Сестра Грибуйля - Софья Сегюр

ГРИБУЙЛЬ. – То есть ты боишься, что я расскажу мадам, что нам вчера наговорили ее подруги… Ну и забавные же у нее подруги!

КАРОЛИНА, с упреком. – Грибуйль, Грибуйль! Ты обещал…

ГРИБУЙЛЬ. – Да, я пообещал и держу слово, ты же видишь. Я ничего не говорю; и вы можете подтвердить, сударыня, что я ничего не сказал о сплетнях госпожи Гребю и этой, как ее… госпожи Леду, и еще этой… госпожи Пирон! Ха-ха-ха! Как она разозлилась!.. Если бы вы видели, как она вылетела из комнаты, после того, как я ей пригрозил все рассказать хозяевам, а потом пообещала, что не будет писать жалобу… Ха-ха-ха! Конечно, вы бы посмеялись, как и я.

Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Что такое? В чем дело? Что случилось?

Каролина напрасно подавала знаки Грибуйлю; он не глядел на нее и уже собирался пуститься в подробности, поэтому Каролина поспешила вмешаться:

– Совершенно ничего, сударыня! Ничего такого, о чем стоило бы рассказывать. Вчера вечером я возвращала невыполненные заказы этим дамам: они рассердились на меня, вот и все. Вы знаете, сударыня, Грибуйль любит пошутить. Недовольство моих клиенток показалось ему забавным, об этом-то он и хотел рассказать мадам.

Грибуйль порывался уточнить рассказ, но осекся, заметив властный жест сестры, и впал в немоту, из которой никакие расспросы г-жи Дельмис не смогли его вывести. Каролина попросила распоряжений насчет завтрака и дальнейшей работы. Г-жа Дельмис разъяснила их обязанности и по окончании завтрака выдала ключи от кладовой, бельевой и всех шкафов. Грибуйль следовал за ними повсюду и всем восхищался, к великому удовлетворению г-жи Дельмис, позволившей ему помогать во всем. Каролина трепетала, чтобы он не допустил какой-нибудь оплошности и не сказал какой-нибудь глупости; но г-жа Дельмис не собиралась сердиться, забавлялась рассуждениями Грибуйля и поощряла продолжать. Платья в шкафу привели Грибуйля в великое восхищение:

– Какие красивые платья! Что за цвета! Будь мадам помоложе – как бы они ей подошли!

– Как это – помоложе? Ты что, считаешь меня старой? Мне такого никто не говорит! – воскликнула уязвленная г-жа Дельмис.

ГРИБУЙЛЬ. – Верно, что никто не говорит! Ведь мадам отлично знает, что далеко не все говорят, что думают. Конечно, вы, сударыня, не так стары, как, служанка кюре матушка Нинон; но для таких красивых и ярких нарядов вам было бы лучше быть как Каролина.

– И сколько же лет ты мне дашь? – спросила г-жа Дельмис, принужденно улыбаясь.

– Полагаю, что вам, сударыня, едва ли сорок лет, – сказал Грибуйль с видом тонкого льстеца.

Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Ну спасибо! Как ты великодушен!.. Сорок лет!.. Ничего себе!.. сорок лет!.. Да мне и тридцати нет!

ГРИБУЙЛЬ. – Ну, тридцать, сорок – это ничего не значит; когда говорят, что мадам сорок лет, это значит, что она на столько выглядит, вот и все.

КАРОЛИНА, встревоженно. – Вы слишком добры, сударыня, что утруждаете себя выслушиванием шуток брата. Что он понимает в цифрах и в человеческом возрасте? Не желаете ли приказать, что делать с платьями? Мне кажется, они очень тесно развешаны; я боюсь, как бы они не помялись.

Г-ЖА ДЕЛЬМИС. – Делайте, как хотите, Каролина, вы в этом смыслите лучше меня.

КАРОЛИНА. – Я переглажу их и повешу в шкаф заново; если мадам угодно надеть сегодня вечером это платье, лиловое с зеленым, я уверена, что оно превосходно подойдет к свежему цвету лица и светлым волосам мадам.

Г-ЖА ДЕЛЬМИС, с удовлетворением. – Как хотите, Каролина; я подчиняюсь вашему вкусу.

Г-жа Дельмис вновь приняла любезный вид. Каролина, довольная, что удалось погасить приступ досады у хозяйки, продолжала обсуждать платья и прически и предложила уложить волосы по новой моде, на что г-жа Дельмис с готовностью согласилась и отправилась в свою комнату.

КАРОЛИНА. – Пока я причесываю мадам, ты, Грибуйль, уберешь со стола и помоешь посуду, потом все как следует высушишь и расставишь фарфор в столовой.

ГРИБУЙЛЬ. – Хорошо, Каролина; но почему у тебя был недовольный вид, когда я сказал о ее возрасте?

КАРОЛИНА. – Потому что никогда не надо напоминать о возрасте хозяйки, и прошу тебя никогда об этом не говорить с госпожой Дельмис.

ГРИБУЙЛЬ. – Хорошо, раз тебе не нравится, не буду говорить; но я не понимаю, почему.

Г-ЖА ДЕЛЬМИС, призывно. – Каролина, Каролина, я вас жду!

КАРОЛИНА. – Хозяйка зовет; ступай скорее, Грибуйль, принимайся за работу и ничего не сломай.

