По льду (СИ) - Цой Анна

По какой-то причине слёз у меня не было. Только пустота в душе и сердце, словно всё перечисленное вынули и забыли вставить даже их пластиковые заменители.

Моё отсутствие эмоций всё больше распыляло и раздражало его. Это было заметно по уже горящим глазам, общему выражению лица и открывающемуся рту с брызжущей слюной.

Меня едва ли не тошнило от того, какой он мерзкий и отвратительный. Но он прав — я всегда была красивой, ухоженной и интересной. Такой меня сделали я сама и поддержка Тёмы, однако, не случись той чертовой ночи, никто никогда и ни при каких условиях не заставил бы меня подойти к нему.

И я лгала. По большей части себе. Никакая глупая «отцовская любовь», которой нет, никакое желание дать Соне отца, и никакая проклятая «семья» не могли оставить меня рядом с ним. Он был глуп, слаб и жесток, а я никак не смогла бы скрыться от суда, подкупить который для него и Шанхая будет принципиальным жестом желания отомстить мне, но никак не обезопасить дочь.

И плевать я хотела на его злость — мне хотелось ответить ему теми же оскорблениями и ненавистью, что проецировал он. Но по какой-то волшебной случайности в этот момент перестала плакать Сонечка, чем вызвала улыбку на моих губах. Наверное, это смотрелось совсем странно, потому как он продолжал говорить обо мне гадости, а я любовалась карими глазками и совершенно не могла оторваться взглядом от её необычайной улыбки — мы двое были будто в вакууме, за пределами которого что-то уже летело со стола, ударяясь о пол осколками, стучало об стены и никоим образом не задевало нас: меня, потому что я не чувствовала ровным счетом ничего, а малышку, потому что вокруг неё был кокон моей любви, пробить который не сможет ни единая сила на всей планете.

Входная дверь хлопнула — он вышёл в подъезд. Я бы даже сказала выбежал. Улыбка на моём лице стала шире. Можно было бы назвать её жестокой, довольной и издевающейся.

Я желала, чтобы он захлебнулся в своём яде. Желательно после этого оставить нас в покое, но уповать на это было тяжело.

«Обиженка» — пришло смс от Тёмы.

Я хмыкнула.

— Ты постоянно нас слушаешь? — вслух спросила я.

Пара секунд тишины, во время которых я чувствовала себя сумасшедшей. Но ответ действительно пришел: «Только когда слышу его визг».

— Мне это не нравится, — сообщила ему.

«Какая незадача! Мне не нравится, что ты живешь с ним! Разумный бартер? Я сниму/отдам тебе с Соней квартиру, а вы пошлёте на хрен этого идиота?»

Я промолчала. И писать ничего не стала. Просто направилась к кроватке и положила засыпающую дочь в неё. Кажется, кто-то наорался и теперь будет крепко спать. Поцелуй в лобик и несколько шагов от неё, чтобы не мешать.

«Ладно. Ты остаёшься здесь, а я по тихой грусти выкидываю твоего муженька куда подальше».

Прочитала и удалила переписку. А после прошипела:

— Нет.

Я даже представила то, как он закатывает глаза, поджимает губы или щурится с негативом.

«Обещаю, что оттуда он тебя не достанет» — ещё одно сообщение.

Моё молчание.

«Я всего лишь хочу ускорить процесс, который уже запущен. Переедешь сейчас и спокойствие начнется раньше».

Я хмыкнула.

— Спокойствие? — мой легкий ступор, — погоди. Переедешь? Только что было «останешься здесь, а я его упеку в тюрьму»! Уже предлагаешь мне перебраться к тебе? Мне точно не нравится твоя непоследовательность. Или скорее «хитрость».

Соня сомкнула глазки и засопела. Я отправилась на кухню.

«Сокрытие некоторых фактов, способствующих твоему доверию ко мне, не делает меня хуже него. Я лучше, поверь. Хотя бы потому, что могу обеспечить нашу дочь всем».

Рассольник. И никаких мужчин, мужей и их обещаний. Особенно Артёмов, у которых с правдой и принятием некоторых фактов получается слишком быстро и непосредственно непонятно для меня.

«Вась, ну будь ты уже смелее — прими меня как данность. Помочь тебе перенести Соню? Мама сказала, что она моя копия. Я знал».

