Неугомонные бездельники - Геннадий Михасенко

Мы живо слопали свои дозы - только семена прохрумкали.

- Мама, а еще можно угостить? - опять спросил Генка.

- Чем? - еще больше удивилась тетя Тося.

- Персиками... Там, в ящике.

- А-а, ну, конечно! - радостно спохватилась тетя Тося. - Я сама, остановила она рванувшегося было Генку, поднялась и скрылась в темной спальне, откуда сквозь полураздвоенные занавески холодно позыркивало на нас трюмо.

Генка хитро подмигнул.

- Вот, мальчики... Чуть-чуть зеленоваты, но ничего. - И тетя Тося опустила нам в ладони по одному желто-красному, пушистому, тяжелому персику.

Слюна пошла - хоть корабли пускай. Но я не стал есть персик на глазах у тети Тоси, чинно, осторожно и беззвучно, мне хотелось вгрызться в него так, чтобы захлебнуться соком, хотелось почавкать и покрякать от блаженства. Поэтому я только нюхнул его, прикоснувшись носом к ворсинкам, и опустил руку.

Ребята сделали то же самое.

Генка поцарапал между светлыми бровями, как бы решаясь на что-то, и опять обратился к матери:

- Мам, я ведь завтра уезжаю, можно я на прощание угощу ребят еще?.. Грецкими орехами?

- Орехами? - Вот тут удивление тети Тоси перешло в нахмуренность. - А у нас остались они?

- Остались, мам! - счастливо подтвердил Генка.

- Господи, чего тогда спрашивать?.. Угости, конечно! - И она уткнулась в книгу.

Видя, что Генка входит в гостеприимный азарт, я понял, что надо сматываться, а то он разбазарит всю посылку, только что, видно, полученную из Алма-Аты. Головачевы часто получали оттуда посылки от родственников. Пока Генка добывал где-то под кроватью угощения, я кивнул на дверь, и мы разом поднялись. Но Генка успел. Он сунул нам по паре черепашистых орехов и вышел про водить нас. А на крыльце сыпанул в наши карманы еще по горсти изюма.

- Да ты сдурел, Генк, - сказал я. - Тебе же влетит.

- Подумаешь! - счастливо улыбаясь, прошептал он. - Я же уезжаю завтра!

- А как же Король Морг? - вспомнил Борька. - Не забудет "Песенку Герцога"?

- Нет... А если и забудет, выучим другую, - простецки ответил Генка. - Ну, ребята, бывайте!

Он пожал нам руки, и мы расстались.

Борька повернул в свой край, мы со Славкой - в свой, впиваясь, наконец, в персики и высасывая из них все среднеазиатское волшебство.

Было уже поздненько. В квартирах пылало электричество, и от окон до забора висели в воздухе прозрачные световые запруды, разбивая двор на четкие отсеки: свет - тьма, свет - тьма, и мы двигались как будто по перрону вдоль длинного ночного поезда, выискивая свой вагон и свое купе.

- Нах хаузе, ребята? - спросил неожиданно кто-то с темного крыльца, и мы увидели раскаленный уголек, описывающий дугу.

Это был дядя Федя.

Меня вдруг прошибла такая слабость от усталости и голода, только растравленного сладким, что я прислонился к стене. Видно, поняв мое состояние, дядя Федя приказал нам подняться наверх. Я еле-еле осилил четыре-пять ступенек и плюхнулся у дяди Фединых ног. Он что-то разломил со щелчком и подал нам. Это была твердая копченая колбаса. Аж со стоном я вцепился в нее.

Соседнее окно разжижало мрак, и я заметил на крыльце разостланную газету, стакан, куски хлеба, еще что-то и спросил:

- А чего вы в темноте, дядя Федя?

- Так, Володя... Я тут гульнул маленько.

- Да, вином пахнет, - принюхавшись, сказал Славка.

- Водкой, - уточнил дядя Федя. - Целую четушку ахнул, за два приема... Такой уж у меня сегодня день - аховский. - Пустив тоскливую струю дыма, дядя Федя покачал головой, и я разглядел, что он действительно какой-то не такой, неуютный, помятый: шевелюра всклочена, рубаха до ремня расстегнута, один рукав засучен до локтя, второй распущен и заглотил полкисти; но в голосе и в движениях - ни капли пьяности. - Ешьте-ешьте, растите... Мой бы Игорек был сейчас как вы, только года на два старше, вот такой, наверно. - И он ладонью показал надо мной, на сколько его Игорь был бы выше меня.

К дяди Фединому одиночеству мы привыкли так, как будто он век жил один, хотя знали, что у него была семья и что она погибла когда-то в дорожной катастрофе, но глубже не интересовались. А выходит, был сын Игорь, наш сверстник... И я внезапно подумал, что уж не с печальным ли прошлым связана сегодняшняя дяди Федина неуютность?.. Точно уловив мою мысль, он сказал:

- Дело, ребята, в том, что двадцать лет назад, еще во время войны, вот в этот день, десятого июля, у меня появилась жена... А пятнадцать лет назад, уже после войны, в ночь с десятого на одиннадцатое июля у меня появился сын Игорь... А десять лет назад, девятого июля же, исчезло все... Видите, на какие огромные пятерки разбита моя жизнь? Вот поэтому-то я сегодня и гульнул. И вы меня, надеюсь, не осудите.

