Стальные пещеры (пер. И.Кочкарева) - Айзек Азимов

Джесси закусила губу.

– А как насчет виноградника Навуфея, Лайдж? Жил себе этот Навуфей, никого не трогал. Единственная его вина была в том, что он отказался продать царю свой виноградник. Тогда Джезебел устроила так, чтобы люди лжесвидетельствовали против него. Они показали, что Навуфей богохульствовал или что-то в этом роде.

– Его обвинили в том, что он «хулил бога и царя», – подсказал Бейли.

– Да. И его казнили, а после конфисковали его имущество.

– Они поступили несправедливо. Конечно, в наше время, да даже и в среднюю эпоху с Навуфеем обошлись бы не так сурово. Если бы его собственность понадобилась городу, решением суда ему приказали бы убраться, а в случае необходимости выдворили бы насильно, заплатив при этом справедливую, с их точки зрения, сумму в качестве возмещения убытков. У царя Ахава не было такого выхода, И все же решение Джезебел было несправедливым. Единственным оправданием ей может служить то, что Ахав так горевал из-за виноградника, что даже заболел, а она считала, что ее любовь к мужу важнее благосостояния Навуфея, Я еще раз говорю тебе, она была воплощением верной же…

Джесси отпрянула в сторону. Лицо ее пылало от гнева.

– Ты низкий, злой человек!

Он посмотрел на нее в полном недоумении:

– Что я такого сделал? Что с тобой?

Она выскочила из квартиры, не удостоив его ответом, и провела весь вечер и полночи на этажах субэфирного видео, где нетерпеливо переходила с сеанса сеанс, израсходовав свою двухмесячную квоту, а заодно и квоту мужа.

Когда она вернулась домой, Бейли все еще не спал, но ей уже нечего было сказать ему.

Позже, гораздо позже Бейли пришла мысль, что он вдребезги разбил очень важную часть жизни Джесси. Ее имя значило для нее что-то интригующе порочное. Оно было восхитительным противовесом для ее чопорного, слишком уж приличного прошлого. Оно вносило в ее пресную правильную жизнь привкус безнравственности. И Джесси это обожала.

Но все это рухнуло. Она никогда больше не упоминала своего полного имени ни при Лайдже, ни при своих друзьях, и, как казалось Бейли, она избегала его даже в собственных мыслях. Она стала просто Джесси и начала подписываться этим именем.

Прошло несколько дней, и она снова начала разговаривать с мужем, а примерно через неделю их прежние отношения полностью восстановились. С тех пор они ссорились еще не раз, но так серьезно – никогда.

Лишь однажды их разговор коснулся ее имени, да и то косвенно. Джесси была на восьмом месяце. Она ушла из столовой А-23, где работала помощником диетолога. У нее появилось непривычно много свободного времени, которое она проводила в размышлениях и приготовлениях к рождению ребенка.

Однажды вечером она спросила:

– Что ты думаешь насчет Бентли?

– Извини, дорогая, о чем ты?

Бейли оторвался от стопки бумаг, которую притащил с работы. (Хочешь не хочешь, приходилось брать сверхурочную работу, поскольку вскоре должен был появиться на свет лишний рот, Джесси не работала, а его собственные шансы на продвижение по службе были, как и прежде, не очень-то велики.)

– Я говорю, если родится мальчик. Как ты насчет того, чтобы назвать его Бентли?

Бейли скептически скривил губы.

– Бентли Бейли? Тебе не кажется, что имя и фамилия слишком похожи?

– Не знаю. Мне кажется, в них есть какая-то ритмичность. К тому же, когда малыш вырастет, он всегда сможет выбрать себе второе имя по своему вкусу.

– Ну что ж, Я не против.

– Ты уверен? То есть… Может, ты хотел назвать его Элайджем?

– И прибавлять «младший»? По-моему, это не очень удачная мысль. Он сможет назвать Элайджем своего сына, если захочет.

– Я бы только хотела уточнить… – начала Джесси и замялась.

Помедлив, он поднял голову:

– Что уточнить?

Джесси старательно избегала его взгляда, но голос ее прозвучал довольно уверенно:

– Бентли ведь не библейское имя, верно?

– Нет, – ответил Бейли. – В этом я совершенно уверен.

– Ну вот и хорошо. Хватит с меня библейских имен.

И это было единственным напоминанием об их размолвке вплоть до того самого дня, когда Элайдж Бейли вместе с роботом Дэниелем Оливо возвращался домой, где его ждала жена, с которой он прожил больше восемнадцати лет, и сын Бентли (второе имя все еще не выбрали), которому шел семнадцатый год.

Бейли остановился перед большой двойной дверью, на которой светилась крупная надпись: «Туалетный блок – мужчины». Ниже буквами поменьше было написано: «Подсекторы 1А – 1E». Еще ниже, прямо над замочной скважиной находилось объявление, выполненное еще более мелким шрифтом: «В случае утери ключа немедленно звонить 27-101-51».

Какой-то мужчина обогнал их, вставил алюминиевый штырь в замочную скважину и скрылся за дверью, даже не подумав придержать ее для Бейли. Поступи он иначе, Бейли воспринял бы это как серьезное оскорбление. Так уж повелось, что мужчины игнорировали присутствие друг друга как внутри туалетного блока, так и в непосредственной близости от него.

Бейли вспомнил один из наиболее интересных секретов, которыми поделилась с ним Джесси. Оказывается, в женских туалетных блоках дело обстояло совсем по-другому.

Нередко от нее можно было услышать: «Встретились в туалетной с Джозефиной Грили. Она сказала…»

Когда Бейли получили разрешение на подключение небольшой умывальной раковины в своей спальне, общественная жизнь Джесси сильно пострадала. В этом состояла оборотная сторона тех благ, которыми они пользовались, продвинувшись по социальной лестнице.

Борясь со своим смущением, Бейли сказал:

– Дэниел, подождите меня здесь, пожалуйста.

– Вы собираетесь мыться? – поинтересовался робот.

Поежившись, Бейли подумал: «Чертов робот! Уж если они напичкали его сведениями о нашей стальной норе, могли бы научить его и манерам. Если он ляпнет подобное кому-нибудь еще, отвечать придется мне».

– Я приму душ. По вечерам здесь бывает много народу. Теряешь много времени. А если я сделаю это сейчас, в нашем распоряжении будет целый вечер.

Лицо Р. Дэниела по-прежнему оставалось невозмутимым.

– Ждать за дверью – это один из ваших обычаев?

Бейли смутился еще больше.

– Зачем вам туда заходить без… без всякой надобности?

– О, я вас понял. Да, конечно… И тем не менее, Элайдж, руки у меня тоже пачкаются, я бы хотел помыть их.

Он протянул руки и показал Бейли свои ладони. Они были розовыми, пухлыми, со всеми надлежащими линиями. Они несли на себе отпечаток тончайшей, тщательно выполненной работы и по человеческим меркам были совершенно чистыми.

– Знаете, у нас в квартире есть раковина, – сообщил Бейли как бы между прочим. Снобизм все равно не дойдет до робота.