Его непокорная пара - Сапфир Ясмина

Смущенные туристки косятся и роняют взгляд в тарелку, делая вид, что едят…

И жест Ревского – слишком интимный, почти вызывающий, заметили все.

– Ты говоришь со мной! Остальные не имеют значения! – будто прочел мои мысли Ревский. И сразу сделал неважным все, что происходило вокруг нас. Как ему это удалось? Да черт его знает, этого громадного вербера… – А теперь давай так. Да! Когда я это все говорил, так я и думал. А теперь я думаю иначе.

– Почему? – выдохнула я, с трудом проталкивая воздух в легкие.

На секунду почудилось, что Артар Ревский вдруг показал мне свою уязвимость. Или зависимость. Не знаю, как выразиться. Но это стало настолько ошеломляющим открытием, что я ненадолго утратила дар речи.

Только смотрела на Ревского и молчала.

Казалось: звуки и слова неожиданно утратили смысл. Секунды повисли в пустоте времени.

Были только его глаза, удивительно чистые, похожие на два ярких сапфира. И его жар, который, как бы я ни старалась, пробирался под кожу. И мое тело принимало его, брало и не желало слушать возражения разума.

– Мне объяснили… – нехотя признался Ревский, будто опять позволял мне увидеть собственную слабость. Я приподняла брови.

– Кто?

– Ренат, мой бета. Я вас познакомлю. Сегодня.

– Извините, но я не планирую проводить с вами вечер! – выпалила я на едином дыхании.

Ревский усмехнулся и парировал:

– Не планируешь, но проведешь. Даю тебе слово. Даже сделал бы ставку.

– Заставите? – я прищурилась и посмотрела на вербера с вызовом.

Он резко убрал руку, что держала мой подбородок. И вроде бы налитый зноем южный воздух прошелся по коже холодом. Настолько горячим было прикосновение Ревского. И настолько силен оказался контраст. Я отшатнулась от него, словно отвоевывая у Артара собственное личное пространство. Но лучше не стало. Ревский сделал шаг вперед, мгновенно вернув нам прежнюю диспозицию и пояснил:

– Я буду выступать в мужском состязании. Для тебя. Не думаю, что ты упустишь такую возможность надо мной посмеяться!

В его голосе вновь смешалось рычание дикого зверя и металл, присущий разозленному человеку.

Будто обе сущности Артара сейчас находились в полной гармонии с собой, но не с ситуацией.

– Ну что? Я прав? – оскалился Ревский, больше не скрывая своей досады.

Я только кивнула.

– Посмотрю!

– А еду… можешь либо насладиться. Либо выбросить. Это ведь ничего не решает? Не так ли?

Я сглотнула, понимая, что он опять меня прочитал.

– Ты не избавишься от моего внимания и своих мыслей обо мне. Не избавишься от подозрений, что я как-то дальше буду тебя преследовать. Не избавишься от моего присутствия. Я не уйду. Съешь ты то, что я тебе подарил или же выбросишь. Я не исчезну с твоего горизонта!

Он настолько подавлял интонациями, голосом – хрипловатым, но все равно мелодичным басом, что я просто опешила. Только машинально сжимала и разжимала кулаки, как недавно делал сам Ревский.

Воздух, казалось резко стал колким, суховатым и каким-то неприятным. Так и царапал горло при каждом вдохе.

– Кажется, опять я тебя напугал? – догадался Артар и голос его зазвучал мягко, практически нежно. И от этой резкой перемены я снова совсем растерялась. Еще недавно Ревский словно рубил словами, рассекал все на своем пути… А теперь… теперь он ими гладил. И я опять не могла найти слов, просто найтись, чтобы что-то сказать или сделать.

Горячая ладонь Ревского медленно провела по моему плечу. Не по-хозяйски и не властно. Плавно и ласково. Так гладят ребенка, когда тот напуган. Осторожно и одновременно настойчиво. Чтобы малыш понял: его берегут, им дорожат и поддерживают.

Артар улыбнулся уголками губ и глаза его вдруг просияли. Совсем не так, как еще недавно, когда он будто планировал сделать из меня десерт. В постели.

Взгляд Ревского лучился теплом.

