Конторщица 5 (СИ) - Фонд А.

— Илларион Игнатович, вам должен был позвонить Карягин. Директор депо «Монорельс» — сказала я.

Чвакин с интересом патологоанатома взглянул на меня поверх очков, при этом не делая попыток ответить.

— Я — Лидия Горшкова.

— Лидия Горшкова… Горшкова… Горшкова… — он со вздохом достал из недр шкафа пачку папок и, принялся медленно перелистывать чуть дрожащими руками в коричневых пятнах на тонкой папирусной коже, — А вот. Лидия Степановна Горшкова.

Он перенес папку на стол, раскрыл моё дело и углубился в записи.

Я молча ждала, когда он изучит.

Наконец, Чвакин закрыл папку и поднял подслеповатые глаза на меня:

— А что же вы, Лидия Горшкова, уже две сессии прогуляли?

— Обстоятельства так сложились. Болела долго.

— И что вы предлагаете? — флегматично спросил он.

— Я хочу сдать все экзамены экстерном.

— Но это невозможно! — лёгкая тень эмоции проскользнула в его невыразительном голосе, — Экстернат мы не практикуем и не одобряем!

— Но Ленин же сдал все экзамены экстерном!

— Так то Линин!

— Ленин — наш вождь и он указал нам путь, — слегка пафосно заявила я, — и я следую заветам Ленина и иду по его пути! Ставьте мне всё экстерном. Буду сдавать. Как Ленин!

— Но вы не сможете сдать сразу две сессии подряд, — изумился дедок.

— Кто сказал две сессии? — нахмурилась я. — Я планировала три…

Из института я вышла окрылённая. Шагала по нагретой осенним солнцем брусчатке (в исторической части города она была) и старалась не попадать каблуками между камней. Я, конечно, очень люблю и уважаю всю эту старину, но ободрать лак на каблуках новых туфель будет обидно.

Итак, сессию сдавать меня допустили. Точнее две или три, сколько смогу. Здесь сыграл звонок Ивана Аркадьевича и не удивлюсь, если тайное желание Чванкана щёлкнуть меня по носу — мол, если завалю столько сессий, то точно отчислят меня и возиться со всеми этими моими проблемами больше не надо будет.

По поводу результатов сдачи я особо не переживала — многие знания остались с той жизни, память у Лидочки оказалась прекрасной, остальное всё зависить от усидчивости и дисциплины.

Сдам, куда я денусь.

Иначе не видать мне Москвы, как своих ушей.

Москва. Я мечтательно заулыбалась, подставляя лицо мягким лучам осеннего солнышка. Сколько там возможностей! Как ни крути — столица! Буду ходить в театры, увижу вживую тех классиков, которые умерли в той моей жизни, и я не успела насладиться их игрой. Это же такая возможность! Увидеть Андрея Миронова, Ролана Быкова, Фаину Раневскую.

Я замечталась, улыбка не сходила с моих губ. Мечтала я, когда шла по просторной аллее, мимо полыхающих алыми каплями рядов рябины, мечтала, проходя мимо музыкальной школы, мимо Доски почёта, мимо памятника первому трактору, мимо киоска «Союзпечати», мечтала, когда вошла в небольшой скверик. И только наступив ногой на упавшую сосновую шишку, я внезапно аж остановилась, замерла, вспомнив сосновый лес, сбор маслят в моё платье, тенистую прохладу яблоневого сада в Малинках, где мы пили чай из самовара на шишках.

Малинки… усилием воли я попыталась отогнать ненужные бестолковые мысли и запретила себе думать о всякой зряшной ерунде. Лучше буду мечтать о Москве. Я представила, как надену красивое платье и пойду гулять по Арбату, как потом мы сходим со Светкой в парк Горького, но что-то уже так радостно и не мечталось.

Я вздохнула и заторопилась домой. Настроение немного испортилось.

У сиреневых кустов около нашего дома Нора Георгиевна выгуливала Лёлю. Увидев меня, она расцвела улыбкой (после того случая, когда она угодила в больницу, соседка стала меня любить больше всех во дворе):

— Лидия! — улыбнулась она мне, — как сейчас самочувствие у тебя?

Я сперва не поняла, но потом, обнаружила, что соседка внимательно рассматривает мой живот, и до меня дошло:

— Да ничего подобного, Нора Георгиевна. Не выдумывайте! Это Светка мечтает просто о братике и болтает ерунду всякую.

