Там, в гостях - Кристофер Ишервуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А за душу Мошаду мистер Ланкастер, видно, не переживал: вовсю и совершенно бесстыдно умасливал его, перейдя ради меня на французский. Он по-английски назвал Мошаду «славным малым», объяснив потом значение эпитета на французском. Мошаду восхищенно захлопал в ладоши, сказав:
– Плавный малый! Я – плавный малый? О да!
– Правда же, милый старичок? – снисходительно заметил мне мистер Ланкастер. – Он на три четверти индеец из Перу, знаешь ли. Его отец, скорее всего, жевал листья коки и не носил обуви. Вот тебе истинный, неиспорченный латинос. Неважно, сколько ему лет, – он всегда ребенок.
К тому времени мы оставили мелководье далеко позади, и плоский дюнный берег превратился в бледную полосу между сверкающим морем и сияющим небом. Кругом на водных просторах белели надутые паруса. Мистер Ланкастер, видимо, очень довольный собой, стоял на носу яхты и напевал:
Pervixi: neque enim fortuna malignior unquamerepiet nobis quod prior hora dedit[19].Меня с внезапной силой наполнило осознание того, насколько ужасные странствия выдались Одиссею и команде «Пекода», и что сам я рано или поздно спрыгнул бы за борт, лишь бы избавить себя от смертной тоски Улисса и Ахава.
Тем временем мистер Ланкастер объявил, что настало время порыбачить. Он выдал нам с Мошаду удочки, и мы неумело забросили лески в море. Возможно, я сумел бы даже отдохнуть, если бы небеса вдруг не решили покарать меня за леность, явив банальнейшее чудо, – иначе как чудесным наш улов было не назвать. Мы напали на косяк макрели!
Мистер Ланкастер совершенно ополоумел.
– Осторожно! ОСТОРОЖНО, САЛАГА! Легче, легче, легче же! Выбирай леску! Упустишь ведь! Играй с ним, салага! Не жди! Борись! Вот ведь упертый черт! Не на меня смотри, салага, на него! ЗА НИМ СЛЕДИ! Спокойно! Не горячись! ПОРА…
Словами не передать, как это все было излишне, ибо мы при всем – абсолютно всем – желании не смогли бы упустить эту несчастную рыбу. Разве что выбросив удочки за борт и улегшись на палубу. Мошаду позабыл и французский, и испанский, издавая нечто вроде индейских охотничьих призывов на каком-нибудь диалекте андских племен. Поначалу азарт захватил и меня, и я доставал рыб из воды одну за другой. Наконец я притомился, а потом мне и вовсе стало противно. Улов давался до неприличия легко, и к тому времени, как мы закончили, в лодке трепыхалось по меньшей мере тридцать рыбин.
Мистер Ланкастер принялся чистить их, готовя к обеду, и на Мошаду внимания почти не обращал. Я снова сел у руля, а взглянув на старичка, увидел, что он почти выпадает за борт. Изогнувшись натянутым луком, Мошаду стоял на негнущихся, широко расставленных ногах. Я было решил, что у него удар, но нет – он лишь отчаянно тянул что-то из воды. С таким видом, будто хотел притянуть само дно моря. Вот он обернулся ко мне и, чуть не задыхаясь от натуги, проговорил:
– Poisson![20] – что прозвучало скорее как «поссум».
Естественно я, повинуясь порыву, вскочил, чтобы помочь ему, за что, к удивлению – а после к ярости, – получил от мистера Ланкастера свирепый удар наотмашь в грудь. Меня отбросило, и я плюхнулся на место. Будь у меня нож, я бы схватился за него и прикончил кузена прямо там. А так лишь мысленно прокричал: «Тронешь меня еще раз, старый козел, и я удавлю тебя!» Мистер Ланкастер же проорал мне в лицо: «Оставь его, глупый мальчишка!» Тут он, должно быть, увидал в моих глазах лютую ненависть и уже не столь истерично добавил: «Никогда – слышишь, НИКОГДА! – не помогай мужчине вытаскивать улов! Ты разве этого не знаешь?»
Потом он направился к сеньору Мошаду, который в это время выбирал леску, опустился рядом на колени и заговорил по-французски – увещевая, подбадривая, заклиная, моля дышать глубже, расслабиться, поддерживать натяжение, тянуть медленно и нежно. «Ça va mieux, n’est-ce pas? Ça marche? Mais naturellement…»[21] Он до абсурдного напоминал мне повитуху, помогающую женщине разродиться. И правда, Мошаду медленно, но верно, превозмогая бесконечную боль, разродился огромной рыбиной – тунцом, как подсказал мистер Ланкастер. Забагрив улов, мы оставили его волочиться в воде за лодкой, чтобы не пропала свежесть.
Затем мистер Ланкастер приготовил макрель на спиртовке. Хотелось бы мне проявить крепость ума, но голод напал просто зверский. Мистер Ланкастер, конечно, неумеха такой, сжег рыбу, однако она была вкусной и пахла замечательно. К тому же я оказался в неловком положении: нельзя же было обижать Мошаду, ведь он праздновал личную победу, с которой его надлежало периодически поздравлять. Вполне возможно, таких счастливых дней ему пережить уже не получится. Я пошел на компромисс, решив не обращать внимания на мистера Ланкастера. Но он этого просто не заметил.
В таком настроении мы развернулись назад. Мистер Ланкастер самодовольно повторял, нахваливая себя: как он подгадал со временем приливов, так что волна подхватила нас и на пути в море, и обратно. Впрочем, даже с попутными волнами долгая поездка казалась мне утомительной. Когда мы вошли в устье реки, я снова сидел на руле, и мистер Ланкастер ко мне придирался. Похоже, мы сбились с курса, но мне-то откуда было знать?! Толку следовать его псевдоморяцким указаниям все равно не было, и я плыл куда глаза глядят.
И вдруг мистер Ланкастер как заорет:
– ПЕСОК! ОТМЕЛЬ ВПЕРЕДИ! МЕНЯЙ КУРС! НА БОРТ БЕРИ!
Того, что произошло дальше, не ожидал никто. Во всяком случае, я точно ничего не планировал, но вот как вышло: к тому времени я уже приноровился к рулю и знал, какую нагрузку он способен выдержать. Оказалось достаточным перестараться самую малость, исполняя приказ мистера Ланкастера. Я изменил курс – круто изменил, – и крестовина, к которой крепился подвесной мотор, сломалась с изысканным, ласкающим слух треском. Мотор исчез под водой.
Я поднял взгляд на мистера Ланкастера и чуть не рассмеялся.
На миг мне показалось, что он вот-вот проглотит собственный кадык.
– Болван! – накинулся на меня мистер Ланкастер. – Дурак! Проклятый идиот!
Сильно раскачивая лодку, он двинулся ко мне, однако я ни капли не испугался. Понимал, что он не посмеет – просто не сможет – ударить меня. И он не ударил.
Вообще вода в том месте была такая мелкая, что мы без особого труда подняли мотор на борт, хотя, конечно же, не могло быть и речи о том, чтобы завести его снова. Для начала механизм предстояло хорошенько почистить. Оставалось только идти под парусом.
В деревню мы возвращались почти весь остаток дня. Ветерок дул слабенький, да и мистер Ланкастер
