Настоящее христианство - Том Райт

Если выкинуть из жизни какой–то из этих элементов (историю, ритуал, красоту, работу или представления), как нередко бывает, жизнь станет менее человечной. Наша сложная жизнь, в малом и в великом, состоит из всевозможных сочетаний этих вещей. Все эти элементы жизни переплетаются в единой картинке, которая непрестанно меняется, словно узоры в калейдоскопе. И христианская история обращена именно к этому сложному миру, которому она должна придать смысл. И в этом многообразии нам следует осторожно использовать слово «истина».

Представители последнего поколения людей на Западе состязаются в борьбе за истину, как две команды, которые пытаются перетащить канат на свою сторону. Одна команда пытается свести истину к «фактам». — к тому, что можно доказать таким же образом, как мы доказываем, что нефть легче воды или даже что дважды два — четыре. Люди второй команды полагают, что всякая «истина» относительна и что за любой претензией на обладание истиной кроется претензия на обладание властью. Обычные же смертные, плохо разбирающиеся в этом состязании с его социальными, культурологическими и политическими аспектами, могут просто ощущать неуверенность относительно «истины», тем не менее понимая, что она важна.

То, что мы называем «истиной», будет меняться в зависимости от предмета обсуждения. Если я хочу отправиться в город, мне очень важно знать, истинен ли ответ человека, сказавшего, что мне нужно сесть в автобус номер 53, или нет. Но не все «истины» относятся к подобной категории вещей, которые можно проверить. Если за вопросом о справедливости стоит какая–то «истина», то она должна гласить, что наш мир не предназначен для жизни в состоянии нравственного хаоса. Однако здесь можно спросить о смысле слова «предназначен» и о том, как мы можем узнать о предназначении чего–либо. А какая «истина» может стоять за нашей жаждой духовности? Что человек получает удовлетворение, когда исследует «духовную» сторону своей жизни? Или нечто большее: что мы созданы для взаимоотношений с иным Существом, которое можно познать только через духовность? И если говорить о взаимоотношениях, то где там «истина»? В самих отношениях, в том, что мы «истинны» друг с другом, что, разумеется, не сводится к «истине» об автобусе номер 53 и ей подобным. Мы уже говорили по поводу красоты, что ее нельзя отождествить с «истиной», иначе мы рискуем упразднить «истину», поскольку, как мы уже убедились, красота, которую мы видим, хрупка и амбивалентна.

Вопрос о смысле глагола «знать» также заслуживает дальнейшего исследования. «Знать» глубинные истины, которые мы упоминали, — это скорее похоже на тот смысл, который мы вкладываем в это слово, говоря, что «знаем» такого–то человека, чем на знание о том, что в город идет такой–то автобус. Иногда на это уходит немало времени, здесь нужно доверие, и во многом, узнавая человека, мы действуем методом проб и ошибок. При таком «познании» субъект взаимодействует с объектом, так что здесь никогда не отделишь «чисто субъективное» от «чисто объективного».

Есть одно удачное слово, описывающее такое глубокое и богатое познание самой глубокой и богатой истины: «любовь». Но прежде чем мы начнем о нем говорить, нам нужно сделать глубокий вдох и нырнуть в глубину той истории, которая с точки зрения христианской традиции придает смысл нашему стремлению к справедливости, духовности, взаимоотношениям и красоте, а также к истине и любви. Нам пора приступить к разговору о Боге. Это все равно что сказать: нам пора научиться смотреть на солнце.

Часть II

Глядя на солнце

5. Бог

Христиане рассказывают историю Бога и мира, причем они считают эту историю истиной.

Эта история объясняет тот голос, отзвуки которого мы слышим в стремлении к справедливости, духовности, взаимоотношениям и красоте. Но ни что из этиго не указывает непосредственно на Бога — ни на какого–либо бога вообще, ни, тем более, на Бога христиан. В лучшем случае только лишь показывают общее направление. Так, находясь в пещере, человек может слышать эхо голоса, не понимая, откуда тот исходит.

Можно применить такой образ: те феномены, которые мы разбирали ранее, подобны путям, которые ведут к центру лабиринта и приближают нас к желанной цели — но затем покидают нас, так что самый центр, хотя он и совсем рядом, отделен от нас толстой стенкой. Я не думаю, что эти «отзвуки» могут привести человека, предоставленного самому себе, от сознательного атеизма к христианству. И уж тем более они не «доказывают» существования Бога и не показывают Его свойств. И дело не только в том, что все возможные пути, оказывается, не могут привести нас к желанной цели. Здесь есть более глубокая проблема. И она прямо связана с самим значением слова «Бог».

