Удар вслепую - Джеймисон Малькольм

Максвелл с интересом изучал растения, но обнаружил мало отличий от их земных сородичей — венерианские ли­лии были крупнее и имели желтый цвет. А затем он увидел ужасных монстров, которые ползали среди лилий. Вначале он видел их лишь краем глаза, а теперь рассмотрел одного из них во всей красе. Он был похож на гигантского таран­тула — круглое дрожащее тело размером с баскетбольный мяч было полностью покрыто блестящими волосками. У него было несколько волосатых лап, каждая из которых заканчивалась когтем. У монстра также были уродливые острейшие клыки, с которых капал зеленоватый яд. Над клыками расположилось несколько светящихся глаз, жут­ко переливающихся красными и фиолетовыми оттенками.

— Канкилона, — сказал Шан Ди.

Паркс вздрогнул. Не хотелось даже смотреть на этих монстров. Шан Ди говорил, что томбовианцы едят их?

Лагуна обмелела и сузилась. Шан Ди быстро причалил к болотистому берегу.

Это был остров, на котором располагался храм. Они вылезли на берег и спрятали каноэ под широкими листьями растущих на острове кустов. Взяв все вещи, они направились в глубь острова.

Они вышли на поляну, окруженную высокими болот­ными кипарисами, под которыми расположились сотни маленьких хижин. Вдалеке стоял храм — впечатляющее строение из серого камня. Впечатляющим было и то, что ближайшие камни можно было найти лишь в нескольких сотнях миль от этого места. Лишь истинная преданность могла заставить аборигенов принести сюда эти тяжелые камни. Огромные двери храма были закрыты и заперты. Вокруг не было ни души.

Шан Ди не обращал на это внимания и занялся обу­стройством укрытия. Он построил для них хижину, состо­ящую из двух комнат. Хижина стояла в стороне от осталь­ных. Шан Ди был изгоем, но его терпели. Ему разрешили присутствовать на празднике, но он должен был держаться подальше от истинно верующих. Благодаря статусу Шана Ди, земляне могли жить в дальней комнате и следить за происходящим через потайные отверстия. Шан Ди же бу­дет флегматично сидеть в дверях и поэтому никто не по­смеет приблизиться к неприкасаемому. Шан Ди сказал, что они увидят всё, что необходимо. А затем наступит ночь и кульминация Праздника. К тому моменту томбовианцы уже будут пьяными в стельку и не заметят, что кто-то на­блюдает за ними из темноты.

Максвелл и Паркс разложили снаряжение. Они при­хватили с собой еду в брикетах и табак, который предна­значался жрецам. Они также не забыли и научное оборудо­

вание: мерные стаканы, пробирки, реактивы и многофунк­циональную спектрографическую камеру. Однако самым важным был запас паракобрина. Паркс быстро терял силы и укол ему был необходим практически каждый час. Они уложили лекарство в надежное место и стали ждать.

Вся последующая неделя оказалась не особо интерес­ной. В первые несколько дней томбовианцы прибывали в поселок. Все они были перепачканы болотной грязью с го­ловы до ног. Они приводили своих женщин и детей и тащи­ли огромное количество тыкв занкра. Каждая семья сели­лась в своей хижине, а затем приходила на встречу племе­ни. Эта встреча была такой же, как и любая другая встреча варваров в любом другом уголке Солнечной системы. Она сопровождалась монотонным боем барабанов, дикими плясками, а также большим количеством еды и выпивки. Нередко встречались абсолютно пьяные аборигены, одна­ко в течение первых пяти дней все это было похоже лишь на дружескую встречу. Жрецы показались лишь на пятый день.

После этого все изменилось. Храбрые томбовианцы больше не лежали пьяные до беспамятства прямо на земле до самого полудня. Они работали. Их женщины также ра­ботали.

Они уходили в болото, шлепая по воде своими плоски­ми ногами. Мужчины несли странные сети, сплетенные из гибких тонких лиан. За ними шли мальчики, державшие в руках клетки, сделанные из прутьев. А женщины собирали лилии. Они методично обрывали лепестки и листья, остав­ляя лишь черенок и сердцевину. Мужчины вернулись толь­

ко к вечеру, и Максвелл понял, чем они занимались. Они вернулись с сотнями пойманных канкилона. Паукообраз­ные существа, недовольные тем, что их посадили в клетки, издавали ужасные звуки. Жрецы открыли двери лишь для того, чтобы забрать пауков. Затем двери снова закрылись.

