Птица феникс - Александр Новиков

Борис вышел из жаркой кафушки. Вслед за ним вышел и я. На противоположной стороне улицы, в тени, меня ждали прохладный салон «Фердинанда», Зеленец и «группа захвата».

На столе в салоне «фердинанда» развернули карту-схему Твери. Зеленцов быстро нашел Железнодорожную. Она действительно лежала на окраине.

– Вот с нее, пожалуй, и начнем, – сказал Петрухин.

– А почему с нее? – спросил любознательный борец Витя.

В принципе, Петрухин мог бы ответить: «А тебе какое дело? Тебя наняли за полтонны баков, чтобы ты произвел захват… Да еще вопрос: понадобишься ли ты вообще? Может быть, вся работа выпадет на долю боксера?…» Петрухин мог бы так ответить, но он отлично понимал, что ребята рискуют ничуть не меньше, чем он, а даже больше. Они рискуют и здоровьем и, не исключено, свободой. Он ответил:

– Видишь ли, Виктор, в чем дело… Везти в Питер обоих – довольно хлопотное и рискованное дело. Придется выбрать кого-то одного… Кого – мы пока еще не знаем. Нам нужен тот из них, кто лично контактировал с заказчиком. Тот, кто может заказчика опознать и дать показания на очной ставке: вот этот человек заказывал убийство предпринимателя Образцова… Понятно?

– Чего же не понятного? Но почему все-таки мы начнем с Железнодорожной улицы? – снова спросил любознательный.

– Да просто потому, что она на самой окраине. Возможно, там более благоприятные условия для операции… А возможно, что это и не так. Тогда придется посмотреть адрес на улице Третьей пятилетки… сейчас мы едем на разведку, на Железнодорожную.

– А засады там быть не может? – спросил осторожный Саша. Петрухин и Зеленцов переглянулись. – Вдруг гибэдэдэшники нас сдадут?

– Навряд ли, – ответил Петрухин. – В милицию наши гаишные друзья не обратятся. Это точно. А к альтернативной стороне… для этого нужно, чтобы кто-то из них был лично знаком с Петровым либо с Крушинниковым. А это крайне маловероятно.

– Вы сами говорили, что Тверь – город маленький.

– Маленький, но не настолько, чтобы все всех знали. Так что крайне маловероятно. Не бери, Саша, в голову.

Саша кивнул. Петрухин перебрался за руль, Зеленцов с картой в руках сел рядом. «Фердинанд» затарахтел дизелем, помигал левым «поворотником» и двинулся на окраину Твери.

У Петрухина вдруг зазвонил телефон. Дмитрий четырхнулся: какого там черта кому надо? – и вытащил трубу:

– Але.

– Димка, – сказала труба голосом Купцова. – Але, Димка… как у тебя дела?

– О-о! – дурашливо произнес Петрухин. – Никак это сам инспектор Купцов? Как там, на берегу Онеги? В сказочном краю Калевала?

– Не придуривай, Митька… Я в Питере, и ты прекрасно это знаешь, напарничек.

– А что такое? Не поехали вы с Брюнетом в Петрозаводск? – удивился Петрухин.

– Ладно, потом потолкуем, – сказал Купцов. – Ну как ваши дела?

– Нормально, Леня. Ты не беспокойся, все будет хоккей.

– То есть вы еще ни одного не…

– Сейчас едем к первому. Купцов помолчал, потом сказал:

– Ну, гляди сам… Ты там поосторожней, Митя. Дело-то стремное.

– Да ладно… все будет тип-топ, старый.

– Кстати, – сказал Купцов, – для информации: телефоны в GSM регистрировал один и тот же человек. Рост: ниже среднего, лысый, в черных очках, с несколько приблатненными манерами.

– Откуда информация?

– От нечего делать прогулялся в оба джиэсэмовских офиса. В обоих случаях дали характернейшее описание. Он приходил с паспортом Нечаева и объяснял, что Нечаев, дескать, его директор и приказал срочно – кровь из носу! – зарегистрировать трубу.

– Спасибо, понял, – ответил Петрухин.

– На хрен мне твое спасибо? – нарочито грубо сказал Купцов. – Лучше поинтересуйся у Кости: не знает ли он этого кадра?

Петрухин быстро передал описание лысого Зеленцову. Не раздумывая, Костя сказал:

– Это Бодуля.

– Это Бодуля, – продублировал его ответ Петрухин.

– Я так и думал, – ответил Купцов, сделал паузу, потом добавил:

– И все-таки: на рожон-то не лезь. Всяко может обернуться.

– Постараюсь.

– Тогда… ни пуха ни пера.

– К черту! Иди к черту, Ленька.

