Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Игорь Синицин

Я знал несколько мест в стокгольмских шхерах, где на удочку ловились отличные, почти на полкило, полосатые окуни и даже угри. Кстати, в любой рыбной лавке Стокгольма можно было обменять живого угря на такого же по весу копченого, что мы частенько и проделывали, украшая воскресный стол. На эти уловистые места мы отправлялись втроем длинными северными летними вечерами или по субботам. Я даже на рыбалке не брал в рот спиртного, и меня использовали как постоянно трезвого водителя.

Летом 1965 года в Стокгольме произошел забавный случай, связанный с именем Брежнева. Леонида Ильича избрали генсеком еще в октябре предыдущего года, но шведские журналисты как-то не связали этот факт с тем, что Юра по-прежнему трудился в торгпредстве. Только спустя много месяцев шведская желтая пресса, от своих коллег в Дании, узнала, что сын первого лица Советского Союза работает в стокгольмском торгпредстве. Комплекс зданий торгового представительства СССР, включающий многоэтажный жилой дом, незадолго до этого был сдан в эксплуатацию в аристократическом районе шведской столицы — на острове Лидинге. Жил там в двухкомнатной квартире, с женой и двумя малыми детьми, и Юра Брежнев.

В день, когда шведские журналисты узнали, что на Лидинге живет сын советского генсека, толпы фотографов из десятков газет, журналов и агентств буквально осадили жилой дом советского торгпредства. Большинство фоторепортеров установило на штативах дорогие широкопленочные камеры шведской фирмы «Хассельблад» с телескопическими объективами. В какой именно квартире жил Юра Брежнев, в торгпредстве им отказались сообщить. Тогда по архитектурному плану, хранившемуся в магистрате и добытому за мзду чиновникам самыми проворными из журналистов, фотобратия установила, что в доме было только две трехкомнатные квартиры. В одной из них жил торгпред Харченко, и это было известно шведам — клиентам торгового представительства. Зная наши порядки, репортеры решили, что вторую трехкомнатную квартиру обязательно должен занимать сын Брежнева. Поэтому почти все телеобъективы были нацелены на окна этой квартиры. Но в ней жил на самом деле заместитель торгпреда Иван Стройков. Это был белокурый богатырь с голубыми глазами и румянцем на щеках. Внешне Юра Брежнев был его полной противоположностью — маленький, худенький и чернявый…

В обеденный перерыв того дня, сытно откушав и пригубив чарку, Иван Стройков в белой рубашке, без галстука, подошел к распахнутому окну своей квартиры. Он с удовольствием вдохнул соленого морского воздуха стокгольмских шхер и радостно потянулся. Щелчки фотокамер слились в пулеметную дробь…

На следующий день все столичные газеты Швеции и крупнейшие провинциальные вышли с полосной фотографией Стройкова во всю первую страницу. «Сын Брежнева в Швеции!», «Сын советского вождя в Стокгольме!», «Сын советского генсека торгует со Швецией!» — захлебывались заголовки газет.

Без всякой связи с этим событием, которое невозможно было предвидеть, я заранее назначил на тот вечер заседание месткома, председателем которого был избран за год до этого. Во всех советских колониях за рубежом существовали тогда две «профсоюзные» организации. Первая из них, возглавлявшаяся «секретарем профкома», была конспиративным порождением ЦК КПСС. Со сталинских времен считалось, что про поголовное членство в Коммунистической партии всех советских работников, направленных в длительные командировки за границу — иначе не пошлют, — местная полиция знать не должна. Называть организацию, в которой ставились на учет члены партии, прибывшие из СССР, партийной — было запрещено. Разумеется, для местных властей это было секретом Полишинеля, но так приказала партия.

Поэтому партком на эзоповом языке назывался «профкомом». Он, помимо прочих стандартных партийных дел — идеологической накачки под видом партучебы, разбора склок и другой мелочовки, — занимался сбором партийных взносов в валюте и отсылом их в ЦК КПСС.

