Книгоедство - Александр Етоев

Первая ночь, «Ночь на Ивана Купала» (или проще – «Диссиденты»), сделана пока только на одну четверть и обещает быть самой веселой и самой гибельной для всех персонажей. Тоже трагедия, и тоже в пяти актах. Третью – «Ночь перед Рождеством» – намерен кончить к началу этой зимы.

Все буаловские каноны во всех трех «Ночах» будут неукоснительно соблюдены:

Эрсте Нахт – приемный пункт винной посуды;

Цвайте Нахт – 31-е отделение психбольницы;

Дритте Нахт – православный храм, от паперти до трапезной. И время: вечер – ночь – рассвет.

Если «Вальпургиева ночь» придется тебе не по вкусу – я отбрасываю к свиньям собачьим все остальные ночи и сажусь переводить кого-нибудь из нынешних немцев. А ты подскажешь мне, кто из них этого заслуживает.

Венедикт Ер.

Ни начала, ни продолжения «Вальпургиевой ночи» Ерофеев так и не написал. Рак горла помешал ему это сделать.

В. Муравьев, комментируя (уже после смерти автора) творчество Ерофеева, о пьесе говорит так: «Персонажи “Вальпургиевой ночи” – застывшие маски, как нельзя более уместные в трагедии (или трагикомедии) античного толка. Это чистая трагедия рока: в ней тоже, собственно, ничего не происходит, кроме дружного отравления палаты психиатрической лечебницы метиловым спиртом, – но превращается оно в пляску смерти и гибельное действо, достойно завершающее игры воображения персонажей. Каждый из них выполняет свое речевое задание – и умирает либо пропадает за сценой. Два ерофеевских затейника организуют, направляют и комментируют действие… И как в “купе” электрички, следующей в Петушки и подвозящей Веничку к гибели, в палате становится празднично. Празднуется встреча со смертью. Метиловый спирт вкушается как причастие, и действительность (не больничная, а историческая, “современная”, советская) претворяется в мистерию…»

Жил в городе Ленинграде мальчик Миша.

Во дворе, когда собирались мальчишки и спорили, кто кем будет, Колька говорил: «Моряком», Васька говорил: «Летчиком», а Димка из соседнего дома собирался пойти в танкисты.

Мишка мечтал быть дворником.

Он так всем и говорил:

– Хочу быть дворником.

Но самое интересное в этом рассказе другое.

Васька, который хотел стать летчиком, торгует вениками на Ситном рынке.

Колька, мечтавший о морях-океанах, принимает на Лиговке вторсырье.

Димка играет по электричкам на аккордеоне.

Один Мишка стал, кем хотел, – дворником.

Ведь должны же мечты хоть у кого-то сбываться. Иначе ради чего жить?

Само собой, рассказ этот с Михаилом Веллером не имеет ничего общего. Веллер, как известно, дворником так и не стал и поэтому был вынужден податься в писатели. Поступок он совершил правильный. Неизвестно еще, какой бы из Веллера вышел дворник, а вот писатель из Веллера получился вполне хороший.

Жюль Верн бесспорно из всех иностранных писателей фантастов и приключенцев самый переводимый в России. Лев Толстой, и тот настолько увлекался этим писателем, что намеренно рекомендовал включать в круг обязательного детского чтения его романы. Уговорил даже писательницу Марко Вовчок перевести некоторые из них.

Если бы в XIX веке был широко развит кинематограф, то каждый новый роман писателя был бы мгновенно экранизирован. За неимением же этой возможности на сценах шли спектакли по его книгам.

В моей библиотеке есть книжечка под названием «Вокруг света в 80 дней. Большое представление в 5 действиях и 14 картинах с прологом. Сочинение Жюля Верна».

Издана эта книжка в Москве в 1875 году, на титуле в качестве переводчика названа фамилия Танеева С. В., не имеющего, видимо, отношения к известному композитору – тот по отчеству был Ивановичем, – если только в инициалы не вкралась опечатка.

Из маленького предисловия к книжке узнаем, что «в пьесу включены, между прочими, три важных эпизода из путешествия, каких нет в рассказе». А именно: «1) Приключение в Змеиной пещере на острове Борнео», 2) Лестница великанов в Америке и 3) Гибель парохода “Св. Генриэтта”».

Вот отрывочек из «Приключения в Змеиной пещере», 6-й картины этой феерической пьесы: «Лишь только Ауда (г-жа Струкова) и Немея (г-жа Таланова) заснули от усталости в этой пещере, как вдруг из всех ее расщелин сверху, снизу и с боков выползла масса ядовитых змей. Змеи направили свои жалы на одиноких женщин. Обе проснулись, но поздно…» Здесь позвольте поставить многоточие. Сами догадывайтесь, что произошло дальше.

