Комбинация Бруно - Александр Юрьевич Прокудин

Сеньора Гонсалес снова завыла «Сынок!» и приняла очередную эффектную позу. Мысли в голове Окампы метались, как парковые белки в июльскую грозу.

– А деньги?! Где же тогда деньги?! – вопрос был все тот же, но трагедии с каждым повторением в нем звучало все больше.

– Откуда мне знать, сеньор Окампо! – Молина тоже начал терять терпение. – По идее, они должны были быть с ним, в машине.

– Ее разметало по двум километрам серпантина! – заорал на него Лукас. – Она сгорела дотла! Вместе с Гильермо, чтоб ему на том свете такой же автомобиль на полной скорости въезжал в задницу каждый день!

– Успокойтесь, сеньор Окампо, прошу вас! – чуть повысил голос и адвокат. Но тут же перешел на полушепот: – Здесь же сеньора Элеонора! Пожалуйста, пощадите чувства матери…

И, наконец, дал нечто вроде ценного совета:

– Я думаю, вам следует осведомиться в банке. И посмотреть полицейский протокол с места происшествия.

Выскочив из дома проклятых Гонсалесов Лукас кинулся в полицейский участок, одновременно на ходу названивая в банк. В банке подтвердили: Гильермо действительно снял со счета фирмы все средства прямо в день гибели. И покинул здание банка с более чем кругленькой суммой.

– Я не могу вам назвать ее по телефону, сеньор, – с профессиональным сожалением сказал директор банка, лично до которого достучался Окампо. – Но, если желаете, мы подготовим для вас полные документы.

– Естественно! – прорычал Лукас в трубку и едва не швырнул ее в гневе в лобовое стекло машины.

Знать точную сумму ему было не так уж и нужно. Учитывая, что было продано все, что можно, Лукас и так знал, что должно было набраться около трех с половиной миллионов. Он сам не так давно проводил оценку всего, что они с Гильермо имели. Как раз для подобной цели – продать все на корню, чтобы вложить в более выгодное предприятие. Но как это мог сделать Гонсалес? Он же до последнего момента был против и просил обождать? Почему он так поступил? Сбежать с этими деньгами, бросив на произвол и его, и свою старуху-мать он ведь тоже не мог, так?

«Хотел показать, что и от него есть польза, пока я на Карибах? С него бы сталось встретить нас с Еленой с чемоданом обналиченных денег. Мол, вот, Лукас! Признаю, ты был прав! Действуй!… Боже, какой идиот!» – других объяснений случившемуся взбешенному Лукасу найти не удалось.

В полиции его тоже ждало разочарование. Эстебан Линарес не смог уделить ему много времени, пришел запрос из префектуры о поисках пропавшего туриста и он был вынужден срочно заняться этим делом. Но всю возможную помощь, кроме личного внимания Линареса, Окампо оказали. Он посмотрел опись вещей, найденных на месте катастрофы. Увы, среди них значился и «вероятно кейс для деловых документов». Приписка «вероятно» значила, что предмет обгорел настолько, что точнее идентифицировать его не представляется возможным. И, тем более, узнать, что находилось у него внутри.

На всякий случай Лукас позвонил еще раз в банк. Уточнить, раз уж ему не могут назвать сумму, хотя бы в чем именно ее вынес из банка Гильермо. В этом ему с готовностью пошли навстречу, банковский кассир вспомнил, что это был кейс. «Такой, знаете, для деловых документов, сеньор Окампо», – окончательно добил Лукаса доброжелательный голос в телефонной трубке.

В этот вечер Лукас Окампо напился второй раз за месяц, что для него было крайней редкостью. А на следующий день – в третий, чего не было с ним вообще никогда. И еще пару дней он пил после этого.

* * *

Лукас очнулся от алкогольного наваждения ранним утром, после долгого двенадцатичасового сна. В душе его догорали головешки огромного костра ненависти, который полыхал до небес все эти четыре дня, щедро подпитываемый крепким спиртным и воспоминаниями о мерзавце Гильермо. Новых проклятий в его адрес измученный мозг Лукаса произвести был уже не в состоянии.

На нетвердых, подрагивающих в щиколотках и коленях ногах Лукас прошел в гостиную и огляделся. Повсюду царил устроенный им в приступе пьяного гнева бардак. Взгляд выхватил валяющуюся на ковре, примерно на треть полную, бутылку виски и Окампо едва успел донести приступ рвоты до туалетной комнаты. Выйдя оттуда, Лукас не глядя набросил на бутылку ванное полотенце, лишь бы она не попадалась ему больше на глаза. И проследовал на кухню.

Четвертью часа позже, приготовив непослушными руками огромную чашку кофе, Лукас улегся с ней в горячую ванну, где, несмотря на почти обжигающую воду, его долго трясло, как от пробирающего до костей холода. Постепенно состояние поврежденного организма стало меняться к лучшему. Принятый после ванны ледяной душ почти окончательно отвлек Окампо от непривычного ему алкогольного потрясения. Осталось лишь прескверное чувство в желудке и совершенно свободная от каких-либо мыслей, звенящая неприятной пустотой голова.

Елены в доме не было, Лукас сидел один на кухне, в не запахнутом домашнем халате, и пытался сосредоточиться. Понемногу события начали восстанавливаться в памяти. Согласно им, после визита в участок полиции, Окампо помчался в офис своей компании. Был шанс, что объяснение действиям Гильермо найдется в деловых бумагах или офисных компьютерах. Однако, каждый из документов и файлов, которые удалось найти Лукасу, лишь дополнительно свидетельствовал о том, что Гильермо действительно перевел в деньги всё, до чего дотянулись его поганые руки.

В офисе у них были отдельные кабинеты – по настоянию Лукаса. Ему не нравилось сидеть в одном помещении с вечно занимающимся чем-то посторонним Гильермо. Вместо работы обычно треплющимся по телефону с дружками и подружками, обсуждающими очередную вечеринку. Поэтому Лукас выделил партнеру отдельное помещение, через стену. Ключи себе при этом он сделал от обоих кабинетов – мало ли что из бумаг может понадобиться, не искать же ему гуляку-Гильермо по всему городу!

После того, как Окампо убедился, что ничего из содержимого компьютеров ему не поможет, он почувствовал, что готов сорваться. Снизить напряжение он попробовал глотком виски, благо у Гонсалеса и в письменном столе, и на кофейном столике, и вообще по всему кабинету, было рассредоточено множество бутылок самого разнообразного алкоголя – на любой вкус.

Выпив и сразу же захмелев, Лукас выпотрошил стол Гильермо – не хуже, чем старая торговка рыбой свежепойманного сибаса. Сделал он это с пьяной грубостью, не глядя разбрасывая все, что не представляло интереса, по кабинету. Но и