Обратимся к еще одному образу. Представьте себе одинокий дом в сельской местности, стоящий вдали от света уличных фонарей. Однажды темным зимним вечером из–за неполадок с электричеством гаснет свет, и все вокруг погружается во мрак. Вы помните, куда положили коробку спичек, и, ощупью добравшись до нужного места, их находите. Затем, зажигая одну спичку за другой, вы добираетесь до того места, где лежат свечи. А потом, держа свечу в руке, ищете фонарик.

Здесь все оказалось нужным. И спички, и свечи, и фонарик помогают нам видеть в темноте. Но когда наступит утро, было бы глупостью использовать спички, свечи или фонарик, чтобы увидеть, наступил ли уже восход солнца.

Многие аргументы относительно Бога — о Его существовании, природе или действиях в мире — порой используются неразумно, как если бы человек светил фонариком в небо, чтобы увидеть, сияет ли на нем солнце. Мы легко делаем такую ошибку, когда начинаем говорить и мыслить о Боге так, как будто бы Он — существо или явление нашего мира, которое можно изучать так, как мы изучаем музыку или математику, или исследовать теми же методами, которыми мы исследуем явления нашего мира. Юрий Гагарин, первый советский космонавт, облетевший несколько раз вокруг земли, заявил: теперь доказано, что Бога нет. Потому что он был там, наверху, и не увидел никаких следов пребывания Бога. Некоторые христиане на это отвечали, что советский космонавт видел много следов Бога, но просто не мог их правильно понять. Проблема здесь заключается в том, что говорить о Боге в христианском или близком к тому понимании — все равно что смотреть на солнце. Оно ослепляет. И гораздо легче смотреть не на солнце, а на мир, радуясь тому, что, когда солнце взошло, вы можете ясно видеть все.

Отчасти же это проблема употребления слов. Слово «Бог», пишем ли мы его с заглавной или строчной буквы, выполняет двойную задачу. Это обычное существительное (как «стул», «стол», «собака» или «кошка»), указывающее на божественное существо. Когда мы спрашиваем: «В каких богов верили в Древнем Египте?» — вопрос всем понятен: в разных религиозных традициях существуют различные боги, а также богини, которым люди поклонялись и о которых они рассказывали истории. Однако на использование слова «бог» и его эквивалентов также повлияли три великие монотеистические традиции (иудаизм, христианство и ислам), где оно является как бы именем собственным или личным. И даже сегодня в западном мире, если вы спросите кого–то: «Веришь ли ты в Бога?», этот вопрос, вероятнее всего, поймут как ссылку на «единого Бога иудео–христианской традиции». Если же мы спросим: «Веришь ли ты в какого–нибудь бога?», это будет совсем другой вопрос.

Представления нынешних людей о том, как христиане понимают Бога, крайне схематичны. И порой, когда человека спрашивают о вере в Бога, он тотчас представляет себе старичка с длинной белой бородой (что мы можем видеть на некоторых рисунках Уильяма Блейка), сидящего на облаке и с гневом смотрящего вниз, на тот беспорядок, который мы развели в мире. Если любой разумный человек попытается поверить в такого Бога, вряд ли он добьется успеха. Этот образ мало связан с подлинной верой христиан, однако на удивление много людей полагают, что христиане, говоря о «Боге», имеют в виду именно такое существо.

Как бы там ни было, наши размышления, вопросы и догадки могут вести нас в нужном направлении туда, где можно найти Бога, но никогда не позволяют нам утверждать, что мы Его познали своими силами. Как бы далеко ни залетали космические корабли, космонавты не могут увидеть Бога, поскольку (если Он существует и хотя бы приблизительно соответствует представлениям великих монотеистических традиций) Он не является объектом в рамках нашей вселенной. Подобным образом никакие человеческие аргументы не могут и не могли загнать Бога в угол, приколоть Его булавкой к нужному месту и заставить подчиниться пытливому уму исследователя.

Однако в христианской истории есть момент, когда Бога действительно прикололи, потому что Он был подвергнут не исследованию, но судебному процессу, пыткам, заключению и смерти. Но это столь невероятное событие, что нам придется поговорить о нем позже. В любом случае поступки людей, издевавшихся над Иисусом из Назарета, вряд ли послужат хорошим образцом для того, кто, прочитав написанное ранее, задался вопросом: могут ли отзвуки голоса, если к ним прислушиваться и следовать за ними, привести его к самому голосу.