Криминал-шоу - Николай Наседкин

Как вдруг всё опять рухнуло.

К тому времени Арина, прожив все сберкнижковые запасы, пошла впервые в своей жизни на заработки. Ей предложили должность секретаря-переводчицы при одном загранбизнесмене, открывшем в городе какое-то совместное предприятие. Тот по-русски ботал, но весьма коряво. Арина пошла на это место, увлеклась, с восторгом рассказывала Игорю о деловизме иностранца, его валютных богатствах, шикарности его серебристо-зеленого "мерседеса"...

Арина и так свысока смотрела на окружающую действительность, и так вместо "здесь", "у нас", всегда говорила, повторяя чужие слова, "в этой стране", "эти русские", а теперь и вовсе заделалась демократкой. Игорь же страдал хронической формой ярко выраженного ура-патриотизма, национализма и даже шовинизма. Разумеется, по терминологии и в понимании, например, того же председателя телерадиокомитета, любящего приклеивать такие ярлычки. Сам Игорь себя никаким шовинистом не считал: он не бил инородцев, не угрожал им, даже не выказывал им своей ненависти. Он просто не любил всех этих инородцев, сосущих из России кровь, жирующих на ее земле, считающих себя хозяевами "этой страны". Он уважал и чтил права человека и считал, что каждый человек имеет право любить кого-то или что-то или не любить. При чем здесь шовинизм? У них с Ариной на этой почве начали вызревать дурацкие размолвки, ссоры-диспуты, обиды.

И вот однажды, когда Игорь только прибежал на Набережную и только-только пригубил водочки (что-то настроение запаршивилось, вот и прихватил с собой "Столичную"), он даже еще ни разу Арину не поцеловал поцелуям еще черед не наступил, как нежданно засвиристел дверной сигнал и в проеме открывшейся двери возник плотный рыжий господин в каком-то смокинге, что ли, и галстуке-бабочке. Он вручил хозяйке богатый букет разноцветных гладиолусов, вынул из атташе-кейса чудовищных размеров коробку ассорти и плоскую флягу чего-то заморского. Это и оказался Эммануил Генрих Ваксель, президент фирмы "Гутентаг" и шеф Арины.

"Гладиолусы-то только на свадьбах дарят", - неприязненно подумал Игорь и надулся.

Для него настали черные дни. Острые спицы ревности одна за другой протыкали и дырявили насквозь встопорщенный клубок его сердца, неисчислимо множились. Главное, что бесило Игоря - невозмутимость господина Вакселя, его подчеркнуто любезное и чуть высокомерное отношение к нему, Игорю. Капиталист проклятый словно не понимал статус-кво Игоря в этом доме, как бы считал его за такого же почти официального гостя, каковым являлся сам. И особенно что доводило до белого каления: этот вальяжный оккупант снисходительно как-то беседовал, порой вообще перескакивал в разговоре на немецкий, а Игорь этот каркающий язык хотя и долбил несколько лет, так и не впустил в сознание, понимал чуть. По-русски же господин Ваксель всё сентенции на гора выдавал, готовые словесные блоки. Огладит свою задрипанную рыжую бороденку и изречет нечто вроде: "Молотость - это есть етинственный погатств, который нато сторожить, перечь".

Или: "О-о, красота есть отин из вит гений".

Или: "Мужчины есть жениться от усталость, а фрау, женщин, есть выхотить замуж из люпопытств".

И прочее, и прочее в том же духе. Да отчего же он такой умный, психовал Игорь и, психуя, сам глупел, отступал в разговоре, тушевался. Но как-то ненароком в дипломате коммерсанта он углядел краем глаза темно-желтую обложку "Избранного" Оскара Уайльда. Ага! То-то все знакомое мерещилось в Вакселевых афоризмах. На следующий день Игорь откопал в областной библиотеке томик английского писателя, пересмотрел "Портрет Дориана Грея". Так и есть!

В следующий раз, только рыжий немец - или кто он там? - начал: "Влюпленность начинайт с того, что человек есть опманывать сепя..." - как Игорь перебил, продолжил:

- Ага, а кончает тем, что обманывает другого! Оскар Уайльд, "Портрет Дориана Грея", лорд Герри Уотгон.

Тевтонец смешался, начал, как филин, глаза округлять, делая вид, будто не допер в чем дело, а Арина на Игоря же вдруг рассердилась.

- Не надо хамить, а! Перестань сию же минуту!

И принялась за него, за Игоря, зачем-то извиняться перед фрицем...

Игорь еще на что-то надеялся, оттягивал неизбежное объяснение, ждал какой-нибудь развязки извне, само-собойной. И снова, как в юности, точку над i поставила вынужденная разлука. Игоря направили на стажировку в "Останкино" на два месяца. Отказываться глупо: пожить в любимой Москве, поработать по-настоящему.

Арина по телефону разговаривала все более странно, тревожно для него. Когда же он вернулся и сразу позвонил Арине, мол, сейчас примчусь, она призналась - прости, не поминай лихом, вышла замуж.

