На ловца и зверь бежит - Марина Серова

Голос Синчуговой дрогнул, захлебнулся хриплой истерикой. Можно было только догадываться о нечеловеческих усилиях, которые она прикладывала, чтобы не закричать и не выдать себя.

— Короче, — Лысенко начал уже командовать и перешел на «ты», — где меня найти, ты знаешь, а пока, за мое молчание, выкладывай все, что у тебя с собой, поняла?

Послышалось щелканье замка сумочки, шуршание купюр.

— Так, сколько здесь? Маловато! Ну ладно, живи пока.

В глубине коридора раздались шаги и забрезжили силуэты двух женщин, направлявшихся в сторону туалета.

Черт возьми, стоять, прижавшись к стене, рядом с туалетом было глупо, и я, прошмыгнув внутрь, заперлась в кабинке и, услышав шаги входящих, спустила воду, а пустой фужер аккуратно пристроила за мусорной корзиной — если бы эти тетки увидели меня с пустым фужером в туалете, они бы наверняка подумали, что я занимаюсь уринотерапией.

Когда я вышла, одна из женщин, рыхлая, средних лет брюнетка, курила, стряхивая пепел в раковину. Я осторожно открыла сумочку, достала пудреницу и, приблизив лицо к зеркалу, припудрила лоб, нос и подбородок.

Когда я проходила мимо бокового коридорчика, там было пусто и тихо. Ну что ж, я и так достаточно сегодня услышала.

И из услышанного мною следует, что Синчугова загнана в угол двумя охотниками за деньгами. Положение у нее не из легких, мне почему-то стало даже жаль ее. Рахмонов в курсе, что бумаги похитила она, но знает ли он, кому Синчугова отдала эти бумаги и где они сейчас? Скорее всего — да. Лысенко уверяет Синчугову, что бумаги у него, требует за них деньги, но доказать, что владеет бумагами, не хочет… Или не может? Если документы у Лысенко, значит, Ларионова убил он.

Но что-то здесь не вяжется. С момента убийства Ларионова прошло не больше суток, а Гарулина, как сказал Шарков, шантажируют уже не первый день. Это идет вразрез с предположением, что убийца Ларионова — Лысенко, но, с другой стороны, может быть, смерть Ларионова явилась результатом его ссоры с Лысенко уже после того, как документы были украдены.

Я могу это выяснить, сняв отпечатки пальцев у Лысенко, ведь отпечатки пальцев убийцы у меня есть. Нужно только проследить, где Лысенко оставит стакан, из которого пьет, если он вообще пьет.

Войдя в зал, я попыталась определить, где находится Лысенко, но он как сквозь землю провалился, зато сразу же обнаружился Сергеев, он сам подошел ко мне и трагическим тоном произнес:

— Я совсем забыл тебе сказать… Какое совпадение, ты утром берешь у меня адрес Ларионова, а днем мне звонят из милиции и сообщают, что его нашли сегодня в квартире с проломленным черепом. Жуть какая-то. Ты ничего об этом не знаешь?

Степа заглянул мне в лицо, вероятно, пытаясь определить степень моего потрясения или, на худой конец, удивления.

— Не строй из себя сыщика, Пинкертон несчастный, — ни одна мышца на моем лице не шевельнулась. — Такое в жизни бывает, люди иногда умирают насильственной смертью. Могу тебя огорчить — я ничего об этом не знаю.

Степан разочарованно посмотрел на меня, и в этот момент к нам подошел Лысенко. На ловца и зверь бежит.

— Мальчики, а не выпить ли нам? — помня о своей задаче, весело предложила я.

Лысенко оторопело посмотрел на меня, Степан довольно облизнулся.

— Вы что предпочитаете, Семен Григорьевич?

— Вообще-то я пью то же, что и начальник, — водку, — с каким-то фатализмом промямлил Котовский. — Тем более есть повод — нужно помянуть товарища.

При этих словах Лысенко состроил горестную гримасу и отвернулся. Мы приблизились к стойке, себе я заказала вино, а Степану с Семеном — по соточке «Смирновки».

Мы подошли к фуршетному столу за закуской, мужики взяли по бутерброду с икрой. Я тоже почувствовала легкий голод и решила съесть тартинку с ветчиной и оливкой. Мы выпили не чокаясь, и, пока я жевала, мой взгляд неотрывно преследовал рюмку Лысенко. Он поставил ее на стол. Тут от Семена поступило предложение махнуть еще по одной.

Они вернулись к стойке, и, воспользовавшись их отлучкой, я быстро открыла сумку и, осторожно взяв рюмку Семена Григорьевича двумя пальцами — за верхний край и за дно, — опустила ее сверху на свои аксессуары. Когда мужики вернулись, я как ни в чем не бывало потягивала вино.

