Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Руслан Хасбулатов

Какая задача преследовалась В.Павловым (вскоре ставшим министром финансов) и разделявшим его взгляды премьером Николаем Рыжковым и их консультантами, в том числе Е.Гайдаром?

Дело в том, что в то время проправительственные ученые-экономисты, а на деле — чиновники, и контролировавшиеся КПСС и госаппаратом средства массовой информации, подняли искусственную проблему: о якобы гигантских суммах сбережений населения, находящихся на счетах Сбербанка СССР. Ими утверждалось, что все беды бюджета, дефицита, связаны с “избытком” денежных накоплений населения, что якобы “население живет лучше, чем работает”. Не проходило дня, чтобы “Известия”, “Правда”, другие газеты (тогда люди много и жадно читали газеты, особенно центральные, они имели огромный вес и влияние) не помещали статьи, в которых утверждалось, что рост заработной платы опережает рост экономики: что люди стали жить слишком хорошо и т.д. Отсюда рецепт предлагался простой: резко повысить цены на потребительские товары и услуги в целях снижения дефицита. При этом и в мыслях тогдашних “реформаторов” не проглядывалось стремление затронуть основы социалистической экономики, не говоря уже о приватизации. Гайдар, к примеру, с настороженностью относился к кооперативам даже в 1990 году. И лихо признавался в том, что не видит изъяна, если не знаком с трудами по “организации деятельности и бизнеса”, ибо это все для нас не актуально.

В ответ на эти “рецепты” излечения “больной экономики” я и мои коллеги- экономисты (М.Лемешев, А.Бузгалин, Г.Егиазарян, Ю.Бороздин, А.Дерябин, Н.Климов и другие) обосновывали необходимость осуществления реформы ценообразования во взаимосвязи с общими экономическими реформами. Призывали не ограничиваться чисто “организационными” решениями. Эту точку зрения поддерживали академики Л.И.Абалкин и С.С.Шаталин.

Мы показывали на реальных цифрах бедственное положение многих людей, доведенных нищетой до отчаяния, запущенность науки, образования, здравоохранения, культуры, тяжелые судьбы пенсионеров. Поэтому мы рекомендовали осуществлять реформу цен таким образом, чтобы она содействовала повышению эффективности экономики, росту производительности труда, отсекала возможность волюнтаристского отвлечения огромных материальных и финансовых ресурсов от общей задачи — создать основы конкурентной экономики. С таких позиций мы выступали за расширение кооперативного движения, многообразие его форм вплоть до частных фермерских хозяйств. Это была очень активная пропаганда принципа частной собственности, которая отвергалась тогдашними реформаторами. Не знаю почему: или по убежденности, или по боязни. Тем не менее, идея осуществления крупномасштабной акции по повышению цен раскручивалась в обществе с бешеной скоростью (с ней сравнима лишь кампания по дискредитации Коституции Российской Федерации и Верховного Совета в более поздние времена — в 1992-1993 гг. А может быть, и тогда, в конце 80-х - начале 90-х и спустя 2-3 года за кулисами действовали одни и те же силы, приводя в движение “манекены”, которые и представления не имели об истинных “режиссерах-постановщиках” дьявольских игр?) Эта кампания получила однозначную поддержку М.Горбачева, Н.Рыжкова, П.Павлова, который, собственно, и “запустил” ее. Одновременно осуществлялись многочисленные прямые и косвенные меры, ведущие к росту цен. Население подвергалось сильнейшему психологическому давлению, было ввергнуто буквально в шок (из-за привычки видеть цены стабильными в условиях низкой заработной платы). Ведь низкие цены на протяжении десятилетий являлись как бы платой государства, его компенсацией обществу за неспособность поднять уровень жизни народа. Стабильность цен удерживала определенное социльно- психологическое равновесие в обществе, сохраняла уверенность в завтрашнем дне. Поэтому, чтобы отойти от важнейшего, даже фундаментального составляющего этого равновесия, конечно же, нужны были очень серьезные планы и программы, убедительная разъяснительная работа, направленная на аргументированное успокоение людей. Но такого понимания вещей, реального представления о ситуации в стране тогда не было ни у кого: ни у А.Яковлева, ни у его “шефа” Горбачева, ни в правительстве Рыжкова или в минфине Павлова. А дружно подпевающие им бывшие на “подхвате” у первых “нынешние реформаторы” создавали, видимо, иллюзии относительно “единственно правильного курса”, “альтернативы которому нет”. Да-да. Это именно нынешние реформаторы — черномырдины, полторанины, гайдары, поповы, буничи и многие из “знаменитостей” были разработчиками, подносчиками идей у тогдашних властителей. Это они им завидовали, подражали, цитировали их.

