Собиратель чемоданов - Ольга Ляшенко

За это некоторые сильно невзлюбили Упендру. Другие его защищали, но что с ним делать никто не знал.

5. Тогда-то и выступил на сцену Чемодаса. «Давайте я к нему схожу и поговорю с ним по душам», — предложил он. И все на него положились, хотя до этого он видел Упендру лишь издали и не имел с ним никаких личных контактов.

Приняв это решение, Чемодаса до положенного времени оставался на работе, а потом пошел домой. Перед сном он снял свой логос и внимательно его осмотрел. Обнаружив едва заметную дырочку возле правого уха, взял иголку с ниткой и аккуратнейшим образом ее заштуковал, затем бережно прополоскал копачок в прохладной воде со специальным моющим средством и повесил на просушку в прихожей.[71] После этого он переложил инструменты в своем сундучке, чтобы не гремели на ходу, вымыл сандалии и лег спать. Все это время, и даже засыпая, он представлял, как будет говорить с Упендрой, перебирал различные доводы и сравнивал их по силе убеждения.

Утром Чемодаса снял с сушилки еще чуть влажный колпачок, натянул его на голову и, встав перед зеркалом, некоторое время разглаживал лицо ладонями вдоль массажных линий, чтобы ни осталось ни одной морщинки. Затем он почистил зубы, причесал волосы, надел новую рубашку и, захватив с собой пачку печенья «К чаю», отправился в гости к Упендре.

6. Упендра в это время сидел на полу в своем доме и подстригал себе ногти на ногах. Увидев входящего Чемодасу, он обрадовался, потому что уже очень давно к нему никто не заглядывал.

— Между прочим, принято стучать, когда входишь в дом, — приветливо сказал он.

— Во что же стучать? — удивился Чемодаса. — Двери-то нет.

И вправду, в доме Упендры не было двери. Ее взял по востребованию один чемоданный житель. Это было не совсем законно, поскольку на предметы интерьера, строительные и отделочные материалы и конструкции, сантехнику, мебель и прочие изделия право востребования не распространяется. Но как раз в то время, когда приходили за дверью, Упендры не было дома, а вернувшись, он не сразу заметил ее отсутствие и не успел вовремя подать иск.

Поэтому он ничуть не растерялся и ответил:

— Ну и что! Мне запираться ни к чему. Я никого не боюсь. Знаешь, какой я сильный? Вот пощупай, — он согнул руку и дал Чемодасе пощупать свои мускулы. — Один раз на меня хотели напасть сразу восемь человек! И представь себе, ни один из них не смог меня догнать. Потому что я бегаю как ветер. Смотри, — Упендра поднялся с пола и сделал круг по комнате. — Давай наперегонки?

Они побежали, и Чемодаса на первом же круге обогнал Упендру. «Пока все идет по плану», — подумал он, но ничем не проявил своего торжества.

— Я сейчас не в форме, — признался Упендра, отдышавшись. — Мало тренируюсь, времени нет.

— Чем же ты занят? — живо спросил Чемодаса, желая завязать разговор.

— Вообще-то это секрет. Но тебе, раз уж ты интересуешься, так и быть, скажу. Я сочиняю книгу.

— Вот это да! — искренне изумился Чемодаса. — Настоящую книгу? А можно на нее посмотреть?

— Посмотреть пока нельзя, она еще не готова, — ответил Упендра. — Если хочешь, могу рассказать.

— Конечно, хочу!

— Только обещай: никому ни слова. Все равно эти ослы ничего не поймут. Будут смеяться, и больше ничего. Я уже кому только ни рассказывал. Никто ничего не понимает, и все смеются.

Чемодаса дал честное слово, и Упендра начал. Книга оказалась такой смешной, что Чемодаса не заметил, как пролетел день. Лишь поздно вечером, вернувшись домой, он вспомнил, что собирался поговорить с Упендрой по душам. Поэтому на другое утро, чуть свет, он снова отправился к нему.

7. Приблизившись к домику Упендры, Чемодаса хотел было войти как и вчера, без стука, но перед самым порогом передумал и решил пошутить. Он обошел на цыпочках вокруг дома, подставил лестницу, влез на крышу и громко постучал по ней. Ответа не было. Тогда он постучал еще и еще. Из домика выбежал заспанный Упендра.

— Эй, ты! — закричал Упендра, — Ты что там делаешь? Слезай сейчас же с моей крыши, хулиган! А не то я сейчас вызову моего друга Чемодасу, он с тобой разберется!

Когда Чемодаса слез с крыши и подошел к нему вплотную, Упендра сказал:

— А, это ты! А я сразу тебя узнал. Недаром говорят, что у меня орлиный взгляд. Я за тысячу метров могу узнать кого угодно, даже практически незнакомого.

— За тысячу метров? — засмеялся Чемодаса. — Ну, это ты слегка преувеличиваешь. Разве у нас бывают такие расстояния?

— А что здесь вообще бывает? — сказал Упендра, безнадежно махнув рукой. — Здесь вообще ничего не бывает. Никакой жизни, никакого движения. Все только и знают, что бегать как сумасшедшие — туда-сюда, туда-сюда. Лично я с этими местами уже не связываю никаких надежд.

