Последний бой - он трудный самый - В Миндлин

Они ползли через мост, за ними тянулись последние клочья дымовой завесы, смешанные с белесыми струями выхлопных газов.

— Поздняков. Гатиятулин! Видите впереди себя «Фердинандов»? Они подошли от Блюхер-штрассе, здесь, на нашем берегу к Бендлерско-му мосту!

— Не видим, у нас еще дым не разошелся.

— Чьи танки впереди?

— Мои, товарищ командыр! — сквозь помехи прорывается голос старшего лейтенанта Гатиятулина.

На этой же волне работают немцы, наш разговор накладывается на их.

— Слушайте внимательно! Мне хорошо видно отсюда: «Фердинанды» заползли на Бендлерский мост и идут на северный берег канала. Вас не видят, идут спокойно. Развернуться на мосту не смогут. Пока они не пройдут — фашисты мост не взорвут! Надо использовать этот момент! Приказываю: Гатиятулину и Позднякову — все танки немедленно двинуть за «Фердинандами». Пока не перейдете канал — не стрелять! Наблюдайте вправо: на этом берегу от Блюхер-штрассе и Цоссенер-штрассе могут быть еще самоходки. Это направление прикроет рота Липаткина и часть автоматчиков Степина. Как только перейдете по мосту, откроет огонь артиллерия. Все. Вперед!.. Артиллеристы, пришла ваша очередь, помогайте! Вы все видите и слышите! Что неясно?

— Все ясно. Как только «Фердинанды» сползут с моста, открываем огонь по Белле-Аллиансе-плац. Я правильно понял? — спрашивает подполковник—артиллерист.

— Все верно. Действуйте, подполковник! Теперь к тебе просьба, браток! — Я подхожу к капитану с черными усиками. — Не обижайся за грубость, сам понимаешь! Прошу выдвинуть вашу полковую противотанковую артиллерию вон туда! — Показываю рукой в направлении моста. — Туда выйдут рота «ИС» и автоматчики. Прикройте мост с юга.

— Все сделаю! — Капитан улыбается, обнажая белые зубы.

Адъютант, скрючившись у телефона, передает приказ в штаб полка.

Внизу же все снова затянуло дымной пеленой. Где-то ревели и лязгали наши «ИС». Дым накатывался на Бендлерский мост. Наши танки успели вступить на него. Как я ни напрягал зрение, не мог различить, сколько все же там наших.

Через пару минут новый грохот сотряс чердак: это ударила рота Героя Советского Союза капитана Липаткина.

— Липаткин доложите обстановку!

— Вижу шесть самоходок немцев. Вступил с ними в бой с ходу.  Подошли автоматчики Степина! Ага, вот развертывается и батарея наших сорокапяток. Немцев к мосту не пропущу!

— Молодец! Наши танки на мосту! Держись! Все!

*  *  *

А с Бендлерского моста из вновь накатившегося дымового облака вынырнули «Фердинанды». Они уже на том берегу и двигаются спокойно. Вращающейся башни у самоходок нет, вести огонь орудие может только вперед в ограниченном секторе обзора. Сейчас даже если они и обнаружат у себя на хвосте наши «ИС», все равно развернуться на 180 градусов не успеют. Разумеется, они были очень опасны, но для нас их появление обернулось удачей: немцы, проворонив в дыму наши танки, не взорвали Бендлерский мост, который они, бесспорно, подготовили к взрыву.

— Гатиятулин! Я тебя потерял в дыму, Гатиятулин! Твои танки на мосту? Отвечай, быстро!

— Да, действую, как приказано. Впереди, метрах в тридцати, ползут «Фердинанды». Эх, черт!.. Руки чешутся выстрелить!

— Гатиятулин! Срочно саперов под мост! Надо обезвредить взрывчатку, иначе взлетите на воздух! Тебе понятно? Не стрелять!

— Ага! Ах, шайтан, как забыл?

Я слышу, как, еще не переключив рацию, ротный кричит: «Саперы, саперы! Под...» — и связь обрывается.

«Фердинанды» на той стороне остановились, развернулись влево, их длинные пушки опускаются, они открывают огонь в направлении Потсдамского моста. Очевидно, по звукам моторов наших танков.

Жала 88-миллиметровых орудий, коротко рявкая, посылают свои молнии в дым, который еще кое-где прикрывает наш берег канала.

Успеют ли наши саперы обезвредить взрывные заряды под Бендлерским мостом? Надо обнаружить провода и перерезать их.

...Пока взрыва нет.

Подгоняемые порывами ветерка, космы дыма то обволакивают мост, то уносятся вдоль канала, и я вижу: наши танки, резко повернув с набережной влево, стремительно устремились друг за другом по мосту.

Они шли так быстро, что, казалось, перелетали через мост, а дальше опять исчезали к дыму.

— Боков прорвался! — Слышу по радио ликующий голос ротного. — Ай, молодцы Боков и Солоницын! Видели?

