помолчала, а потом залилась смехом и даже присела на подоконник. Глупенький и наивный Осборн. Иногда верит всему, что ему скажут.
Осборн натянул джинсы, пригладил волосы ладонью и подошел к окну. Сел рядом на подоконник, обнял Грейс, поцеловал ее в макушку и спросил хриплым после сна голосом:
— А который вообще час? Что-то никого и на улице нет, и не слышно ничего. Все уже умерли? Апокалипсис случился, а я так крепко спал, что пропустил его?
Грейс посмотрела в серые глаза, которые утром казались голубыми, и улыбнулась. И все-таки Осборн не всегда мог наслаждаться тишиной.
— Я бы разбудила тебя в Апокалипсис, не пропустили бы.
Осборн потянулся за чашкой Грейс. Кофе она так и не допила.
— Сейчас часов одиннадцать. Может, полдень. Я не смотрю на часы, — сказала Грейс.
— Полдень? Хах, еще чуть-чуть, и я бы проспал репетицию!
Осборн устраивал репетиции сам себе и составлял расписания, сверяясь со своими выдуманными делами. Это его дисциплинировало.
— Съездишь со мной? Я не смогу вынести еще хоть немного болтовни Шеннона.
— Это же твой друг.
Осборн прищурился, будто бы желая высмотреть в ней хоть каплю серьезности, а потом рассмеялся, не заметив ничего, кроме затаенной шутливости в глазах напротив.
— И все-таки у тебя отличное чувство юмора!
Грейс улыбнулась.
— Ладно, схожу на репетицию. Если только не выставишь за дверь.
— Тебя? Ни за что. А вот Шеннону придется прогуляться до ближайшей булочной. Я ужасно голоден.
Когда они приехали к студии звукозаписи, наступило уже время обеда. Они спешили, но все равно успели опоздать. Долго собирался Осборн, который вдруг растерял все рабочие джинсы и очень не хотел идти в обычных. Они не вдохновляли, в них он просто не мог рождать шедевры.
Грейс успела прочитать несколько новостных статей из Ластвилля, пока ждала. Осборн ходил из угла в угол, выискивал нужную футболку, а потом, когда наконец находил, снимал ее и бросал в сторону. Грейс смотрела на него и улыбалась. Даже была рада такому отчаянному поклонению стилю. За десять минут успела узнать все, что требовалось.
Студия в тот час уже стояла в тени. Никто не подходил к дому близко, хотя все лавочки на соседней улочке уже были заняты. Ластвилль, вдали уже звучавший какофонией разговоров и музыки, вдруг почувствовал, что наступало особое время, и притих. Осборну Грину казалось, что весь мир боялся его потревожить.
Но как только они поднялись по порожкам и оказались у двери, Осборн остановился. Прежде улыбавшийся самодовольно, он в миг растерялся.
Запах. Из студии неприятно пахло. Чем-то жженым.
— Что-то мне сегодня не очень хочется репетировать, — пробубнил Осборн и сделал шаг назад.
Грейс посмотрела на его руки, сжимавшие лямки чехла для гитары. Они даже побелели.
— Почему?
Осборн закусил губу, будто бы задумался, хотя в глазах его не было ни единой мысли.
— Да как-то… не вдохновляется мне.
— Все получится. Не зря же сегодня мы пришли вдвоем. — Грейс улыбнулась.
Осборн бы успокоился для себя, но не мог. Испуганным быть проще, сильным — сложнее.
— Заходить ведь? — прошептал Осборн, обращаясь не к Грейс и не к себе. И, получив немой ответ, распахнул древнюю, с приделанной к ней фигурной колотушкой, дверь.
Внутри старого здания все было новым: и диваны, купленные специально для того, чтобы радовать глаз Осборна, и искусственные цветы, самых дорогих сердцу Осборна видов, и холодильник с энергетиками, без которых не мог существовать, и плакаты, чьи глаза давали ему ощущение наставничества. Все, за исключением кепки Шеннона, которая, видавшая виды, уже второй год доживала последние дни на голове хозяина.
— Эй, а я уже думал,
