Последний расчет - Хьелль Ола Даль

Фрёлик с серьезным видом кивнул, наблюдая за тем, как Гунарстранна сосредоточенно снимает с нижней губы табачную крошку. На лужайке за спиной инспектора прыгала сорока. Фрёлику показалось, что энергичная птица напоминает священника, сутулого пастора в черной сутане с белым воротом, заложившего руки за спину. Чем-то они двое – сорока и инспектор – были очень похожи.

– Вы сказали, что она писала на руке имя своего бойфренда, – сказал Фрёлик. – Значит, у нее был бойфренд?

– Да. Странноватый выбор. Не сомневаюсь, вы знаете парней такого типа. Он похож на торговца автомобилями или футболиста. Любит загорать в солярии и смотреть фильмы про каратистов.

– Как его зовут?

– Уле. Фамилия Эйдесен.

– Что он за человек?

– Самый заурядный… ничего особенного… самый обычный молодой человек… – Аннабет пожала плечами.

– Но что их объединило? Почему они оказались вместе?

– Кажется, он тренер по теннису или что-то в этом роде. – Аннабет Ос презрительно улыбнулась. – Нет, я пошутила. Он инструктор по дайвингу… или преподаватель на курсах иностранного языка. Если честно, я не помню, чем именно он занимается, но помню, что чем-то таким… банальным.

– Какое у вас сложилось впечатление об Уле?

– Самый обычный парень, неглубокий… разумеется, по моему мнению… и потому скучный… и очень ревнивый.

Оба детектива пристально посмотрели на Аннабет.

– Хотя жестоким он мне не показался. Просто ревнивым. Не думаю, что он когда-нибудь применял к ней насилие, давил на нее…

– Обычный ревнивец-зануда?

– Да.

– И в чем проявлялась его ревность?

– Понятия не имею! И вообще, я почти не знаю его и потому не могу судить.

– Как по-вашему, что Катрине нашла в таком, как Уле?

– Статус.

– Что вы имеете в виду?

– То, что сказала. Он похож на модель из рекламы дезодоранта – ну, знаете, бритоголовый, модно одевается. Для Катрине он стал статусным символом; таким не стыдно похвастать перед другими женщинами. Превосходный кусок мяса.

– Кусок мяса?!

– Да… Он похож на многих молодых людей. Они годятся только на то, чтобы спариваться. Наверное, бойфренд Катрине хорош в постели.

– У нее большая татуировка вокруг пупка. В ней что-то символическое? – спросил Фрёлик.

– Понятия не имею, – ответила Аннабет и, подумав, продолжала: – По-моему, нет. Типичная безвкусная наколка… наши пациенты любят такие. Наверное, что-то эротическое, сексуальное.

– Вы не знаете, в прошлом она занималась проституцией?

– Они все этим промышляли.

Фрёлик удивленно поднял брови.

– Во всяком случае, большинство из них.

– И Катрине тоже?

– Д-да… и она тоже.

Гунарстранна кашлянул и спросил:

– Когда вы видели Катрине в последний раз?

– В субботу, – немного растерянно ответила Аннабет. – На приеме у нас дома. Ей стало нехорошо, и она ушла пораньше…

– Иными словами, вы принадлежите к числу тех людей, кто последними видел ее живой.

Аннабет и Гунарстранна несколько секунд смотрели друг на друга. Аннабет первая отвела взгляд.

– Да… мы пригласили в гости еще несколько человек.

– Вы сказали, ей стало нехорошо…

– Сначала она, кажется, потеряла сознание, а потом ее вырвало. Я очень расстроилась, потому что вначале решила, что она напилась. Представьте, как нехорошо, если пациенты реабилитационного центра напиваются в доме заведующей!

– Но она не пила?

– Нет, она весь вечер не притрагивалась к спиртному. И еда тут тоже ни при чем, потому что все гости ели одно и то же, но больше никого не стошнило.

– Значит, с ней случился припадок, – повторил Гунарстранна. – И она ушла пораньше… вместе со своим бойфрендом?

– Нет, кажется, она вызвала такси.

– Кажется? То есть вы не знаете?

– Откровенно говоря, нет. Я не знаю, как она вернулась домой.

– Домой она так и не вернулась.

Аннабет закрыла глаза.

– Гунарстранна, не усугубляйте мое положение. Я не знаю, кто ее увез. Знаю только, что кто-то о ней позаботился. Она ушла из нашего дома раньше остальных… Я решила, что она вызвала такси.

– Когда примерно она ушла?

– Наверное, около полуночи.

Гунарстранна кивнул.

– Фру Ос, – сказал он, – теперь я вынужден напомнить вам, что параметры нашей беседы несколько изменились.

– Что значит «параметры изменились»? Неужели вы думаете, что… Боже мой, объяснитесь!

– Мы ничего пока не думаем, – мягко ответил Гунарстранна. – Изменение заключается в том, что вы больше не обязаны хранить тайны, доверенные вам вашей пациенткой. Если же вы до сих пор считаете себя связанной нормами профессиональной этики, я, как представитель власти, могу освободить вас…

– В этом нет необходимости, – заверила его Аннабет. – Давайте будем справляться с трудностями по мере их поступления.