Я замерла с занесённой в руке ложкой к кастрюле. Потом очнулась и сходила до морозилки. Всё так же со ступором, кучей мыслей и ложкой, которую отпускать почему-то не хотелось, пусть она вообще не была сейчас нужна.

По его словам понятно, что его мама рассказала о ему том, что была здесь. Не пойму, плюс это или минус, но ничего плохого точно не должно принести. По крайней мере сейчас.

— Ты же сам понимаешь, что она не твоя дочь, — сдалась я, — как и твоя мама всё понимает, — я нахмурила брови, — но вы продолжаете сходить с ума. Или строить из себя ангелов, способных принять чужого ребенка. Зачем?

Тишина. Я успела поставить на плиту бульон и ту самую злополучную ложку.

«Что за упёртость, Вась? Я то знаю кто отец» — слишком уверенные слова.

Мне впору было бы самой поверить, но:

— У нас не было незащищенного секса тогда, — наконец высказалась я, а после добавила, — с тобой.

Такого длительного молчания я даже не ожидала. Точнее, поняла, что он отстал и больше писать не будет, однако я в этот раз тоже ошиблась, и через двадцать минут мне пришло: «Всякое бывает. Тут произошло практически волшебство. Можешь уже начинать в него верить, Вася».

Я сквасилась. Волшебство, да. Хорошее объяснение. Так и вижу, как он рассказывает о нём в суде, что-то вроде: «Ваша честь, клянусь это моя дочь. Не сморите на экспертизу — я знаю, что колдовал в тот день».

— Я верю, — хмыкнула я, — но больше я верю собственной голове и мыслям, чем твоему «волшебству». Так что успокойся и убирай свою подслушивающую аппаратуру из моей квартиры!

«Фактически, она моя. Как и ты. И наша дочь. Но это не имеет значения, потому что ты обещала мне сходить в больницу. Долго идти будешь?»

Вновь удалила переписку. Если я не видела, то можно ли считать, что этого не было?

«Вася» — короткое и отвечающее на прошлый вопрос отказом.

— Завтра, — прошипела я, — позвоню сегодня Карине — надеюсь, она согласится остаться на часок.

«Согласится» — очень странное.

Я пожала плечами и получила ещё одно сообщение: «Твой ублюдок идёт. Не особо трезвый и вменяемый. Если что — я рядом».

А после тишина, нарушенная скрипом открываемой входной двери.

***

Мне назначили антибиотики. А ещё кучу всего против давления, пригрозили длительным стационаром, анорексией и затяжной депрессией. Забавно было слышать это от терапевта, который выписал направление ко множеству других врачей и в особенности к психиатру. Спасибо, я и так понимала, что схожу с ума, теперь это ещё и в больничной карточке написано.

Но самым весёлым мне показались наставления, вроде: исключить беспокоящие и раздражающие факторы и настроить режим дня. А ещё — больше есть. Причём всего. Из этого самого всего в моём распоряжении была только самая обычная вода из-под крана и чистейший воздух (нет), потому я и не пошла никуда, посчитав, что достаточно потратила денег на дорогу и в аптеке мне делать нечего.

Или нет — зашла и купила ещё две банки смесей на всякий случай, вдруг Никита найдет и эти деньги.

Обратная дорога вышла бесплатной — я шла пешком, радуясь тому, что сэкономила целых два часа, которые рассчитывала простоять в очереди.

С Соней сегодня сидела Карина, что было не так страшно, потому что у неё уже был опыт общения с маленькими детьми, а дочь сегодня была спокойной и не крикливой, а это в свою очередь было плюсом для всех. Кушать так часто она уже перестала, потому я успевала ровно к «обеду», если можно было так его назвать.

Однако, стоило мне оказаться в коридоре нашей съёмной квартиры и тихо, чтобы не разбудить дочь, прошептать:

— Я дома.

Как мне ответил Никита:

— Не мешай! — вторили ему щелчки мышки, — они свалили куда-то.

Я, расстегивающая куртку, застыла в недоумении.

— К-куда? — шапка была сжата в кулаке.

— Без понятия, — ответил отец дочери, которую куда-то унесли.

Замечательно. И главное, ответа от него сейчас не получить. Остаётся только выйти в подъезд и второпях достать телефон.