Идея, что платежеспособный спрос населения можно “погасить”, искусственно снизив его покупательские возможности и таким образом, “снять” проблему дефицита, сведя на нет сбережения граждан, накопленные десятилетими тяжелого труда — разделялась в те времена и так называемыми “реакционерами (Е.Лигачев), и “консерваторами” (Н.Рыжков, В.Павлов), и “идеологами перестройки” (М.Горбачев, А.Яковлев). Разделялись эти идеи и экономистами — “теоретиками перестройки” (А.Аганбегян, Г.Попов). Скорее всего Б.Ельцина, увлеченного, по традиционной привычке, войной со своими “врагами” из московского партаппарата и склоками в коридорах ЦК КПСС, все эти проблемы тогда мало волновали.

Но став вскоре Председателем Верховного Совета России, он вынужден был однозначно выступить против такого конфискационного повышения цен. Тогда и появилось его ставшее известным изречение, что “он скорее ляжет на рельсы, чем допустит повышение цен в России”. Вот и острят люди с тех пор: “Где же те ”рельсы”?

— “Ищет”, — отвечает другая группа остряков.

И при коммунизме, и при антикоммунизме реформы одни и те же!

Идеи Павлова, Н.Рыжкова, Е.Лигачева, М.Горбачева, А.Аганбегяна, Г.Попова успешно провела в жизнь “команда Ельцина-Гайдара-Бурбулиса”. Правда, если раньше, в “эпоху перестройки”, ценовая реформа увязывалась с постулатом “верности коммунизму”, то в новые времена абсолютно та же самая ценовая реформа увязывается с лозунгом “вперед к капитализму!”. Так получают свое трагическое воплощение умствования ошалевших от возможностей экспериментировать бездумных правителей, освободивших себя от морали и ответственности перед народом. Когда с 1 января 1992 года одним ударом были обесценены сбережения людей — эта “ценовая реформа” не имела абсолютно ничего общего с “рынком”. Не случайно об этом говорил и Л.Абалкин, и Г.Явлинский, — казалось бы, люди имеющие далеко не одинаковые взгляды на реформы. Но дело в том, что они профессиональные экономисты, а не “лаборанты”-экспериментаторы, поэтому через субъективный взгляд они формируют общий знаменатель: разве можно не прислушаться к тому, что они говорят?

Вот, собственно, подоплека, или небольшая историческая справка о “ценовой реформе”, которая подчеркивает, насколько порою важен субъективный момент в выборе пути развития страны. Трагедия в том, что в этом случае небольшая группа далеко не лучшим образом подготовленных людей, но обладающих манией величия и хорошо поставленной позой, способна навязать свои маниакальные идеи государству с 250 миллионами людей. А затем — и развалить это государство. Вскоре эти же люди начинают спорить между собой, кто же из них гениальнее, кто первым заложил взрывчатку в фундамент Отечества? Никто не осуждает их ни за развал государства, ни за нищету миллионов людей. Поэтому они избавляются от части “спорщиков” и заново начинают “строить”, “возрождать” оставшуюся им в “наследство” часть государства — Россию. И ставят на грань развала уже и эту часть былого государства.

Когда парламент этой несчастной страны робко пытается противостоять разрушительным планам, — его обвиняют в “коммуно-фашизме”, расстреливают, бросают в тюрьму его руководителей... Потом говорят: “Вот вам новая Конституция, с этого момента вы все должны быть счастливы и довольны”.

И — все довольны, все — счастливы. Все — молчат.

Результат шока

Отклонение прогнозируемых накануне реформы оценок от фактических результатов более конкретно состоит в следующем:

1. Скачок потребительских цен за 1992 год произошел не в 3,5 раза, как было заявлено Президентом, а в 26 раз, что привело к невозможности приобретения значительной массой семей товаров даже первой необходимости. Тем не менее, население в целом терпимо восприняло многократный рост цен, и крупных массовых забастовок или других социальных конфликтов не произошло. Однако напряжение и негативные ожидания в обществе нарастали.

2. Падение производства начало перерастать в развал, в паралич экономики. В целом в 1992 году объем промышленного производства по сравнению с 1991 годом снизился на 19 процентов, товаров народного потребления — на 15 процентов, из них продуктов питания — на 18 процентов, тканей и обуви — на одну треть — и так по всем отраслям. Это было падение неструктурного характера, хотя Правительство неуклюже стремилось обосновать идею структурного спада: останавливались эффективные производства, сокращался выпуск крайне необходимой продукции. Такое падение производства было вполне закономерным следствием ошибочной промышленной политики, поскольку она не опиралась на рыночную инфраструктуру, создать которую Правительство “забыло”.