— Ага, — сказала Нора Георгиевна и сразу стало понятно, что она мне не очень-то и поверила.

— Хотя совсем скоро у меня даже Светки не будет, — грустно вздохнула я, чтобы поменять тему.

— Что случилось? — чуть не подпрыгнула от любопытства Нора Георгиевна.

— Я сейчас ходила к Горшковым, — печально сказала я. — К Элеоноре Рудольфовне. В общем, скоро Ольга вернется и заберет Свету. Так они мне сказали.

— Не заберет! Не позволим!

Я пожала плечами, мол, что тут сделаешь?

— Идём, Лида! — рявкнула Нора Георгиевна и беспокойно заозиралась на кусты, — Лёля, мы идём домой! Быстро!

Лёля торопливо выскочила из-под зарослей смородины, укоризненно взглянула на меня, мол, что же ты так, всю прогулку испортила, и покорно поплелась за моей соседкой, которая резво устремилась в подъезд.

Ну а я что? Я тоже пошла.

Дома Нора Георгиевна развила бурную деятельность: вызвала Римму Марковну, достала из шкафчика вишнёвое варенье, поставила чайник, и мы сели думать.

— Она не сможет! — неуверенно заявила Римма Марковна и с надеждой посмотрела сперва на меня, потом на Нору Георгиевну.

— Теоретически — не сможет, — подтвердила я.

— Что ты имеешь в виду? — забеспокоилась Римма Марковна и крепко сжала кулаки, аж костяшки побелели.

— Однозначно не сможет, — безапелляционным тоном подтвердила Нора Георгиевна и сняла вскипевший чайник с плиты. — Сама посуди, она отказалась от ребенка, сбежала за границу, за всё время не интересовалась её жизнью, денег на воспитание не давала. А теперь вдруг вернется и спокойно заберет? Этого не будет! Наша советская система воспитания поставлена так, что ничего у не выйдет!

— Это если она будет действовать по системе, — вздохнула я и зачерпнула ложечкой варенье (я, когда нервничаю, жру как хомяк).

— А по-другому никак, — Нора Георгиевна разлила нам всем по чашкам чай.

Я скептически хмыкнула.

— Лида! — строго одёрнула меня Римма Марковна, — говори, что не так?

— Нигде нет гарантии, что она опять к Быкову не вернется, и он для неё и Светку вернет, и эту квартиру.

Обе старушки побледнели. Римма Марковна чуть чашку не уронила и торопливо поставила её обратно на стол:

— Что же делать? — тихо охнула она.

— Думать, как решить эту проблему, — тихо ответила я. — Думаю, что сперва нужно подкатить к Быкову и завести разговор так, чтобы, если они и сойдутся обратно, никаких мыслей у него помогать ей со Светкой не возникало.

— И как ты это сделаешь? — спросила Римма Марковна.

— Ещё не знаю, — ответила я, — надо продумать.

— А я знаю, как подойти к этому вопросу с другой стороны, — азартно ухмыльнулась Нора Георгиевна и, видя, наше недоумение, пояснила, — у нас с его супругой есть общие знакомые. Примерно раз в месяц мы собираемся на квартире у Натальи Михайловны, вы её вряд ли знаете, и беседуем об искусстве: о живописи, литературе, театре. В следующую среду у нас будет беседа и обсуждение творчества Чюрлёниса. Наталье Михайловне как раз альбом с его репродукциями обещали и пластинку с музыкой. И жена Быкова тоже там будет. Во всяком случае — должна быть. Она старается не пропускать такие наши встречи. И я мимоходом как-нибудь аккуратненько ей сообщу, что Ольга возвращается, и планирует посетить её мужа для возобновления отношений.

— Ой, кому-то будет совсем не весело, — хмыкнула я.

— А я на рынке обычно покупаю рыбу у Тамилы Макаровны, она в их доме живёт, — заблестела глазами Римма Марковна, — запущу информацию, что Ольга едет специально к Быкову.

— Мда, это будет эпическая битва, — с довольным видом потирая руки, заметила Нора Георгиевна.

А еще нужно решить вопрос, как отбить Горшковым охоту к квартире Валеева, — сказала я.

— И к этой квартире, — добавила Римма Марковна.

— Я посоветуюсь с Сергеем, — сказала Нора Георгиевна. — Это ученик моего покойного мужа. Талантливый мальчик. Юрист.

— Прекрасно, — кивнула Римма Марковна и посмотрела на меня, — А ты что собираешься делать?