Пьеса для пяти голосов - Виктор Иванович Калитвянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не буду лукавить – я вовсе не антипод этого человека. Ведь я использовал власть, чтобы завоевать Сашу. Я использовал власть, чтобы вырваться из нужды, чтобы избраться на второй срок.
Да, я пользовался властью в личных интересах и не стану врать, что этого не случится и в будущем.
Но это – не главное, хотя и очень важное.
Главное – этой мой город. Место на земле, которое я возделываю с помощью своего интеллекта, своей души, своего властного таланта. Ко мне можно относиться по-разному, меня можно называть как угодно, но есть одна вещь, которую не сможет оспорить никто.
Нет на белом свете человека, который знал бы мой город лучше меня.
Я знаю, каким этот город был сто, двести, пятьсот лет назад.
Я лучше всех понимаю, каков этот город нынче.
И каков он будет через пятьдесят-сто лет – я тоже представляю лучше всех на свете.
Я знаю свой город, как тело любимой женщины, со всеми его впадинами и выпуклостями, со всеми его родимыми пятнами, оспинами, запахами…
Я с закрытыми глазами, разбуди среди ночи, – расскажу вам о сорока улицах, на которых стоят полторы тысячи домов. И какие из них в отличном состоянии, какие – в сносном, а какие – дышат на ладан.
Я могу нарисовать вам, по какой схеме подается в город вода, как очищается и в каких домах едва дотягивает до девятого этажа.
Я назову вам число телефонных номеров, какими обладают жители моего города, а также – сколько недостаёт.
Я помню, сколько автобусов на городских линиях, я могу сказать, сколько уборочных машин сейчас на улицах.
Я… я знаю мой город – от «а» до «я», от пяток до макушки.
Иногда – по ночам, в полусне, полудрёме – мой город видится мне живым существом, у которого есть все положенные органы, который дышит, спит, ест, говорит, справляет естественные надобности – живёт. А я – словно волшебник-одиночка, от которого зависит жизнь и благополучие этого существа.
Стоп.
В проулке между домами – перевернутый мусорный бак. Собаки роются в куче мусора, обрывки газет – по всему двору.
Ну вот, пожалуйста.
Занёсся, мэр, и тут же получил по носу. А ведь это всего лишь сотая часть непорядка, только то, что видишь собственными глазами.
Этого дерьма хватит и на второй срок, и на третий. Правда, третий срок – городской устав не позволяет. Пока.
Так вот, хоть я и занёсся (а старшие товарищи меня поправили), я спрашиваю: кому я должен отдать власть? Этому недоумку, который сейчас встретился мне?
Почему я, который умеет володеть и княжить, который княжит на пользу городу и людям, – почему я должен отдать, подарить власть кому-то, кто сидит и ждет её, власть, словно манну небесную?
Я отношусь к власти, как любящий мужчина к любимой женщине: всей душой, без расчёта, что получу от этой любви. В любом случае, этот расчёт – не на первом месте.
А у них – кроме расчёта – и нет ничего.
Может быть, я и покорил Сашу именно этой искренностью. Она-то убедилась, что для меня власть – только инструмент, чтоб возделать свою территорию. Да – свою, но – возделать.
Покорил…
Покорил ли я Сашу?
Я никогда не мог ответить на этот вопрос. Я никогда не пытался выяснять наши отношения. Во-первых, я и сам-то не понимал, что у нас за отношения, во-вторых, я боялся их тронуть, нарушить волшебное равновесие моей жизни. Это было чудо: я приходил на работу – и видел её. Я мог вызвать её к себе в кабинет – и она приходила, и я разговаривал с нею, слушал её голос – грелся возле неё.
Как-то раз у меня вырвалось – как я люблю её. Мы лежали в постели, и я не сдержался, выдохнул: что-то вроде – девочка моя любимая, лучшая женщина в мире… Так она, умница, промолчала, словно не расслышала, но с тех пор стала называть нас – любовниками.
Мы с тобой – просто любовники, – так она сказала, и я больше не досаждал ей своими чувствами.
Счастьем было уже то, что Саша жила рядом со мной, изредка отдавалась мне. Счастлив тот, кому доведётся хотя бы прикоснуться к такой красоте, к такому свету.
Так-то оно так, да только – счастлив ли теперь муж Александры?
Что теперь чувствует он – после того, что случилось?
Около красоты – как возле царя. Дух захватывает, но – не зевай и ни в чём не будь уверен.
…Полная чаша моего счастья разбилась вскоре после вступления в должность на второй срок.
Сначала был разговор с Александрой.
Я позвал её на свидание, я соскучился по ней самым зверским образом, – месяца два я не вкушал её, всё эти выборы, будь они неладны.
Я позвал её, а в ответ услышал, что, во-первых, она уходит в отпуск, – заслужила своей беспорочной службой на посту руководителя избирательной кампании.
А во-вторых – во-вторых, мы должны прекратить наши отношения.
Это грех, сказала Саша.
Зато у тебя власть – полная власть, – добавила она.
А я ещё подумал тогда, что власть ведь – женского рода.
Как я прожил этот месяц, чего мне стоили те недели, – о том знает один господь бог. Да ещё – полковник.
Как-то вечером он ко мне заехал и вручил пакет с фотографиями. Сунул пакет, отошёл к окну, закурил, отвернулся.
Вынимаю фотографии, гляжу.
Саша и наш телевизионный начальник Дмитрий заходят в подъезд, и рука его так по-свойски – у неё на плече.
Я долго смотрел на его руку на Сашином плече, а потом развернул остальные снимки.
Рука… что там рука. Хотя фотографии были неважные, через окно и без особых подробностей, но доказывали неопровержимо: в любовниках у Саши не только мэр.
Полковник молча курил, я смотрел на веерный разворот снимков. Так прошло несколько минут, а потом я обрёл способность различать детали.
Деталь – дата в нижнем углу снимка.
Свеженькие фотографии, недельной давности. Получалось, что телегений водил Сашу к себе уже после нашего последнего разговора. После того, как Саша сказала мне о грехе.
Всё открылось случайно.
Ещё на банкете по случаю инаугурации полковник обратил внимание на некоторые странности в поведении директора телекомпании и пресс-секретаря. Так общаются между собой близкие люди. Обнаружить эти особенности мог только специалист. Полковник отметил для себя – и забыл на время. А потом ему доложили, что эту парочку видели в областном центре, они гуляли так, словно влюбленные или молодожёны.
И полковник, пока на свой страх и риск, решил проверить. Если бы подозрения не подтвердились, он промолчал бы.
Но всё оказалось проще простого, на поверхности.
Несколько