— Ну что, — начал было Степан, — теперь за здоровье, — он поднял рюмку, пытаясь чокнуться со мной.

Но я уже поставила свой фужер, мне не терпелось проверить отпечатки Лысенко.

— Прошу меня извинить, но вынуждена покинуть вас. — Я с сожалением улыбнулась и собралась было оставить моих кавалеров, но Степан мгновенно среагировал на мою реплику:

— Ну что ты, Танюша! В кои-то веки довелось встретиться в непринужденной обстановке, а ты хочешь сбежать. Веселье только начинается! Я тебя прошу, задержись еще хотя бы на полчасика! — Свободной рукой он взял меня за локоть и с мольбой посмотрел мне в глаза.

— Правда, Татьяна Александровна, — поддержал его Котовский-Лысенко, — может, останетесь?

— Ну хорошо… — я подумала, что не стоит корчить из себя деловую особу и, в конце концов, пятнадцать-двадцать минут в данной ситуации погоды не сделают. — Раз вы настаиваете.

— Да, мы настаиваем, — подтвердил Степан, расплывшись в улыбке.

— Тогда, — я снова взяла свой фужер, — давайте выпьем за неутомимых и неподкупных тружеников пера.

— Благодарю вас, мадемуазель! — Степан вытянулся в струнку, продолжая держать рюмку в правой руке, по-гусарски щелкнул каблуками и дурашливо кивнул.

Мы рассмеялись.

— Кстати, — прошептал Степан, наклоняясь к моему уху, — если тебе нужна какая-нибудь помощь, можешь смело обращаться ко мне. У главного редактора областной газеты кое-какие связи имеются.

— Спасибо, Степа, — я решила немного поиронизировать, — если мне понадобится какая-нибудь помощь, я смело обращусь к тебе.

Степан понял шутку и загоготал. Семен как-то незаметно отчалил от нас.

Неофициальная часть презентации подходила к своему апогею. Официантки, одетые в коротенькие платьица с такими же белоснежными передничками, как сорочка бармена, едва успевали убирать порожние фужеры и рюмки и подносить новые закуски. В зале стоял приглушенный гвалт, приглашенные собирались кучками, среди них были люди из администрации, как говорится, отцы города, бизнесмены, люди, имевшие отношение к моде, дамы полусвета, да и просто какие-то подозрительные личности, шнырявшие тут и там.

Из минутной задумчивости меня вывел вопрос Степана:

— А все-таки ты ведь здесь не просто так? — От уголков его глаз побежали многочисленные плутовские морщинки, он хитро улыбался и смотрел на меня, как заговорщик.

— Все мы здесь не просто так, у каждого свои интересы. Теперь мы живем в демократическом обществе, а потому права личности должны цениться у нас превыше всего. Следовательно, эта самая личность может молчать, особенно если ей задают вопросы такие надоедливые типы, как ты. — Я обольстительно улыбнулась, вставляя эту шпильку.

Степан поморщился и после секундной паузы глухо буркнул:

— Ладно тебе, я ж просто так спросил.

В его голосе зазвучала обида, но мне было все равно, что он сейчас думает или чувствует. Поняв, что уйти по-английски с этого вечера мне не удастся, я решила использовать Степана в качестве провожатого, одновременно все-таки желая смягчить эффект, произведенный моей последней, довольно жестко прозвучавшей фразой.

— Степа, мне действительно пора, не будешь ли ты так любезен проводить меня до гардероба? Только тебе я могу доверить столь ответственную миссию. Ведь ты мой старый друг… — И вопросительно взглянула на него.

— Ну, вообще-то не такой уж и старый, — пытался еще каламбурить Степан. — Конечно, я с удовольствием провожу тебя, хотя твой уход большого удовольствия мне не доставит.

— Ну ладно, ты совсем зарапортовался, пошли.

Я властно взяла Степана под руку и потянула к выходу.

В гардеробе он восхищенно брякнул что-то по поводу моего плаща и уже на улице, поцеловав мою руку, как паяц, отвесил глубокий поклон и вновь рассыпался в комплиментах.

Дождь капал на ветровое стекло, оставляя мутные разводы, с которыми усиленно боролись «дворники». С внутренней стороны стекло запотело, и я включила печку, но непрогретый двигатель еще не набрал нужной температуры, и только когда я подъехала к дому, он дошел до кондиции.

Войдя в квартиру, я первым делом сбросила свои парадные тряпки, приняла душ и уже в здравом уме и трезвой памяти села за стол и, аккуратно вынув из сумки рюмку, начала процедуру снятия отпечатков. На рюмке оказался всего один четкий отпечаток среднего пальца, остальные были смазаны, но и этого мне было достаточно, чтобы провести сравнительный анализ. Я достала из конверта квадратик слюды с отпечатком среднего пальца, снятого с хрустальной пепельницы, и совместила его с отпечатком пальца Лысенко…