Кстати, о подобной постановке на сцене романа Жюля Верна вспоминает и А. Бенуа: «Я живо помнил тех краснокожих, которых я “сам видел” нападавшими на поезд Филеаса Фогга в одной из сцен феерии “80 дней вокруг света”».

И что греха таить – я сам пару лет назад открыл «Пятнадцатилетнего капитана» и так и не оторвался, пока не дочитал до последней строчки.

Если Петроград 1919-1920-х годов более всего напоминал город-призрак (см. Н. Анциферов «Душа Петербурга») – безлюдный, бестранспортный, смесь развалин греческого Акрополя и фантастических картин будущего из «Машины времени» Герберта Уэллса, то Ленинград 1926-го с косноязычной зощенковской толпой на улицах представлял собой скорее некий мещанский рай, карикатурный гибрид недоразвитого социализма и коммунизма профессора Выбегалло с его идеей идеального потребителя.

Новая экономическая политика, временно залатавшая дыры, проеденные в корпусе краснозвездного советского корабля за годы военного коммунизма, создала и новый тип человека – не советский, не буржуазный, не деревенский, не городской, а смежный, идеально нарисованный Зощенко и частично сохраненный для нас в образах совслужащих-бюрократов из довоенных советских кинокомедий.

Показательная реклама тех лет. Она живо напоминает рекламу из дореволюционной «Нивы», только местами слегка революционизированную в угоду времени:

ВСЕ ДЛЯ ПИОНЕРОВ!!! БАРАБАНЫ звучные и прочные: разм. 51/4 по цене 12 руб, 6 1/4 по цене 14 руб… 8 1/4 по цене 21 руб. ТРУБЫ с флагами и кистями – 16 руб. ТО ЖЕ, но никелированные – 17 руб. 15 коп. ФАНФАРЫ с флагами и кистями – 18 руб. Оптовым покупателям льготные условия. КАЧЕСТВО ВНЕ КОНКУРЕНЦИИ.

ДЛЯ КУЛЬТУРНОГО УБРАНСТВА колхозов, сельсоветов, райсоветов, красных уголков, школ, клубов и т. п. ИМЕЮТСЯ В ПРОДАЖЕ во всех культмагазинах БАРЕЛЬЕФЫ Маркса, Энгельса, Ленина, Ворошилова, Калинина…

Время это продолжалось недолго. Предприимчивым Бендерам и неудачливым Воробьяниновым не дали долго гоняться за антикварными стульями мадам Петуховой. К 28-му году золотые времена кончились. Новая сталинская эпоха дала новую пищу обществу и поставила перед ним новые, великие цели.

Про Уильяма Гибсона я впервые услышал в 91-м году от Андрея Черткова, главного тогдашнего пропагандиста и популяризатора киберпанка в России. А уже в начале 92-го мы перелопачивали с ним с нечитаемого подстрочника (авторства Миши Коркина, ныне американца) рассказы «Джонни-мнемоник» и «Сожжение Хром» для задуманного в то время сборника. Позже я проработал в качестве редактора все изданные на сегодняшний день романы этого канадоамериканца – от «Нейроманта» до «Виртуального света» включительно – и очень этим горжусь.

Не могу сказать, что Гибсон мой любимый писатель, но если мне вдруг хочется драйва, взрывных киношных светоэффектов, жутковатых андеграундных сцен и просто ухода на недолгое время из мира осточертелой реальности, то я беру наугад любой из его романов, открываю практически на любой странице, читаю и получаю нужное.

В «Виртуальном свете» есть все упомянутое в предыдущем абзаце.

Суть романа простая. Северная Калифорния, Сан-Франциско. Девушка – почтовый курьер, попав случайно на элитную вечеринку, крадет у некоего пережравшегося хмыря очки в дорогом футляре. Крадет просто так, со зла, в отместку за его хамские домогательства. Отсюда и пошел весь сыр-бор. Очки-то ведь не просто очки, а устройство виртуального вИдения – нацепишь такие на нос и увидишь, в какой цветок превратится нынешний Сан-Франциско, когда коррумпированные городские чиновники продадут этот зачуханный городишко, чтобы полностью его перестроить. Бешеная беготня за очками и составляет весь романный сюжет.

Только, ради Бога, не думайте, что в моем урезанном пересказе умещается вещество романа. Гибсон – мастер лепить из всякого подручного хлама непривычные, фантастические конструкции. Верхний город в «Джонни-мнемонике», жизнь моста – в «Виртуальном свете». И люди, которыми он населяет пространство своих романов, не вырезанные из фанеры придурки, вроде мишеней в тире, – это я, он, ты, она, только выпавшие из обыденных обстоятельств и пытающиеся ужиться в новых.

Иосиф Сталин на XV съезде партии высказал по алкогольной проблеме следующее конкретное предложение: «Я думаю, что можно было бы начать постепенное свертывание выпуска водки, вводя в дело вместо водки такие источники дохода, как радио и кино».