Так продолжалось еще три дня. Когда болото опустело и там не осталось ни одной лилии и ни одного паука, Макс­велл сделал потрясающее открытие. На несколько минут в день сквозь толстый слой облаков пробивалось солнце — редкий случай на Венере — и в это время происходило чу­до. Илистая поверхность превращалась в море света. То, что Хоскинс продал ему, выдавая за драгоценные камни, лежа­ло повсюду и сияло в солнечных лучах. Шариков вокруг было столько, сколько сухих листьев в осеннем лесу. Затем небо затягивалось облаками и удивительный огонь угасал.

— И что ты думаешь об этом? — спросил Паркс, удив­ленно озирающийся вокруг. — Это могут быть семена ли­лий?

— Вряд ли, — ответил Максвелл. — Они слишком лег­кие и хрупкие. Чтобы прорасти, семена должны пройти в землю. А эти штуки даже в воде плавают.

Наконец наступил последний день Праздника. Муж­чины и женщины облачились в торжественные одежды из лилий. На них были венки, гирлянды и головные уборы из листьев. При этом они пили огромное количество занкры. Во второй половине дня они танцевали, а к вечеру хор пья­ных голосов превратился в дикий вой. Затем ворота храма открылись и внутри загорелись факелы.

— Скоро друзья Хоскинса увидеть пир канкилона, — за­метил Шан Ди.

Он был взволнован, словно сожалел о заключенной сдел­ке.

— Нельзя жрецы позволять вас видеть, — предупредил он.

Максвелл и Паркс повторили свое обещание.

Примерно около полуночи они решили, что аборигены

уже настолько пьяны, что ничего не замечают. Максвелл и Паркс выскользнули из своей хижины и направились через поляну к храму, пытаясь не наступить на лежащих повсю­ду томбовианцев. Они остановились возле дверей храма и заглянули внутрь. Оргия была в самом разгаре. Они увиде­ли пир. Двое служителей храма отрывали лапы канкилона и протягивали орущее существо жрецу. Высший жрец при­нимал канкилона и резкими движениями вырывал у него клыки. Он складывал клыки в корзину, стоящую у главно­го идола. Труп паука жрец бросал визжащим аборигенам. Начиналась возня, слышался крик разочарования, когда не успевший абориген видел, как более быстрый соплеменник вонзается зубами в мешок с ядом.

Паркс схватил Максвелла за руку.

— Я... Мне нужно вернуться в хижину, — задыхаясь, сказал он.

— Что случилось? — резко спросил Максвелл. — Не мо­жешь смотреть? Мы же не слабонервные миссионеры.

— Э-это не то. Я забыл про укол. Смотри, как трясет. Ты оставайся. Я мигом.

Максвелл отпустил его. В этом не было ничего необыч­ного, а он не хотел упустить ни одну деталь проводимого

ритуала. Он проводил взглядом исчезающего в темноте Паркса и начал поворачиваться обратно к храму.

Он не закончил поворот. Его обхватила сильная рука, а вокруг ног обвилась чужая нога. По плоским ступням он понял, что попал в лапы томбовианца. Затем он услышал насмешливый голос. Это был голос Шана Ди. Шан Ди был очень пьян. От него воняло занкрой.

— Землянин хотеть длинную жизнь, да? — с насмешкой спросил абориген. — Окей, окей. Землянин получать дол­гую жизнь. Землянин получать сок канкилона.

Максвелл почувствовал, как под дикий хохот обез­умевшего томбовианца, его тянут назад. На его лице ока­залось волосатое нечто. Он не мог дышать. Он отбивался и попытался закричать. Шан Ди именно этого и хотел. Зу­бы Максвелла прорвали мягкий мешок с ядом канкило­на. В рот полилась отвратительная, вызывающая тошноту маслянистая жидкость. Она лилась по щекам и плечам. Максвелл чувствовал себя оскверненным и грязным. Он хотел умереть на месте. А затем с ним что-то произошло.

В одно мгновение исчезли и тошнота, и отвращение. На их место пришло возбуждение, экстаз, которого он никогда не испытывал. Он больше не был больным человеком и ни­когда им не станет. Он был силен и здоров — чемпион среди чемпионов. Жизнь была прекрасна. Он должен был выра­зить это чувство. Максвелл издал боевой клич, потрясший поляну. Затем всё закружилось. Огни то загорались, то по­тухали. Крики внутри храма стихли, как будто он оказался далеко от них. Больше Максвелл ничего не помнил.