Сказки - Оскар Уайльд

На выцветшем зеленом гобелене были вытканы маленькие охотники: они трубили в свои рога и махали ей крошечными ручками: «Вернись, маленькая Виргиния, вернись!»

Но дух все крепче сжимал ее руку, и она закрыла глаза. Страшные звери с хвостами, как у ящериц, огненными глазами смотрели на нее с камина и скалили зубы: «Берегись, Виргиния, берегись! Может быть, тебя уже никто больше не увидит!»

Но дух все быстрее скользил вперед, и Виргиния не слушала их.

Дойдя до конца комнаты, дух остановился и прошептал какие-то непонятные слова. Виргиния увидела, что стена, перед которой они стояли, исчезает, как туман, и огромная черная пропасть раскрывается перед ними. Ледяной холод охватил ее. Она почувствовала, что ее дергают за платье.

– Скорей, скорей, а то будет поздно! – шептал дух.

Стена сомкнулась за ними – комната с гобеленами опустела.

Через десять минут раздался гонг к чаю. Виргиния не явилась, и миссис Отис послала наверх лакея. Тот вскоре вернулся и доложил, что не смог ее найти. В это время Виргиния обычно гуляла в саду, готовя букет для обеденного стола, – и миссис Отис успокоилась. Но когда пробило шесть часов, а Виргинии все не было, она заволновалась и послала мальчиков искать ее, а сама с мистером Отисом обошла весь дом. В половине седьмого вернулись мальчики и объявили, что нигде не нашли никаких следов сестры. Тогда беспокойство овладело всеми. Никто не знал, что предпринять, пока мистер Отис не вспомнил, что несколько дней назад он позволил переночевать в парке цыганскому табору. Тотчас отправился в табор, взяв с собой старшего сына и двух крестьянских парней. Маленький герцог Чеширский, вне себя от страха, просил, чтоб и его взяли с собой, но мистер Отис отказал, думая, что взволнованный мальчик будет только помехой.

Однако цыган на том месте уже не было; они ушли и, несомненно, при этом очень спешили, на что указывал еще не потухший костер и валявшаяся на земле утварь.

Отправив Вашингтона осматривать окрестности, мистер Отис вернулся домой и разослал телеграммы всей полиции графства, прося разыскать девочку, уведенную бродягами или цыганами. Затем он велел оседлать лошадь и, настояв на том, чтобы семья села ужинать, поскакал со своим грумом в Аскот.

Отъехав несколько миль, мистер Отис услышал за собой топот – это маленький герцог Чеширский без шляпы, с раскрасневшимся от скачки лицом, догонял его на своем пони.

– Простите, мистер Отис, – сказал он задыхаясь, – я не могу ужинать, пока Виргиния не нашлась. Не сердитесь на меня, пожалуйста; если бы вы в прошлом году дали согласие на наш брак, ничего бы не случилось. Вы не прогоните меня, правда? Я поеду с вами во что бы то ни стало!

Посол не мог не усмехнуться, глядя на хорошенького мальчика. Он действительно был тронут его любовью к Виргинии, поэтому нагнулся к нему, дружески похлопал по плечу и сказал:

– Что делать, Сесиль, раз вы не хотите возвращаться, едем вместе, только в Аскоте придется купить вам новую шляпу.

– Ах, на что мне шляпа – мне нужна Виргиния! – закричал, смеясь, маленький герцог, и они поскакали к станции. Здесь мистер Отис осведомился у начальника, не видел ли кто на перроне молодой девицы, и дал описание Виргинии. Но никто ничего не знал. Начальник станции телеграфировал по линии и уверил мистера Отиса, что для розыска девушки будут приняты все меры. Купив молодому герцогу шляпу у купца, уже запиравшего свою лавку, они направились в Берло, деревушку, до которой было всего несколько миль. Здесь на большом лугу цыгане часто разбивали свой табор.

Они разбудили и расспросили сельского полисмена, обыскали все окрестности и ни с чем поехали домой.

В одиннадцать часов, усталые и печальные, они подъехали к замку. У ворот ждал их Вашингтон с близнецами, освещая фонарями темную аллею.

Следов Виргинии нигде не нашли. Цыган Вашингтон застал на лугу Брокли, но Виргинии с ними не было. К тому же цыгане очень просто объяснили свой внезапный уход: в Чертоне началась ярмарка, и они боялись не поспеть туда. Их тоже огорчило исчезновение Виргинии, и четверо цыган даже вернулись с ними в замок, чтобы помогать при поисках. Спустили пруд с карпами, в замке обыскали каждый угол – всё напрасно. Сомнения не было: на эту ночь, по крайней мере, Виргинии с ними не будет. В глубокой печали возвращались в замок мистер Отис с мальчиками; сзади шел грум, ведя обеих лошадей и пони. В холле толпились и волновались слуги, а на софе в библиотеке лежала бедная миссис Отис, почти без чувств от страха и горя. Старушка экономка терла ей виски одеколоном. Мистер Отис настоял на том, чтобы она поела, и велел подать обед для всей семьи. Это был грустный обед. Даже близнецы притихли, они очень любили сестру.