– Отлично, – кивнул Гунарстранна. – Сегодня провели вскрытие Катрине Браттеруд. – Кивком он указал на здание Института судебной медицины.

– Да, – сказала Аннабет.

– На нем присутствовали мы с Фрёликом.

– Да…

– Очень важно выяснить, что же именно с ней произошло, – продолжал инспектор. – Вы совершенно уверены, что ее стошнило?

– Я не стояла и не наблюдала за ней, если вы это имеете в виду.

– Какую еду подавали на вечеринке?

– А что?

– Я хотел бы сравнить ваш ответ с тем, что обнаружили у нее в желудке.

Аннабет передернуло.

– На закуску были мидии, – начала перечислять она. – Потом я накрыла шведский стол: салаты, холодное мясо, легкие закуски к вину и пиву – оливки, артишоки и прочее… сырная тарелка после горячего… красное вино… пиво… минеральная вода для всех желающих… кофе с коньяком.

Гунарстранна кивнул и продолжал:

– У нее под ногтями обнаружены частицы кожи, что, наряду с другими подробностями, наводит на мысль, что она защищалась.

– Хотите сказать – царапалась?

Инспектор кивнул.

– Бедная Катрине! – пробормотала Аннабет. Поскольку ее собеседники молчали, она вновь заговорила: – На всякий случай знайте: я не заметила в своем окружении человека с исцарапанным лицом.

– Как вы думаете, почему родители Катрине не объявили ее в розыск?

– Похоже, они по ней не очень скучают.

– Пожалуйста, объясните, что вы хотите этим сказать.

– Я хочу сказать, что фру Браттеруд живет как цыганка – либо в своей лачуге, больше похожей на сарай, либо у кого-то из многочисленных кавалеров. Она алкоголичка и вряд ли помнит, сколько Катрине лет. Пока Катрине была у нас, ее мать ни разу не пришла на день рождения дочери…

– А отец?

– Умер, когда ей было десять или одиннадцать лет. Кстати, родители у нее приемные; ее удочерили.

– Приемные родители? – удивился Фрёлик. – Почему алкоголичке позволили удочерить Катрине?

– Наверное, тогда ее мать еще не пила.

– И тем не менее…

– Фрёлик, все органы государственной власти совершают ошибки. Полиция не исключение… Мне известны случаи, когда невинные люди по двадцать лет проводили за решеткой из-за ваших ошибок!

Фрёлик хотел было возразить, но Аннабет не замолкала:

– К нам в центр привезли четырнадцатилетнюю девочку, которой звери полицейские выбили четыре зуба!

– Четырнадцатилетнюю? Не может быть!

– Тех, кто ее избивали, гораздо больше, чем ее возраст, волновало то, что она принимала участие в антирасистской демонстрации! Я хочу сказать, Фрёлик, что ошибки совершают все. Я полжизни посвятила исправлению чужих ошибок. Реабилитация наркозависимых – долгий процесс. Бывает, что доза героина, купленная на улице за тысячу крон, становится первым шагом на пути к самоубийству или началом многолетней борьбы. Такая борьба обходится обществу в десятки миллионов крон! Даже если Катрине станет очередной цифрой в очередном статистическом отчете, не спешите списывать ее со счетов… Лучше найдите того, кто убил ее!

– Где прошло ее детство? – перебил ее Гунарстранна.

– Я точно не знаю, но, кажется, в Крокстаделве или Мьёндале, Стенберге… где-то в тех краях, в одном из бесчисленных жилых комплексов между Драмменом и Конгсбергом.

– Кто биологические родители Катрине?

– Катрине знала, что ее родная мать умерла, когда она была совсем маленькой, вот и все. Я особо не расспрашивала ее.

– О чем вы с ней говорили?

– Довольно много – об ее отце. Его она по-настоящему любила, но он умер, когда ей было десять или одиннадцать лет. Возможно, оттуда все ее комплексы. Стремление найти замену отцу. Конечно, все это лишь предположения, домыслы.

– Нам нужно выяснить одну вещь, – медленно проговорил Гунарстранна. – Вы что-то говорили о насилии в детстве. К Катрине это тоже относится?

– Не знаю.

– Что значит – не знаете?

– Катрине во многом была совершенно непроницаема. У меня есть кое-какие подозрения, но наверняка я ничего сказать не могу.

– На чем основаны ваши подозрения?

– На мыслях, наблюдениях за ней… В судьбах, похожих на ее судьбу, как я и говорила, часто кроется нечто подобное. Ярко выраженные симптомы – проституция, побеги, наркозависимость – могут быть вызваны многими факторами. Попробуйте представить себе девочку с сильной привязанностью к отцу. Потом отец умирает, мать запивает, в доме постоянно меняются мужчины… Однако наверняка я ничего не знаю. Повторяю, во многом она была непроницаема.