ГРИБУЙЛЬ. – Будь спокойна, я уж не сделаю, как мадмуазель Роза… Как все-таки забавно, что Каролина не хочет, чтобы я говорил о возрасте хозяйки… Почему бы это?.. Может быть, потому, что она не хочет знать правду про свой возраст?.. Конечно, так и есть… Ей бы следовало быть более благоразумной… Этого ей точно не хватает… Ну какой смысл шить себе разноцветные платья, как будто она молоденькая! Вот например, – продолжал Грибуйль, рассматривая платья, – вот это ярко-розовое, как бы оно подошло Каролине! А это бледно-голубое, с огромными пионами – какое забавное!.. Или вот это лиловое, которое Каролина предложила ей надеть на вечер! Слишком молодо! Слишком красиво! – добавил он, качая головой.

Закончив свое исследование, Грибуйль прошел в столовую, убрал со стола, перемыл фарфор, стаканы, столовые приборы; по поручению Каролины, протирал и расставлял посуду на столе и в буфете. Затем спустился на кухню, перечистил кастрюли, подмел все углы, все привел в порядок. Когда сестра пришла приготовить обед, то похвалила Грибуйля и попросила его сходить к господину кюре и рассказать об их жизненных переменах. Это было исполнено с такой стремительностью, что Каролина не успела дать дополнительные разъяснения.

IX. Неожиданная встреча

Грибуйль, радуясь возможности немного прогуляться, немедленно отправился в путь. Идя по улочке, которая вела к дому священника, он увидел, как осторожно открылась дверь заброшенного амбара и оттуда крадучись, словно опасаясь быть обнаруженной, вышла какая-то особа. Дверь скрывала ее от Грибуйля; она осмотрелась по сторонам и собиралась пуститься по улице, когда заметила мальчика. Она вскрикнула и хотела кинуться обратно в амбар, но узнавший ее Грибуйль перегородил дорогу.

ГРИБУЙЛЬ. – Это вы, мадмуазель Роза? Что вы делаете в этой хибаре? Почему прячетесь от меня?

РОЗА. – Тише! Боже, не дай мне пропасть!

ГРИБУЙЛЬ. – Как это – пропасть? Наоборот, я вас снова нашел!

РОЗА. – Нет, я не про это. Не говорите никому, что вы меня встретили и что я здесь, в этом амбаре.

ГРИБУЙЛЬ. – А почему бы мне про это не сказать? В этом нет ничего плохого. Каролина не рассердится, я уверен.

РОЗА. – О! Грибуйль! Если узнают, что я здесь, за мной придут жандармы и посадят в тюрьму.

ГРИБУЙЛЬ. – Жандармы! Эге! Это другое дело. Но почему? Что вы сделали?

РОЗА. – Я поколотила господина мэра и его посуду.

ГРИБУЙЛЬ. – А! Так это ваша работа! Да-а-а, что там было! Мне пришлось два часа убирать осколки… И вас хотят за это посадить в тюрьму?

РОЗА. – Да, мэр так сказал, и я убежала и спряталась здесь; но я очень хочу есть и собиралась пойти к господину кюре, чтобы попросить о куске хлеба и чтобы господин Дельмис меня помиловал. Я боюсь тюрьмы!

ГРИБУЙЛЬ, участливо. – Могу представить! Бедная мадмуазель Роза! И надо же было вам стать такой злой, чтобы попасть в тюрьму! Как вас спасти?

Роза собиралась ответить, когда услышала приближавшиеся шаги; она живо втолкнула Грибуйля в амбар, кинулась за ним, заперла дверь и спряталась за кучей старого сена, гнившего в темном закоулке. Грибуйль хотел было заговорить.

– Ради бога, ни слова, или я пропала! – сказала она тихим голосом, стиснув руки.

Испуганный Грибуйль не шевелился; шаги медленно приближались. Подойдя к амбару, жандармы, ибо это были именно они, уселись возле двери, на каменном пороге, который послужил им сиденьем. Они завели тихую беседу; Грибуйль пытался прислушиваться к разговору, но разобрал только отдельные слова.

– Ускользнула, может быть… у кюре… будет бояться… хороший урок… Полевая Роза… Лесная Роза… Ха-ха-ха!

Отдохнув несколько минут, жандармы продолжили свой путь; было слышно, как они смеются и поминают полевую Розу.

Когда вновь воцарилась тишина, Роза выбралась из укрытия; она дрожала от страха, а Грибуйль – еще больше.

РОЗА. – Мне срочно нужно поесть; я так голодна, что сил нет больше терпеть. Грибуйль, прошу тебя, достань мне кусок хлеба, я умираю.

У Грибуйля стучали зубы и тряслись колени; но, тронутый страданиями бывшего врага, он подошел к двери, повернул щеколду, открыл и столкнулся нос к носу с жандармом.

– Ах! – вскричал Грибуйль и рухнул на четвереньки.

КАПРАЛ. – Вот это да! Что за испуг? Бояться жандарма – плохой признак… Выше нос, мальчик, дай-ка я тебя признаю.

Грибуйль не шевелился, капрал поднял его силой.

КАПРАЛ. – Гляди-ка! Грибуйль! Это ты, малыш! Почему ты меня вдруг испугался? Мы же старые друзья. И как ты оказался в этом амбаре? Ты там не один, наверно?