Елизавета в Мире Теней (СИ) - София Карамазова

Вот так. Ни мольбы о прощении, ни желание улучшить моё положение. Я согласилась помочь, а потом решила броситься в реку, чтобы больше не видеть ни этих людей, ни их грязный немыслимый город. И вот я в том же доме, стою перед девушкой, располневшей от беременности, и смотрю на бледное лицо в холодном поту лихорадки, на руки, отчаянно вцепившиеся в одеяло, на светлые волосы, разметавшиеся по подушке. Она была очень красива, она была добра и совершенно безвинна. Дни её были сочтены, но, несмотря на сомнения, я согласилась постараться помочь ей и ребенку. Всё было приготовлено и камлание началось, не знаю, сколько времени длилось оно, но когда я закончила, девушка спала глубоким сном, румянец играл на её щеках и жар оставил тело. Ровное дыхание больной звучало музыкой для домашних и меня даже наградили парой монет, судя по которым стоимость этой музыки была не высока. Но они ещё и улыбались и даже дотрагивались до моего плеча в поощрительном жесте, а это само по себе в их глазах было выше любого сокровища. На ночь меня разместили в комнате для прислуги, причём эти смешные мерзавцы ещё год назад почтительно называвшие меня хозяйкой, в этот раз ни в какую не соглашались спать в комнатах, примыкающих к моей, чтобы я их не заколдовала. Утром весь дом проснулся от душераздирающего вопля Грегора: Лилиан, так звали его молодую супругу, скончалась. Когда я вошла в комнату, то увидела её в том же положении, что и накануне и даже румянец ещё задержался на прелестном лице, улыбавшемся каким-то грёзам перед тем, как душа ушла из него. Может быть, она видела своих ангелов, протянувших к ней руки. Не знаю почему мои усилия не спасли эту девушку, я искренно пыталась помочь, но всё же не смогла. Либо моих сил не хватило, либо смерти слишком она приглянулась. Но для всех остальных причина была несомненна. Тогда я впервые услышала тот самый призыв, который кричали сегодня на площади: "Ведьма! На костёр!" Грегор исподлобья посмотрел на меня налившимися кровью глазами и, трудно дыша, произнёс: "ты убила мою жену и моего сына". Гнев душил его и если бы чьи-то добрые руки не схватили и не уволокли оторопевшую меня, он разорвал бы моё тело в клочья, по крайней мере, казалось, что сила его ярости была именно такова. Я лепетала что-то в свою защиту, я говорила, что даже не думала причинять им вреда и смерть если пришла, то не по моей вине и девушка всё равно бы погибла, раз даже духи не смогли её спасти. Но всё это слышала лишь добрая кухарка, уволокшая меня на кухню и там пытавшаяся вытолкнуть меня через чёрный ход. Она говорила что верит, но больше никто не станет меня слушать. Я уже выходила, когда вспомнила про свой бубен и колотушку, я не могла расстаться с ними, у меня больше ничего не было, так что я стала рваться обратно и в этот миг в кухню вбежали слуги и схватили меня, связали руки за спиной и потащили в гостиную. Я не сопротивлялась, моя дальнейшая судьба интересовала меня мало, а страха перед этими людьми я не могла испытывать в принципе, слишком жалкими они мне казались со всеми своими угрозами. Они всех судят по себе и до истерик боятся всего на них не похожего, если не могут этим управлять или уподобить себе. Мне говорили про доверие, которое будто бы было мне оказано, хотя меня даже не спрашивали ни о чем, так что доверие было с заметным изъяном и работало лишь в случае удачного завершения ритуала. Мне рассказывали о своей вере, о том, что меня прилюдно предадут огню. Меня хотели заставить признаться в том, что я убила Лилиан специально, что моя "чёрная магия" свела её в могилу. Я говорила о том, что они сами просили меня попытаться, я обещала помочь и сделала всё, что смогла для спасения и мне не в чем упрекнуть себя. И тогда Грегор ударил меня несколько раз по лицу, но это было не самым страшным. Слёзы хлынули у меня из глаз, и стон раненного животного исторгла моя грудь, разрываемая от ощутимой физической боли, потому, что кто-то начал бросать в огонь мои инструменты, то, с чем напрямую была связана моя жизнь, то, что сделали для меня дедушка и соплеменники. Лёгкие словно превратились вдруг в камень, и я не могла ни дышать, ни держаться и тело стало клониться к земле под этой тяжестью. Я понимала, что духи отвернулись от меня и то, что произошло, было наказанием и моей душе никогда не вознестись к Тэнгри. Меня охватил жар, в глазах потемнело и давно не являвшиеся во сне лица предков снова отчётливо встали перед затуманенным взором. Я потеряла сознание, а когда очнулась, вокруг были лишь клубы сухого тумана, да небольшой отрезок пути. Я пошла вперёд, не оглядываясь и не думая ни о чём, пока туман не начал редеть и я не увидела огромную степь, по которой были разбросаны курганы из какого-то серого пуха или пыли. Всё здесь было пропитано ощущением удушающей пустоты и безнадёжности. На окраине этой степи, там, где с ней граничил туман, спиной ко мне стоял светловолосый юноша, рассматривая что-то у себя в руках. Приблизившись на безопасное расстояние, я окликнула его и, когда он повернулся, вскрикнула от ужаса - его саван спереди был весь залит кровью, которая продолжала вытекать из него. Осунувшееся лицо голубого цвета с заострёнными чертами и запавшими синими глазами, мутно и безучастно уставились на источник звука, но это было последнее, что он был в состоянии сделать. Юноша упал на землю, я подбежала к нему и перевернула на спину, положив его голову себе на колени. Ничего не сознавая, он по-прежнему крепко сжимал в руках предмет своего интереса. В отчаянии взглянув на них, я похолодела и тут же преисполнилась надежды на то, что смогу спасти и его и, может быть, даже себя, потому что в руках он держал мои бубен и колотушку для камлания. Позже, когда все страхи улеглись, я спросила у Илорена, а это, как ты, наверное, уже догадалась, был будущий король, откуда они взялись у него. Он рассказал, что сразу, как только оказался в тумане, на него напал кто-то, повалил на землю и стал разрывать когтями его тело, в пылу неравной борьбы Илорен схватил первое, что попалось ему под руку, и ударил чудовище. Этим предметом оказался зачехлённый бубен. За то мгновение, в которое существо замешкалось, его жертва вернулась на тропу и побрела, надеясь на помощь, вперёд. Я застала его, когда он увидел вместо жилища людей только пыльную степь, а в чехле, который был крепко зажат в онемевших руках только непонятный музыкальный инструмент.

