Факап - Михаил Харитонов

Перечитал вчерашнее. Нет, ну ни хрена ж я наструячил! Сам себе удивляюсь. И всё ведь затем, чтобы оттянуть неизбежный конец. То есть финал истории. Потому что рассказать-то хочется, но не это. А ведь придётся.

Ладно, постараюсь больше так не затягивать. Хотя не обещаю. Кстати, кому? Лене Завадской? Ну, допустим, ей. Лена, если тебе это в руки попадёт, дочитай до конца, пожалуйста. Ну или до того места, где текст кончится. Дочитай, а?

Значит, Боря Левин. Не то чтобы очень близкий друг, но очень близких у меня как бы и нет. Мы с ним сошлись как раз на теме "Ковчега" — он консультировал нас по поводу Юмизавы и его мозговых тараканов. С тех пор мы с Борисом регулярно встречаемся. Приятный человек, в общении комфортный, не напрягает. Хотя по профессии — самый что ни на есть врач-вредитель. То есть психокорректор. Очень хороший. Специализация — детский и подростковый возраст, работает с глубинными комплексами, к нему родители и Учителя в очереди стоят. Доктор наук, доцент, глава редакционной коллегии учебника по психокоррекции для медвузов. А также автор методички для военных кафедр тех же вузов "Экспресс-допрос в полевых условиях с использованием психокорректирующих методик".

Если вдруг это попадёт на глаза какому-нибудь типичному представителю общественности, скажу вот что. Всех психокорректоров учат методикам допроса. Всех. На военной кафедре, разумеется. И не только этому. Разумеется, они дают подписку и не болтают об этом на каждом углу, чтобы не поднимать ненужный кипеш. Но все, кому нужно, об этом знают, не такой уж это великий секрет. И знаете что я вам скажу? Это совершенно нормально, что их этому учат. И более того — это по-настоящему гуманно. Психокорректор работает с тонкими структурами психики, и должен чётко видеть грань, за которой кончается помощь и начинается насилие над личностью. А также знать, что происходит в случае, когда это насилие совершается. Потому-то психокорректоры обычно побаиваются того, что делают. Не до патологии, как товарищи из ДОПН, но всё-таки. И это хорошо. В таких вопросах лучше перебдеть, чем недобдеть. Ну а если случится что-нибудь такое, что потребуется кого-то допрашивать — знаете, уж лучше так, чем калёное железо. Оно сильнее травмирует. В том числе и психику.

А, ладно, зря в всё это говорю — общественность всё равно неизлечима, даже с бориной помощью.

Но, в общем, с нашей конторою Левин давно и плодотворно сотрудничает. А я с Борисом как-то особенно сошёлся. Говорю же: комфортный человек. На гитаре играет хорошо, поёт старинные русские романсы. Опять же наливочки всякие уважает, настоечки. Сам делает — с чувством, с пониманием. Тоже, кстати, психокорректирующее средство. Так что это ему в самую тему, можно сказать.

Левин вообще-то человек занятой. Но мне повезло: когда я ему позвонил, он оказался у себя на даче в Мечтаевке. Как выяснилось, он решил себе устроить болдинскую осень — ну там, в тиши уединения написать что-нибудь сугубо научное. Надо думать, процесс пошёл неровно, так как моему звонку он искренне обрадовался и охотно согласился встретиться и продегустировать рябиновку.

В общем, встретились мы, продегустировали, потом перешли на тминную. Это у Борьки королёк — тминная настойка. Под стейк. Стейк я сам готовил. Поели, выпили. Я послушал, как Борька на гитаре играет. Как сейчас помню — сидели на верандочке, вечерело, дождик шёл. Хороший такой дождик, мелкий, тёплый, сквозь тучи осеннее солнышко просвечивает. Очень подходящий пейзаж для задушевных разговоров.

Меня интересовало, может ли психокорректор что-нибудь случайно вытащить из головы пациента во время процедуры. Не во время допроса, а так, спонтанно.

Ну, гипотеза у меня была, прямо скажем, дурацкая. Что Ян, случайно или намеренно, вытащил из старика Антона-Руматы какие-то интересные сведения. Скорее всего, относящиеся к старым делам. И поделился с дядей-академиком, а он их связал с чем-то ещё, сделал выводы, и таким вот образом образовалась та статейка.

Смешно, да? Это вы реальной работы не знаете. Иногда приходится за такие гнилые нитки тянуть, на таких соплях выстраивать сюжеты, что кому расскажешь — не поверят. А что делать? Даже самое бредовое предположение лучше никакого. И если других нет, нужно проверять бредовые! Которые, кстати, иногда оказываются не такими уж и бредом. То есть да, исходная мысль была кривая, но и кривая иногда вывозит.

Но на этот раз кривая не вывезла. Левин меня в этом смысле не порадовал. Хотя и ничего особо нового мне не сообщил. Я и так знал, что психокоррекция — процедура неформальная. Творческая, можно сказать, в ходе которой корректор и пациент сближаются и взаимопроникают. Вот только взаимопроникновение касается исключительно чувств и эмоций. Поэтому контактом в нашем профессиональном смысле психокоррекция не считается. То есть если нужно составить психологический портрет клиента — нужно поговорить с его психокорректором. Но насчёт какой-нибудь фактической информации из головы — дохлый номер. Тут нужен именно допрос, а это без очень серьёзной санкции сверху — деяние, наказуемое запретом на профессию, и это в лучшем случае. И что ни один психокорректор такого делать не будет, во всяком случае в мирное время.

Я вспомнил основной пунктик Яна и подумал, что, может быть, его заставили допрашивать Антона, и от этого переживания у него поехала крыша. Потом вспомнил даты и понял, что Антона он обихаживал, уже будучи членом ДОПН. Может, он и в самом деле кого-то когда-то превратил в овоща, но точно не дона Румату.

В общем, я понял, что ловить нечего. И уже ни на что особенно не надеясь, показал ему те самые три строчки на профессиональном жаргоне. С просьбой пояснить, что тут написано.

Тут Борис повёл себя странно. Молча встал, пошёл в дом, вернулся с планшетом. Долго в нём копался, искал что-то. Нашёл, прочитал, налил и выпил. Разом грамм сто. Ну и я аналогичным образом поступил, чтобы не разрушать атмосферу.

А потом мой друг Борис посмотрел на меня косо и спросил, откуда у меня это описание процедуры и к кому она применялась.

Я мог бы и промолчать. Или сослаться на служебную тайну. Но тогда он сослался бы на то же самое, или замылил бы разговор. Знаю я его. Поэтому я сказал — и про Сноубриджа, и про Румату Эсторского. Умолчал только, откуда у меня эти сведения.

Борис задумался, ещё выпил, закусил редиской и сказал:

— Сноубриджа я знал, это был серьёзный специалист. И он не стал бы делать фигню. А то, что там написано — фигня.

Я в него вцепился, и он выдал следующее:

— Понимаешь, это вообще не психокоррекция. Это предварительные действия и выход из режима. Представь себе, что ты сел в глайдер, провёл тестирование систем, включил антиграв и выехал из ангара. Постоял полчасика, заехал в ангар, выключил антиграв, запарковался. Но никуда не летал. Вот и тут примерно то же самое. Предварительные процедуры, холостой режим, выход. Если верить тому, что тут написано. Я думаю, основная часть текста удалена. Кстати, откуда это у тебя? Из личного файла?