Железнодорожная лежала на окраине, за переездом. Улица имела вид как бы деревенский, но на самом деле таковой уже не была. По утрам здесь кричали петухи, на лугах за домами паслись козы. Возле каждого дома был огород. Но деревне все это уже не принадлежало… Как не принадлежало и городу. Эта полугородская-полудеревенская жизнь с кроликами и козами в сараях, бочками квашеной капусты, самогоноварением, мотоциклами ИЖ в тесных гаражах, газовыми баллонами, сохнущим на веревках бельем, пьянством восьмидесяти процентов жителей, сериалами с утра до вечера, сплетнями, драками на дискотеке… Как все это было далеко от Казанской улицы в Санкт-Петербурге, золотой птицы в языках пламени и выстрела карабина «Вепрь».

От улицы с социалистически-дебильным названием Железнодорожная за версту тянуло тоской, желанием напиться с утра и набить кому-нибудь морду. Более тягостное ощущение производят только шеренги панельных пятиэтажек в ноябрьских сумерках, когда мокрый снег, ветер, нет троллейбуса и денег на, водку… и только вывеска над остановкой – скрип-скрип… скрип-скрип…

…Александр Павлович Крушинников колол дрова во дворе своего дома. Он был гол по пояс. По мускулистому телу тек пот, на левом плече синела стандартная вэдэвэшная наколка. Петрухин наблюдал за ним в шестикратный полевой бинокль сквозь тонированное стекло «фердинанда». Разумеется, Дмитрий не мог знать, что видит именно «Крушинникова Александра Павловича, 1973 г. р.». Но интуиция, соответствие по возрасту и наколка на плече подталкивали именно к такому выводу.

Крушинников колол дрова умело. Играли под потной кожей мышцы, метался на груди крест на серебряной цепочке, взлетал топор.

– Посмотрите, мужики, – протянул бинокль Петрухин спортсменам. «Фердинанд» находился примерно в полутораста метрах от дома № 9, возле уродливого строения без окон. – Посмотрите, мужики. Вот этого другана нам нужно «пригласить» в Питер. Хочу, чтобы все посмотрели и на него и на дом с прилегающими строениями, а потом высказали свои соображения.

Первым бинокль взял в руки Зеленцов.

К двум часам дня температура достигла тридцати градусов в тени, и Крушинников решил: шабаш… хватит. Потом доколю эту березу. Че надрываться-то?… Он вогнал топор в плаху, сел в тени сарая и закурил «Кэмел». Крушинников не знал, что этот «Кэмел» поддельный. Он ловил кайф оттого, что все в его жизни вдруг самым волшебным образом переменилось, и он стал богат. Он может курить не «Приму», а «Кэмел», он может купить себе наконец-то тачку, и это только начало…

Саша Крушинников закурил, откинулся назад и прислонился голой спиной к шершавой стенке сарая… По улице шли два нетрезвых мужика. Говорили громко, размахивали руками, плевались. Один, рыжеватый и усатый, похожий на голодного кота, который ищет, что бы такое украсть, увидел Крушинникова.

– Слышь, братан, – сказал он, останавливаясь у штакетника и обращаясь к Крушинникову. – Слышь, братан, дай прикурить…

Вставать, чтобы дать прикурить какому-то алкашу, не хотелось. Но Крушинников все же встал, подошел к заборчику, облокотясь на который стояли Зеленцов и боксер Саша. По знойной улице медленно ехал микроавтобус «фольксваген». Крушинников протянул руку, поднеся огонек розовой зажигалки «Крикет» к сигарете Зеленцова. Костя обхватил его запястье, и Александр Крушинников увидел вдруг его глаза… Он понял. Внезапно он все понял. И попытался рвануться назад, но сильные пальцы Зеленцова не отпускали запястье. А боксер Саша выбросил вперед кулак левой руки, обернутый в несколько слоев ткани. Александр Крушинников опустился на траву. Он был в глубоком нокауте. Зеленцов посмотрел на боксера с уважением – от не очень-то грозного на вид Саши он определенно не ожидал нокаутирующего удара. Да еще с левой, да еще из неудобного положения.

К дому номер девять подкатил «фердинанд». Спустя несколько секунд он отъехал. На траве осталась лежать зажигалка.

– Пей, – сказал Петрухин и протянул Крушинникову открытую бутылку водки.

– Зачем? – спросил тот, отстраняясь, закрываясь руками, скованными наручниками. В предложении Петрухина ему чудилась какая-то скрытая угроза… Возможно, месть за попытку бегства.

– Так надо, Саша, – сказал Петрухин, трогая языком разбитую внутреннюю сторону губы и морщась.

Крушинников отрицательно качнул головой: не буду. Он подумал, что его хотят убить, а водку предлагают для того, чтобы имитировать какой-нибудь несчастный случай в пьяном виде. Например, пьяный уснул на рельсах… или утонул в Тверце.

– Не буду, – сказал Крушинников. – Ты же обещал. Ты же обещал отпустить, если все расскажу…

Петрухин смотрел на него тяжелым, немигающим взглядом. Левая сторона лица у него на глазах меняла цвет и опухала. Внезапно Александр Крушинников понял, что все бессмысленно, что здесь, в лесу, с ним сделают все, что захотят… Так, может, действительно лучше выпить?… Чтобы не так страшно?