Пушкин. Жизнь в цитатах: Лечебно-профилактическое издание - Константин Леонтьев

Юродивый:

Борис, Борис!.. Николку маленькие дети обижают… Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича…

Царь Борис:Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка.

Юродивый:Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода – богородица не велит.……

Царь Борис:Ты знаешь ход державного правленья;Не изменяй теченья дел. Привычка —Душа держав.……

Гаврила Пушкин:Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?Не войском, нет, не польскою помогой,А мнением; да! мнением народным.……

Московские граждане!Мир ведает, сколь много вы терпели…Опалу, казнь, бесчестие, налоги,И труд, и глад – всё испытали вы.……

Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы… Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!

Народ безмолвствует.

ПРОЗА

О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И.А. Крылова

Поэзия бывает исключительною страстью немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни: но если мы станем исследовать жизнь Ломоносова, то найдем, что науки точные были всегда главным и любимым его занятием, стихотворство же – иногда забавою, но чаще должностным упражнением.

… странно жаловаться, что светские люди не читают Ломоносова, и требовать, чтобы человек, умерший 70 лет тому назад, оставался и ныне любимцем публики. Как будто нужны для славы великого Ломоносова мелочные почести модного писателя!

…просвещение века требует пищи для размышления, умы не могут довольствоваться одними играми гармонии и воображения, но ученость, политика и философия еще по-русски не изъяснялись; метафизического языка у нас вовсе не существует. Проза наша так еще мало обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты для изъяснения понятий самых обыкновенных, так что леность наша охотнее выражается на языке чужом, коего механические формы давно готовы и всем известны.

… Некто справедливо заметил, что простодушие есть врожденное свойство французского народа; напротив того, отличительная черта в наших нравах есть какое-то веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться…

О стихотворении "Демон"

В лучшее время жизни сердце, еще не охлажденное опытом, доступно для прекрасного. Оно легковерно и нежно. Мало-помалу вечные противоречия существенности рождают в нем сомнения, чувство мучительное, но непродолжительное. Оно исчезает, уничтожив навсегда лучшие надежды и поэтические предрассудки души.

Замечания на Анналы Тацита

… не удивительно, что Тацит, бич тиранов, не нравился Наполеону; удивительно чистосердечие Наполеона, в том признававшегося, не думая о добрых людях, готовых видеть тут ненависть тирана к своему мертвому карателю.

Тацит говорит о Тиберии, что он не любил сменять своих наместников, однажды назначив. Ибо, прибавляет он важно, злая душа его не желала счастия многих…

1826 год. Село Михайловское. Вызов в Москву

СОБЫТИЯ

Показания декабристов в следственной комиссии: "рукописных вольнодумческих сочинений Пушкина и прочих столько по полкам, что это нас самих удивляло".

Письмо Жуковского о нахождении в бумагах каждого из декабристов нецензурных политических стихов Пушкина.

Подача в мае прошения на имя Николая I об освобождении с приложением подписки о непринадлежности к тайным обществам.

Резолюция о вывозе Пушкина в Москву "под надзором фельдъегеря, не в виде арестанта".

Аудиенция у Николая I, объявившего Пушкину об освобождении из ссылки и о том, что он сам будет его цензором.

Вызов на дуэль Федора Толстого-Американца, не оказавшегося в Москве.

Начало декабря – сватовство к С.Ф. Пушкиной. Конец декабря – знакомство с Е.Н. Ушаковой.

Письма

Что делается у вас в Петербурге? я ничего не знаю, все перестали ко мне писать… неизвестность о людях, с которыми находился в короткой связи, меня мучит. Надеюсь для них на милость царскую.

Кстати: не может ли Жуковский узнать, могу ли я надеяться на высочайшее снисхождение, я шесть лет нахожусь в опале, а что ни говори – мне всего 26. Покойный император в 1824 году сослал меня в деревню за две строчки нерелигиозные – других художеств за собою не знаю.

Ужели молодой наш царь не позволит удалиться куда-нибудь, где бы потеплее? – если уж никак нельзя мне показаться в Петербурге – а?

Вероятно, правительство удостоверилось, что я заговору не принадлежу и с возмутителями 14 декабря связей политических не имел, но оно в журналах объявило опалу и тем, которые, имея какие-нибудь сведения о заговоре, не объявили о том полиции.

Но кто ж, кроме полиции и правительства, не знал о нем?

Гонимый шесть лет сряду, замаранный по службе выключкою, сосланный в глухую деревню за две строчки перехваченного письма, я, конечно, не мог доброжелательствовать покойному царю, хотя и отдавал полную справедливость истинным его достоинствам, но никогда я не проповедовал ни возмущений, ни революции – напротив.

Класс писателей, как заметил Альфиери, более склонен к умозрению, нежели к деятельности, и если 14 декабря доказало у нас иное, то на то есть особая причина.

Может быть, его величеству угодно будет переменить мою судьбу. Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости.

Милый мой Вяземский, ты молчишь, и я молчу; и хорошо делаем – потолкуем когда-нибудь на досуге…

Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве и дай ей денег, сколько ей понадобится, а потом отправь в Болдино (в мою вотчину, где водятся курицы, петухи и медведи).

Ты видишь, что тут есть о чем написать целое послание во вкусе Жуковского о попе; но потомству не нужно знать о наших человеколюбивых подвигах.

При сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке, если то будет мальчик. Отсылать его в Воспитательный дом мне не хочется, а нельзя ли его покамест отдать в какую-нибудь деревню – хоть в Остафьево.

Милый мой, мне совестно ей-богу… но тут уж не до совести. Прощай, мой ангел, болен ли ты или нет; мы все больны – кто чем. Отвечай же подробно.

Судьба не перестает с тобою проказить. Не сердись на нее, не ведает бо, что творит. Представь себе ее огромной обезьяной, которой дана полная воля…

Твои стихи… слишком умны. – А поэзия, прости господи, должна быть глуповата.

Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног – но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство.

Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? если царь даст мне слободу, то я месяца не останусь.

Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и бордели – то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство.

В 4-ой песне "Онегина" я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? в нем дарование приметно – услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится – ай да умница.

… Я теперь во Пскове, и молодой доктор спьяна сказал мне, что без операции я не дотяну до 30 лет. Незабавно умереть в Опоческом уезде.

Всемилостивейший государь!

…с надеждой на великодушие Вашего императорского величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противоречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему императорскому величеству со всеподданнейшею моею просьбою.

Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения… осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие края.

……

(Расписка на отдельном листе)

Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь никаким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них.