Вот уж тогда Игорь унырнул в настоящий запой, отпустил себе все и всяческие вожжи. Пробовал, в пьяном угаре, выяснять отношения с Ариной и с ее упитанным мужем - только опарафинился, унизился, выставил себя шутом. Встретил потом раз случайно Арину, уже с коляской, на берегу поздоровались, поговорили индифферентно, о том о сем. Арина, похудевшая и еще загадочнее похорошевшая, сделал вид, будто не слышит гулкого боя Игорева сердца. Сказала: вполне счастлива, живет на уровне. Игорь удерживал на лице плоскую маску спокойствия, а потом шел слепо домой, ожесточенно, пугая встречных, стучал кулаком о ладонь, вскрикивал: "Не люблю! Не-на-ви-жу!" - и чуть не плакал от обиды, ревности, горя и безысходности.

Подпив в один из вечеров в "Центральном", он, по какому-то наитию, уже на выходе снял трубку телефона-автомата, накрутил родной номер: 33-94-68. До укола в сердце знакомое:

- Да-а? Я слушаю.

Игорь пьяно задохнулся от счастья, залепетал, заоправдывался. И вдруг услышал:

- Ты сможешь сейчас приехать?

Игорь схватил частника, помчался сломя голову, даже забыв спросить: где муж-то?

Его не оказалось - уехал по делам к себе за бугор. Арина с удовольствием погрузила улыбку в роскошные пионы, которые Игорь успел подхватить у бабуси на крыльце ресторана, предупредила:

- Только тихо, Игорюш, Полю не разбуди.

Какую Полю? Кто такая Поля?.. Ах да, дочка! Игорь, обалдевший от улыбки, от влажного блеска Арининых глаз, от "Игорюши", схватил любимую женщину в объятия и прямо тут же, у порога, чуть не задушил от избытка чувств...

Ну, уж теперь-то - все? Теперь-то кончились пропасти да полыньи в их отношениях? Эммануил уезжал часто - и по стране, и за кордон. Игоря - он сам себе удивлялся - это вполне устраивало. Где-то в глубине души он сознавал, и боялся сам себе до конца признаться в этом, что случись им с Ариной сойтись насовсем, начать жить дни и ночи под одним потолком и - очень скоро пламя, сжигающее их, утихнет, уменьшится и даже, не дай Бог, исчезнет вовсе, пропав под пеплом бытовой рутины.

В одно не очень прекрасное утро Эммануил Генрих их застукал. Он поехал в Москву на поезде и, как потом разъяснилось, на узловой станции у него, пока он курил на улице, свистнули кейс с деньгами и деловыми бумагами. Пришлось со встречным вертаться нах хаус. А Игоря угораздило ночевать остаться. Он аж подскочил от внезапного утреннего звонка, обмер. Арина приподняла с подушки встрепанную голову.

- Муж, - угрюмо сказала она, накинула халатик, пошла открывать.

Ну всё - сейчас драка будет. Игорь не умел и не любил драться. Да и паскудство! - этот ганс намного здоровей его, потяжелее в весе. Игорь только успел брюки кое-как напялить, рубашку накинуть и натягивал суетливо носки, сидя на измятом супружеском ложе, когда вошел в спальню обманутый муж. Он нелепо застыл, растопырил руки, захлопал рыжими ресницами.

- О-о-о! Зачьем это есть? Почьему нато такое? Нехорошо!

Игорь, держа дурацкий носок на отлете, оторопело смотрел на соперника снизу вверх.

- Не надо кричать, пожалуйста, - спокойно сказала мужу Арина - она стояла, прислонившись к косяку двери, скрестив под полуобнаженной грудью руки. - Полю разбудишь...

Потом Арина рассказывала, как Эммануил слегка всплакнул, поупрекал ее и даже попробовал пооскорблять по-русски, но Арина осадила без жалости: будешь выступать, мол, вообще тебя брошу и уйду к Игорю - его давно люблю, а тебе мою любовь еще заработать надо. Бедный ариец обмяк, да и пропажа важных документов его тревожила чрезвычайно - слезы утер и побежал в свой офис... Они же с тех пор стали чуть осторожнее, осмотрительнее, ночевания прекратили.

И вот - ошеломительный финал. Уговорил фон Ваксель Арину, увозит из "этой страны". Игорь и думать боялся - как он будет жить...

Жить?

Игорь глянул на циферблат - пятый. Усмехнулся криво сам себе: может жить-то осталось пару часов...

Что это? Он наконец понял, что от мыслей-воспоминаний его отвлекла внешняя причина. Он вскинулся, присмотрелся: так и есть - дверь-вход чуть приоткрыта и в щели поблескивает чей-то глаз.

- Кто там? - вскрикнул Игорь.

Дверца распахнулась шире, и на лесенку ступило эффектное существо, судя по раскраске лица - женского пола. До невероятности худа, безгруда, пепельные волосы ежиком, узкие фиолетовые губы трещиной на остром, по-своему красивом, лице. Так же фиолетово-чернильны веки и длиннющие когти на косточках-пальцах, кривые тонкие ноги обтянуты сиреневыми лосинами, на остове-торсе - черная маечка-безрукавка, при резких жестах видны подмышек меха. Плюс ко всему у экстравагантной гостьи левый глаз подергивался, то и дело полузакрывался, словно она фривольно подмигивает. Игорь хотел, не сдержавшись, улыбнуться, но вовремя подавился - никакой фривольности в нервном подмигивании этой особы не было и в помине. В глазах ее плескалась, кипела сумасшедшая злость, алкогольная дурь.