Книга былей и небылиц про медведей и медведиц - Алексей Кожевников

Третья дверь оказалась в кухню столовой. Медвежонок шагнул туда, что-то схватил и выскочил обратно. За ним выскочила та самая женщина, что приводила его к плотникам. Она выскочила с громкой бранью:

- Опять ты, проклятый. Вор, разбойник, попрошайка. Вот поймаю и расшибу тебе башку.

Увидев Kpyгленькую, которая наблюдала за проделками медвежонка, обиженная женщина опрокинула свой гнев на нее:

- Вот что сделала ты из зверенка. Хуже некуда. Известен уже всей Игарке. Достукается, пристрелят.

Кругленькая постаралась успокоить ее:

- Больше не будет этого. А за то, что взял самовольно, я уплачу.

Потом схватила зверенка за ошейник и уволокла домой. Там она сильно отхлестала его веревкой и долго бранила:

- Нахлебник. Тунеядец. До чего дошел... попрошайничать, воровать. Мне стыдно за тебя. Выходит, плохо кормлю. А ты только и делаешь, что просишь. И все тебе мало. Не могу видеть такого.

В тот же день к плотникам пришел Тойчум и заговорил о медвежонке:

- Слышал, бедокурит. Нельзя распускать. Разбалуется - куда его? Только под пулю.

- Я не дам, - и Кругленькая прижала зверенка к своей груди.

- Тогда держи строже.

- Как строже-то? Он не понимает нашего языка.

- Учи на другом.

- На каком же?

- На собачьем. Сдай его в собачью упряжку.

- Медведя к собакам?.. Не уживутся.

- А пошто не попробовать. - Тойчум давно думал об этом. - Медведи и собаки - близкие сродники: одинаково че-тырехлапы, безроги. Чтоб не бегал зря, не бедокурил - поставим в лямки да поближе к вожаку. Тот всему научит. Все собаки зарабатывают себе хлеб: сторожат, охотничают, возят... А пошто не работать медведю? Ноги есть, сила есть. Волк злей, кровожадней медведя. Да люди сделали из него своего лучшего друга - собаку. Отдашь мне медведку - кормить его буду, учить, в гости к тебе водить буду. Сама приходи к нам гостевать. Думай, баба, думай!

И не одна Кругленькая, а вся плотничья артель задумалась, как сделать из медвежонка не ленивца-бездельника, не балованного кривляку, а труженика. Отдать его Тойчуму было жалко: стал он для всех вроде человеческого дитенка. Оставить в артели было тревожно: что-то вырастет из него на готовых хлебах, без работы? И как обходиться с ним, чтобы не получился из него зверь-разбойник, чтобы не пришлось освобождаться от него пулей.

В конце концов решили оставить медвежонка в артели и воспитать из него что-нибудь дельное. Вот Тойчум с помощью своры собак думает сделать медвежонка ездовым зверем. Неужели артель плотников в десять человек стоит меньше Тойчума и его собачьей упряжки?! И плотники горячо взялись за воспитание звереныша, в первую очередь решив приучать его к порядку: кормить три раза в день, как ели сами, никаких поблажек, подачек, гостинцев в перерыве между едой. Чтобы не попрошайничал и не воровал, на волю выпускать только в наморднике. Дома намордник снимать. А чтобы не обленился, не зажирел и зарабатывал свой хлеб, старались дать какое-нибудь дело. Кругленькая учила звереныша таскать на кухню дрова, воду, выносить мусор, помои. Плотники брали его на стройку, заставляли убирать щепу, перекладывать доски с одного места на другое.

Медвежонок работал охотно, правда, не всегда так, как было надо, воду иногда выливал по дороге в неположенном месте, дрова терял, доски укладывал вкривь да вкось.

Наступила зима. Плотники утеплили для медвежонка его конуру. Но звереныш не залег спать. Тойчум объяснил, что это нормально. Медведи, у которых достаточно корма, часто проводят зиму без спячки.

Игарский медвежонок с наступлением зимы стал не сонливей, а наоборот, подвижней. Особенно понравилось ему новое зимнее дело - ездить с Кругленькой в магазин за продуктами. Он в упряжке с медными бубенчиками тянул санки, она тянула его за красивый, яркий поводок. Их, как прежде, часто останавливали, что-то говорили весело, медвежонка ласково гладили по шерстке. Иногда Кругленькая отпускала его покататься на санках, и он быстро научился у ребятишек кататься один с горки не хуже любого из них.

А однажды он сделал такое, что прославился на всю Игарку, даже шире. В Игарке строили мостовую, строили, как и все другое - дома, бараки, склады, причалы, - из дерева.

Сначала рыли ямы, потом вкапывали столбы, на них укладывали бревна-переводы и, наконец, настилали доски. Улица становилась в точности как пол в благоустроенной квартире.