После обеда мистер Отис, как ни протестовал молодой герцог, отправил всех спать, объявив, что ночью все равно ничего нельзя сделать, но что завтра он телеграммой вызовет сыщиков из Скотленд-Ярда.

Когда все выходили из столовой, часы начали бить полночь. Вслед за последним ударом вдруг раздался страшный грохот и душераздирающий крик. Оглушительный удар грома потряс весь дом, звуки неземной музыки зазвенели в воздухе, деревянная обшивка лестницы сорвалась и с грохотом отлетела в сторону, а в отверстии показалась, – бледная, как полотно, с маленькой шкатулкой в руках – Виргиния!

В следующее мгновение все уже были около нее. Миссис Отис нервно прижимала ее к себе, герцог душил ее своими поцелуями, а близнецы кружились в диком индейском танце вокруг них.

– Но где же ты была, дитя мое? – воскликнул строго мистер Отис: он думал, что она сыграла с ними злую шутку. – Мы с Сесилом изъездили чуть не всю страну, а твоя мать едва не умерла от страха. Никогда не позволяй себе шутить так!

– Только духа ты смеешь так дурачить, только духа! – кричали близнецы, носясь кругом и прыгая, как сумасшедшие.

– Слава Богу, ты опять с нами, дорогая моя, никуда теперь не пущу тебя, – нежно шептала миссис Отис, целуя дрожавшую Виргинию и поправляя спутанные локоны на ее головке.

– Папа, – сказала Виргиния спокойно, – я провела это время с духом. Он умер, и ты должен взглянуть на него. При жизни он делал много зла, но раскаялся и перед смертью дал мне эту шкатулку с драгоценностями.

Вся семья смотрела на нее в немом удивлении, но она говорила совершенно серьезно, потом повернулась и повела их через отверстие в обшивке лестницы по узкому потайному коридору. Вашингтон захватил свечу со стола и освещал им путь.

Они дошли до тяжелой дубовой двери, утыканной ржавыми гвоздями. Виргиния дотронулась до нее: дверь слетела с тяжелых петель, и они очутились в маленькой низенькой комнатке с закопченным потолком и решетчатым окошком. В стену было вбито большое железное кольцо, и к нему прикован цепями гигантский скелет. Во всю свою длину он растянулся на каменном полу, пытаясь добраться до старинной кружки и тарелки; но те стояли так далеко, что он не мог достать их. В кружке, очевидно, когда-то была вода, но теперь ее края покрывала только зеленая плесень. На оловянной тарелке лежала горсточка пыли.

Виргиния опустилась на колени перед скелетом, сложила свои маленькие ручки и тихо стала молиться.

Все общество изумленно смотрело на картину ужасной трагедии, тайна которой открылась им. Один из близнецов посмотрел в окно, чтобы определить положение комнаты.

– Смотрите, – закричал он, – сухое миндальное дерево зацвело! Я вижу при луне его цветы!

– Господь простил его, – серьезно проговорила Виргиния поднимаясь, и лицо ее засияло радостью.

– Ты ангел! – закричал, бросаясь к ней, маленький герцог, обнял и поцеловал.

Через четыре дня после этих удивительных событий траурный кортеж двинулся в одиннадцать часов вечера из замка Кэнтервилль.

Катафалк везли восемь вороных лошадей, каждая с огромным султаном из страусовых перьев; свинцовый гроб был накрыт драгоценным пурпурным покровом, на котором был вышит золотом герб Кэнтервиллей; рядом с похоронным экипажем шагали лакеи с горящими факелами в руках. Процессия производила неизгладимое впечатление. Лорд Кэнтервилль, ближайший родственник усопшего, специально прибыл из Уэльса и ехал впереди всех рядом с Виргинией.

За ним следовал посол Соединенных Штатов с супругой, затем Вашингтон с двумя мальчиками, а в последнем экипаже сидела миссис Эмни: было решено, что той, которая больше полувека трепетала перед привидением, нельзя отказать в присутствии на его похоронах.

В уголке кладбища, как раз под тисовым деревом, была вырыта глубокая могила, преподобный Огюст Демпир произнес весьма прочувствованную речь. Когда пастор умолк, слуги потушили факелы, как того требовал фамильный обычай Кэнтервиллей, и гроб стали опускать в могилу. Тогда выступила вперед Виргиния и возложила на него большой крест из миндальных цветов. Из-за облака показался месяц, кладбище озарилось его серебряным светом, и в кустах зазвенел соловей. Виргиния вспомнила, как дух описывал ей сад смерти, глаза ее наполнились слезами – и на обратном пути она не произнесла ни слова.