Он замолчал, погрузившись в свои невеселые мысли. Молчал вместе с ним и Чемодаса.

Наконец Упендра вспомнил о своем госте.

— Что ж мы стоим на сквозняке? Проходи в дом. Это хорошо, что ты меня разбудил. У меня как раз назначена встреча с одним чемоданным жителем. Вот-вот должен подойти, я вас познакомлю. Что-то он запаздывает. Ты себе не представляешь, до чего нудный парень! Но между прочим, ему нравятся мои вещи. Вчера я здесь рассказывал свою книгу, а он как раз случайно зашел. Послушал — и просто обалдел! Никогда, говорит, ничего подобного не читал. Договорились сегодня опять встретиться. Слушай! У меня идея: сейчас мы с тобой быстро выпьем чаю — и смоемся, пока он не пришел!

Чемодаса задумался.

— Послушай, — сказал он. — А ведь вчера здесь, кажется, никого, кроме нас с тобой, не было.

— Правда? — обрадовался Упендра. — Так значит, это ты и был. Ну, тогда и спешить не надо. Спокойно напьемся чаю и пойдем. Правда, стакан у меня только один, так что будем пить по очереди, Не возражаешь? Кстати, я тебе вчера досказал до конца или нет?

— Нет, не досказал.

— Правильно. Конца пока что нет. Может, ты что-нибудь посоветуешь? Кстати, мы могли бы даже вместе написать какую-нибудь вещь. Ты, надеюсь, писать умеешь?

— Конечно.

— Отлично! Я буду говорить, а ты записывать.

— А разве ты сам не можешь записывать?

Упендра не ответил, потому что как раз в это время на него напала зевота.

— Ты что, не выспался? — спросил Чемодаса, — Может, я тебя раньше времени разбудил?

— А как ты думал! — сказал Упендра. — Теперь у меня весь день будет плохое настроение. Для писателя самое главное — это хорошо выспаться, и пока ты этого не поймешь, даже не знаю, как с тобой и быть. Ведь ты, небось, как пришел вчера домой, так сразу спать и завалился. Разве не так?

— Так, — признался Чемодаса.

— То-то же. А я до семи утра сочинял.

— Не может быть! Сейчас только половина седьмого.

— Вот видишь! А я еще и не ложился.

8. С этими словами Упендра налил себе второй стакан.

— Да, чувствую, мне сегодня лучше из дому не выходить, — сказал он, озабоченно покачав головой. — Если выйду, обязательно схвачу простуду. Я свой организм знаю: стоит постоять на сквозняке — и простуда обеспечена. А ты как думаешь: идти или не идти?

— Движение — лучшее лечение, — автоматически произнес Чемодаса.

Именно такой плакат, с изображением прыгуна с шестом в виде градусника, висел над его рабочим местом. Вдогонку за прыгуном бежали перепуганная нянечка с ложкой и микстурой и доктор Справкин с развевающейся бородой, очками на затылке и в распахнутом халате, из карманов которого пачками вываливались лекарства и рецепты.

Чемодасе стало стыдно, что он говорит такими шаблонными фразами, он стал напряженно думать, как бы сказать то же самое, но своими словами. Однако Упендра не только над ним не посмеялся, но даже одобрил его суждение.

— Правильно, — сказал он. — Именно так и надо писать для молодежи: коротко, ясно и, желательно, в рифму — чтобы сразу запоминалось. И обязательно иллюстировать! Лично я бы это знаешь как изобразил? Представь себе прыгуна с шестом, только вместо шеста — гигантский термометр. И вот он уже разбежался, прыгнул и взлетел на высоту. А вдогонку бегут медсестра и доктор Справкин. У медсестры в руках огромный шприц с лекарством, а доктор Справкин держит за бороду собственный логос: лицо вверх тормашками и перекошено, рот открыт, как будто что-то кричит, волосы дыбом и очки вот-вот свалятся! А череп на бегу приоткрылся, и из него вываливаются разные рецепты, справки, лекарства. Видно, доктор полез за рецептом, а больной в это время от него сбежал, поскольку в лечении не нуждается. Зачем ему уколы, если для него самое лучшее лечение — это движение? Вот скажи: если бы у тебя на работе висел такой плакат, запомнил бы ты его?

— Еще бы. — сказал Чемодаса.

— Вот видишь. Я, когда работал с молодежью, именно так и писал. Всегда кратко, динамично, остроумно и с изюминкой! И художникам спуску не давал. Меня, конечно, считали тираном, но зато я всегда добивался нужного образа. Кстати, наверняка я не ошибусь, если то, что ты процитировал, — это один из моих старых текстов. Хотя, возможно, что и не мой. Возможно, это какой-нибудь плагиат. Ведь у меня очень многое украдено. Изменят одно слово — и уже выдают за свое. А чаще всего даже ничего и не меняют. Картинку другую пририсуют — и все. Не могу же я только тем и заниматься, что ходить по улицам и разглядывать плакаты, как бы чего у меня не позаимствовали. Да пускай заимствуют, мне не жалко! Мне легче новое придумать.