Впереди двигались землекопы, рывшие ямы. За ними - плотники, ставившие столбы и настилавшие мостовую. Медвежонок, которому шел уже третий год, часто бывал на этой стройке, иногда помогал плотникам, иногда забавлялся. Работа была одна - подносить посильные столбы и доски. А забав много. Подражая неугомонным парнишкам, он прыгал через ямы, прыгал в них, иногда выбирался сам, иногда не мог, и его вытягивали за лапы. Сам толкал в ямы парнишек, они толкали его. Качался на досках, катал отпилыши от бревен. Стучал палкой по доскам, по щепе, по бревнам, создавал свою медвежью музыку.

Когда работы подошли к концу, медвежонок, видимо, огорчился этим, решил продлить их и в одну из ночей натаскал столбов в несколько ям, служивших помойками и отхожими местами.

Утром поднялся крик:

- Кто нахулиганил? Куда теперь идти с неотложной нуждой?!

Хулигана скоро обнаружили: на земле вокруг ям и на столбах он оставил следы своих грязных медвежьих лап. Пострадавшие хозяева ям привалили к плотникам и потребовали убрать столбы.

- Напроказил ваш свинтус, вы и убирайте!

Старший плотник сводил медвежонка к ямам, потыкал мордой в грязные столбы, выпорол охальника веревкой, покричал на него: "Убирай, ахид!" Но медвежонок не понял, чего хотят от него. Вся Игарка смеялась над этой медвежьей выдумкой: вот это истинно медвежья услуга. В нашей Игарке все, даже медведи, - строители.

В тот же день старшина повел медведя к Тойчуму. Плотники убедились, что у них звереныш не станет работником, а содержать его без дела, нахлебником - слишком дорогая потеха. А Тойчум настойчиво сватает. На этот раз не возражала даже Кругленькая: и она устала от медвежонка. Но у нее сохранились еще остатки добрых чувств к нему, и она провожала его, поглаживая по спине.

Тойчум жил на краю города в полотняном балагане, огороженном деревянным заборчиком. Реденький, низенький этот заборчик ничуть не сдержал бы собак, если бы они вздумали убежать. Но им это даже не приходило в голову. Тойчум так выдрессировал их, что плюгавый заборчик казался им неодолимой водной Енисейской ширью.

Почуяв медведя, собаки, штук двадцать, с рычанием и лаем сбежались к забору. Но ни одна не осмелилась высунуться за него. На этот переполох Тойчум вышел из балагана, широко, гостеприимно распахнул в заборчике калитку и сказал:

- Давно жду, давно. Ну, гуляй во двор!

- А собаки? - молвила тревожно Кругленькая.

- Сейчас хвостом вилять станут, - успокоил ее Тойчум, затем крикнул на собак.

Они разом умолкли и ушли за балаган.

- Вот, бери! - старшина протянул Тойчуму поводок, на котором привел медведя.

- Давно жду, давно, - повторил Тойчум, принимая поводок. - Сколько стоить будет?

- Ничего, бери так, за одно спасибо!

- Зачем за одно... одно мало, - повеселевший Тойчум протянул старшине руку: - Спасибо тебе! - Затем протянул руку Кругленькой: - Спасибо и тебе! И еще передайте спасибо вашим плотникам.

Тойчум спросил, как зовут медвежонка.

- Всяко, - и Кругленькая начала перечислять наиболее ходовые имена: Приемыш, Выкормыш... Игаркан.

Тут Тойчум остановил ее:

- Игаркан, Игаркан сын - хорошо, пусть будет так. - Он заглянул на секунду в балаган, вынес оттуда кусок вяленой рыбы и протянул ее медвежонку.

- Давай знакомиться. Ты - Игаркан, я - Тойчум, твой каюр [Каюр - ямщик собачьей упряжки].

Медведь потянулся к рыбе. Тогда Тойчум поднял ее так, что Игаркану пришлось встать на задние лапы и пройти несколько шагов.

- Вот правильно, - похвалил его Тойчум. - Надо не ждать, когда принесут еду, а добывать, ходить за ней, бегать. Один Тойчум не может бегать за всю ездовую свору.

Старшина Круглое и повариха Анфиса на прощание погладили медведя, потрясли ему правую переднюю лапу и ушли домой. А Тойчум тотчас же занялся обучением медвежонка делу северной ездовой собаки. Прежде всего поставил его в постромки. Медвежонок не воспротивился, он уже пробовал такую сбрую у Кругленькой. Затем каюр громко скомандовал: "Хоп-хоп!" Все ездовые собаки встрепенулись, начали грудиться. Каюр глянул на них, взял за ошейник самого крупного рыжего с проседью кобеля - вожака упряжки, и поставил в постромки рядом с медведем. Вожак оскалился на соседа, непривычного по виду и по запаху. Медвежонок недоуменно, даже боязливо отодвинулся. Он в своей безмятежной жизни еще не испытывал ни вражды, ни потребности в драке.

- Тобол, не смей! - скомандовал Тойчум вожаку.

Тот послушно спрятал свои зубы. Тойчум сел в нарту и снова скомандовал:

- Хоп-хоп!