Надежд на то, что духи отзовутся на мой зов или вместо помощи не накажут меня снова, не было, но у меня на руках умирал незнакомец, и я совершенно не догадывалась, где нахожусь. Я просила исцеления юноше и защиту для всех, кто попал сюда из подлунного мира через несправедливость, для всех, кто подвергся гонениям и был замучен до состояния, в котором душа больше не может поддерживать тело и, обретая новую плоть, бежит в иные миры. Выбивая неистовый ритм, как после рассказывал мне Илорен, я протяжно кричала на родном языке, а в глазах моих клубился тот же туман, что окружал нас. Вскоре волосы, встав дыбом, начали потрескивать и зигзагообразные молнии стали вспарывать землю в ритме, который задавала моя рука, подняв в воздух со степи всю пыль. Ветер, кружа её в вихре воздушных потоков, стал разносить этот пух в разные стороны, пока перед нами не оказалась сплошная тёмно-серая стена, ещё не определившаяся и бывшая только скоплением роящейся пыли. Змееобразный виток медленно отделился от этого хаоса и потянулся в нашу сторону, следом за ним отделился второй, двумя лианами они подбирались к нам, отгоняя по мере приближения туман. А чем дальше отступала молочная мгла, тем более прояснялся мой взгляд. И вот я прозрела и, по инерции, колотушка последний раз вонзилась в кожу бубна и разорвала её, в этот миг всё озарилось ослепительной вспышкой. Лианы, обхватив нас, подняли в воздух и понесли в сторону степи. Чудовищный грохот запоздалого грома потряс округу, и мне показалось, что больше я никогда не услышу. Щупальца, переносившие нас далеко от земли, вдруг вошли в наши тела, и мы зависли привязанные ими к этой степной буре, словно пуповиной. Потом я ощутила, что всё во мне словно сжимается в кулаке огромной руки, я посмотрела налево, туда, где висел Илорен, и увидела, что он окончательно потерял сознание и уже ничего не чувствует. Меня тряхнуло, и виток вышел из тела, зацепившись за инструмент, зажатый в руках. Илорен уже летел вниз, когда я ещё упрямо держалась как за соломинку за бубен, но виток ещё раз с силой дёрнулся и вот я уже лечу, чтобы разбиться. Я видела, как оба щупальца влились в общий хаос, забрав с собой, судя по бело-красной тряпке, мелькнувшей в серой массе того, что бросил Илорена, и саван юноши. Дальше всё потеряло значение, так как я снова, в который раз в тот день, готовилась к неминуемой гибели. Но соприкосновение с землёй хоть и было весьма болезненным, не убило меня. Убедившись, что цела, я посмотрела на совершенно здорового, без единой царапины на теле и нисколько не смущённого своей наготой, молодого человека. Заметив, что он очень красив, я, чтобы скрыть неуместный интерес, посмотрела туда, где была степь. Вместо неё я увидела то, что видит каждый, кто приходит в наш Мир также как ты: огромную скалу, вершина которой терялась в облаках, в неё были вделаны бронзовые врата, величественная монументальность которых поражали воображение. На дверях был высечен рельеф, изображающий молодую и очень красивую пару, только сюжет был грустный: девушка сидела на коленях, низко склонившись над умирающим юношей, из последних сил поднявшим руку к губам прекрасной девы, чьё лицо исказила маска горя. Воздух стал спокойным и безмятежным и, сколько хватало глаз, вправо и влево от ворот тянулась эта серая и неприветливая скала. Створки ворот стали медленно открываться. За ними я увидела лесную опушку, переливающуюся теплом разных оттенков зелёного и коричневого, искрившихся мириадами капель росы, сияющих в лучах летней зари. Мы услышали дивное пение птиц, и олень посмотрел из кустов прекрасными глазами на измученных путников, словно не понимая, почему они мешкают там, на мрачной туманной тропе, когда жизнь так близка. Первым решительно двинулся Илорен и, не столько веря в благостный край, где смогу отдохнуть, сколько боясь потерять единственного человека, которого видела здесь, я спешила за ним. Так мы вошли в новый Мир, рождённый чтобы восстановить справедливость и дать отдых потерянным душам, обвинённым несправедливо и попавшим на тропу немертвых.