Местком же объединял настоящих членов профсоюза, в том числе и из членов семей загранработников. Именно местком проводил культурные и социальные мероприятия, в том числе и организацию летнего отдыха детей, экскурсий в музеи и другие города. Для этой цели собирались чисто профсоюзные взносы, которые и тратились на месте.

На то памятное для меня заседание месткома собрались все его члены, хотя явка в обычные дни не составляла и пятидесяти процентов. Моим заместителем был Иван Стройков. Я взял на заседание пару разных газет с его фотографией. Как оказалось, все члены месткома также взяли с собой по свежей газете.

Стройкова ждать долго не пришлось. Он один пришел без газеты. Когда мы расселись за круглым столом и я открыл заседание, от Зины Голошубовой, жены собкора «Известий», активной журналистки и профсоюзной общественницы, поступило предложение: включить в повестку дня первым, дополнительным вопросом обсуждение приветствия новому «сыну Брежнева». Серьезные дяди и тети, как выяснилось, все читали в книге Ильфа и Петрова «12 стульев» о высокой роли профсоюза. Они предложили теперь рекомендовать в «Ассоциацию детей лейтенанта Шмидта» почетным членом «сына Брежнева» Ивана Стройкова. Каждый отдал свой экземпляр газеты заместителю торгпреда и напутствовал его предложениями о том, что ему для поездок по СССР теперь не нужен внутренний паспорт. Как «сын Брежнева», он может спокойно путешествовать по Советскому Союзу. Предъявляя эти вырезки в обкомах КПСС, он может получать больше бесплатного сервиса и даров, чем их имели Шура Балаганов и Остап Бендер…

Стройков вместе со всеми смеялся буквально до слез. Он был веселым, умным и добродушным человеком. К печали всех нас, кто его знал, он умер весьма молодым, примерно через год после памятного случая. Когда он возвращался из Стокгольма на Родину на пароходе «Балтика», буквально в видимости ленинградского порта его постиг сердечный удар. Рядом в каюте никого не оказалось…

Я тогда еще, как и вся КПСС, почти экзальтированно верил в Ленина, особенно после XX съезда партии и хрущевского доклада о культе личности Сталина. Поэтому я решил сделать своей главной журналистской темой как корреспондента советской печати поиски следов Владимира Ильича в Швеции. Здесь большевик номер 1 часто укрывался и даже благоденствовал на партийные деньги, а также часть генеральской пенсии своей матери. Кстати, именно в Стокгольме он виделся с ней в последний раз в 1912 году.

Шведские сотрудники бюро АПН вывели меня на старого коммуниста Отто Гримлюнда. Гримлюнд был тем самым молодым шведским социал-демократом, который в апреле 1917 года по поручению Фрица Платтена и левой шведской социал-демократии встречал в шведском порту Мальме паром «Кунг Карл» из немецкого города Засница. На этом пароме в «пломбированном» вагоне группа российских эмигрантов во главе с Лениным из нейтральной Швейцарии через воюющую с Россией Германию, а далее через Швецию и Финляндию, направляясь в Петроград, пересекла Балтику. Не буду описывать эту историю, поскольку она во всех тонах и видах изложена в исторической, публицистической и художественной литературе. После моих очерков и фотографий Отто Гримлюнда, несколько подзабытого в КПСС до той поры, шведский друг Ленина сделался важной персоной для посещений разного рода советских знаменитостей, приезжавших в Швецию. Так, я приводил в гости к Гримлюнду писателя Геннадия Фиша, кинорежиссера Марка Донского и его прославленного коллегу Григория Александрова, снимавшего тогда к столетию со дня рождения Ленина большой хроникально-документальный фильм о вожде во Франции, Англии, Швейцарии, Финляндии и Швеции. С Григорием Васильевичем мы за месяц его пребывания в Швеции довольно хорошо сблизились. Он приглашал меня и после моей командировки в Швецию навещать его в Москве и продолжать добрые отношения. К сожалению, из-за того, что после возвращения из Стокгольма в глазах апээновского начальства я стал «штрафником», я психологически не мог продолжать дружбу с великим человеком. Но в Стокгольме у нас были очень теплые и сердечные контакты.