- Кто, мы?.. Да что вы, дядя Федя! - почти испугался я.

- Ну, спасибо, ребята. - Он вздохнул, смял потухший окурок и задумался, облокотившись на колени.

Молчали и мы, не жуя колбасу, а посасывая ее. В словах дяди Феди дыбом встало что-то жуткое.

Он, точно опомнившись, резко выпрямился, пятерней прибил шевелюру, закатал второй рукав до локтя и, коротко усмехнувшись, проговорил:

- Мне рассказали, как Анечка гналась за Юркой с поварешкой. Смешно, конечно, но и грустно. А я вспомнил, как за мной однажды вот так же гнались, только не тетенька с поверешкой, а немец с автоматом. Вот был марафон так марафон! Призы понятно какие: первое место - жизнь, второе смерть. Судья - пуля. Хотите?

- Конечно! - щелкнул зубами Славка, мы оживились и опять зажевали колбасу.

- А дома? - спросил дядя Федя. - Вдруг опять где разбой, и Лазорский вас пытать будет?

- Ничего, - сказал я. - Мы же у вас. Да и огороды не каждую ночь чистят.

- Ну, ладно... Значит, дело было так. Разбила как-то наша артиллерия немецкий обоз - автоколонну с боеприпасами, продуктами, кухней и прочим. А у нас с харчами не густо было. Вот я и к командиру - разрешите, мол, пошарить. Ты что, говорит, с ума сошел, кругом же немцы. Товарищ младший лейтенант, говорю, да пока они очухаются после обстрела, я десять раз вернусь. Разрешил. Ну я и отправился. Где ползком, где перебежкой, пересек нейтральную полосу, заскочил в лесок, чтобы из него до разбитых машин добраться, и только приподнялся, а из-за кустов на меня детина с автоматом: "Хэндэ хох!" - руки то есть вверх. Представляете?.. Что делать?.. Эх, думаю, пропадать, так с музыкой - прыг в кусты и бежать. Даст сейчас очередь, думаю, и все!.. Но нет, не выстрелил, за мной, гад, кинулся, живьем, значит, взять захотел. Вот тут-то, друзья мои, и началось соревнование. Я лечу, как пуля, немец - тоже, на пятки наступает. Чувствую даже, как пятерней царапает по спине, схватить хочет, а гимнастерка натянута, горстью не цапнешь. Вдруг запнулся я за что-то, упал, фашист кубарем через меня. Я вскакиваю, прыг через него - и дальше ходу. Тут траншея, я в нее и - направо. Немец следом и - налево. Здесь только я пришел в себя и вспомнил про автомат... У меня же с собой автомат был, болтался на шее. Я об него все руки поразбил, а выстрелить не сообразил. Немец хватился - нет меня, повернул - и ко мне. Только из-за угла, я его раз! - очередью, и все, на этом кончилось наше соревнование... Вот какие игрушки были на войне. А то поварешкой - подумаешь!

- Да-а, - протянул я.

- Ну, ступайте, ребята, а то и мне влетит... Чуть чего - дядя Федя, мол, извиняется.

Мы поблагодарили за колбасу, за рассказ. Дядя Федя спустился с нами с крыльца, следом, брякая по ступенькам, скатилась пустая четушка. Дядя Федя поднял ее и дунул в горлышко.

- Вы лучше не пейте, - сказал Славка.

- Да я и не пью. В год одна бутылка и та - малопулька. Куда бы ее деть?

- Швырните через огород, - посоветовал я.

- Как гранату, да?

- Ну, представьте, что оттуда танк ползет.

- Откуда?

- Вон, из гаража.

- Ага, ну-ка!

- А хватит силы?

- Если танк, то должно хватить! - Он размахнулся и так пустил бутылку, что она только свистнула, а рукав его снова распустился до кисти.

Секунд через пять в нашем гараже грохнуло железо, да так, будто там действительно взорвался танк, и дробно зазвенели разлетевшиеся осколки. Не ожидавший такого шума дядя Федя с деланным испугом схватился за голову, присел и маханул на крыльцо. Мы же, пригнувшись, драпанули прочь, но у палисадника Ширминых остановились, свернув за угол, и прислушались. Было тихо.

- Славк, тебе ничего не показалось? - шепотом спросил я.

- Показалось.

- Что?

- Вскрик.

- Мне тоже... А может, это не там, а где-то тут?

- Бутылка разбилась там, а вскрик тут?.. В гараже! - убежденно прощелкал Славка.

Мы опять напрягли слух, вытянув шеи и даже привстав на цыпочки, но нигде - ни звука, только за мехмастерскими с воем пронеслась электричка.

Я спросил:

- А кто же это?

- Может, сторож.

- Сторож бы не такой крик поднял да еще бы из ружья бахнул. Что ему ночью в металлоломе делать? - возразил я. Кроме нас там некому быть, а мы тут.

- А Юрка? - спросил Славка.

- А-а-а!.. С приятелями! - прохрипел я, вспомнив, как они все блуждали вокруг двора, дожидаясь, наверно, темноты.