— Гатиятулин! Пока твои танки в этих дымных космах противник еще не заметил, вперед всю роту! На тот берег! Где саперы?

— Понял вас: всю роту вперед! Саперы вернулись. Перерезали провода. Фугасы остались под мостом. Громадные. За нами их пусть разминируют. Прошу!

По мосту быстро шли танки. С обеих сторон била артиллерия. Справа, у Блюхер-штрассе вела бой рота капитана Липаткина.

— Адъютант, передайте начальнику штаба: первое — мост в наших руках. Второе: надо его разминировать. Третье — мост прикрыть зенитной батареей.

Я не могу отойти от рации и не включаюсь на передачу — не хочу мешать ротным, все мы работаем на одной волне.

Вот долгожданный доклад старшего лейтенанта Гатиятулина:

— Ура! Мост наш! Рота на том берегу! Стою под эстакадой!

— Что видишь перед собой? Где «Фердинанды»?

— Перед собой? — Голос ротного спокоен. — Перед моим танком вижу две горящие самоходки фрицев. Очень они симпатичные в огне. 

— Кто поджег?

— Одной Боков влепил в борт. Другой я сам постарался!

— Точно докладываешь? С первого выстрела?

— Не верите? Горят ярким пламенем! Сейчас будут рваться, наверно. Разрешите... Контратакуют!

— Хорошо. Сейчас буду у вас! 

Внизу у танка встречаю Русанова.

— Все здесь! К мосту послать минеров!

— Как у Липаткина?

— Вовремя он подоспел. Ведет бой с самоходками и пехотой противника. Они тоже пытаются прорваться к мосту и на тот берег. Уползают, гады, в берлогу...

— Выдвигайте срочно к мосту зенитную батарею. И без моей команды — никуда! Понятно? Старикову передайте мой приказ: он лично отвечает за мост и за действия Липаткина. Пусть держит со мной связь по рации командира роты.

— А сколько ему тут сидеть?

— Пока не подойдут боевые порядки 35-й дивизии.

— Вы на тот берег?

— Да! Побыстрее весь полк — за канал. Слышишь, какая там стрельба?

Уже на ходу слышу в наушниках снова голос Гатиятулина:

— Товарищ 01, докладываю дальше. Извините.

— Что произошло у вас?

— С севера от одной штрассы подошли 5 «артштурмов» и до двух рот пехоты, на бетеэрах. Но мы, товарищ подполковник, их мало-мало перещелкали. Ды-и-мят, голубчики. На них эсэсовские номера!

— Понял. Молодец! Благодарю всю твою роту, большое дело совершил!.. Там разведчиков наших не видал?

— Были. Ушли на север, где самоходки. Капитан Луговой с ними. Что-нибудь им передать?

— Пусть Луговой будет у твоего танка. Сейчас буду у вас. Танки остальных рот уже идут. Держись!..

— Кто? Я? — В наушниках забулькал смех.

*  *  *

Форсировав Ландвер-канал во второй половине дня 27 апреля 1945 года, полк ворвался в пределы центрального и, теперь уже, последнего на нашем пути к Победе оборонительного участка немцев, в район Тиргартена с главными партийными и правительственными учреждениями «тысячелетнего рейха».

То, что улицы от круглой площади расходятся веером, это и хорошо и плохо для нас. Хорошо — потому, что отсюда можно наступать по любой из улиц. Плохо — потому, что огонь противника со всех пяти улиц сконцентрирован именно на этой площади, ее насквозь простреливают орудия и крупнокалиберные пулеметы.

Огонь был плотный и перекрещивающийся. Это был своеобразный «огневой сквозняк», где нередко даже сталкивались лбами несколько взрывов, и в этом случае укрыться от них было невозможно. Взрывы на Велле-Аллиансе-плац буквально бурлили, как в штормовом море...

Огонь был особенно сильным из Сарланд-штрассе, от Анхальтского вокзала.

Все вокруг искорежено, сломано. Вихрь штурма сорвал с домов крыши, раскидал гранитные и кирпичные глыбы, причудливо завязал металлические балки. Зеркальные стекла выбиты из витрин, осколки странно и мертвенно сверкают в черной пыли. На месте домов торчат угловатые нагромождения стен. Болтающиеся на ветру оконные занавеси да обгоревшие гардины уже не прикрывают то, что было человеческим жильем.

Среди черноты выделяются кое-где уцелевшие красочные вывески магазинов и кафе.

Словно растоптанные цветочки, валяются детские игрушки...

Солдаты, особенно немолодые (тридцатилетних мы тогда считали стариками!), бережно поднимали игрушки, стряхивали с них грязь, осматривали их.

И повсюду трупы убитых, густо присыпанные пылью.

Над центром города витала сама смерть.

И все равно ощущалось дыхание весны. В щелях между булыжниками мостовых, между стыками рельсов трамвая, во вчерашних воронках — повсюду проклюнулись стебельки молодой травы. Жизнь не сдавалась смерти. И мы радовались ей... Искренне радовались, от души!