– Не бойся. Я ничего тебе не сделаю. Наши повара, правда, старались исключительно для тебя. Так что попробуй. Может тебе понравится. Это ведь ничего не изменит.

Я постаралась прекратить бешено моргать. Сглотнула ком в горле и произнесла насколько могла спокойно:

– Поблагодарите поваров за старания.

– Хорошо.

С минуту мы продолжали просто стоять. Я не знала куда деться от Ревского, его взгляда, который теперь ласкал и гладил без единого движения хозяина. А Артар предпочел отдать бразды правления мне. И я окончательно опешила. Как скакун, которого отчаянно шпорили, поддергивали узду так, что у коня искры из глаз сыпались и… вдруг отпустили на волю… Сняли седло, уздечку…

Он смотрит на хозяина и понимает, что шпорили и взнуздывали его не просто так, а лишь потому, что того требовала ситуация. На дороге или на поле боя.

А теперь ему дали волю лишь потому, что, действительно, заботятся…

Не зная, как быть, я просто развернулась и двинулась к Люде, которая приканчивала лобстера.

Вначале казалось, я иду под прицелом сотней снайперов. Настолько осязаемым, навязчивым, откровенным было внимание окружающих.

Но вдруг все вернулись к своим делам: тарелкам, детям, общению. Я посмотрела на Ревского. Он развел руками и вернулся на свое место.

Да. Он умел привести толпу в чувство. Подчинить без единого слова. И я это отлично прочувствовала.

– Довела мужика? – изогнула бровь Люда.

Я покачала головой.

– Ты на чьей вообще стороне?

– Я на стороне слабого! То есть Артара!

– Это он-то слабый? – я собиралась сесть, да так и застыла возле нашего столика.

Воззрилась на подругу самым своим возмущенным, прожигающим насквозь взглядом. Но Люда отреагировала также, как реагирует английский дворецкий на свирепый ураган за окнами. Даже если тот уже снес эти окна и вынес всю мебель на улицу.

«Ураган, сэр!»

– Ты сядь, перекуси…

Люда словно надо мной издевалась.

Но я все же опустилась в кресло. Потому что окружающие нас оборотни и люди опять начали коситься. Артар явно давал им невербально понять, что это не совсем безопасно в данном случае. Однако самые дерзкие или самые бессмертные все равно пытались бросить быстрый взгляд. А потом сделать вид, что ничего не было.

Я села и решила выместить эмоции хотя бы на омаре. Тем более, выглядел он более чем привлекательно.

Когда я отхрустела конечностями бедного морского чудовища, и принялась жевать нежное мясо, Люда опять взяла слово.

– Слушай. Он сильный. Он альфа. Но его от тебя так плющит. Он прямо не знает, что делать, чтобы ты его хоть капельку оценила. Обратила внимание. Вот записался на конкурс. Ты можешь себе представить, чтобы держатель поселения, альфа и глава клана отплясывал на публику как последний дебил?

– Если честно – нет… – на секунду оторвавшись от лакомства, ответила я.

– Вот видишь!

– А то, что он заявил: либо выметайтесь из отеля, либо станешь моей послушной подстилкой, тебя никак не тревожит? Хотя, почему это должно тебя обижать! Это же меня мысленно сделали подстилкой!

Я возмущенно зыркнула в сторону Артара. Тот только нахмурился и глотнул немного вина.

– Я твою реакцию понимаю. Но и ты пойми его. Сколько ему лет?

– Не знаю.

– А вот я поинтересовалась. Артару Ревскому шестьсот лет. Ты хотя бы понимаешь, что он жил во времена, когда женщин именно так и забирали себе?

– Он живет и в наши времена.

– Ну дак у него не было пары!

Я собиралась возразить. Когда на высоком постаменте сцены, что располагалась поодаль от нас, за бассейном, появился ведущий.

Артар

Артар Ревский впервые в жизни чувствовал себя зажатым в прокрустово ложе собственных желаний и порывов. Они реально сжимали в тиски. Давили на виски ошалелым пульсом, стоило лишь подумать об Але. А уж когда она приближалась… Тут давило все. Брюки давили из-за изменившейся геометрии тела. Инстинкты давили – возьми же ее, хватит мучиться! Скоро начнется спермотоксикоз! Эмоции давили. Плющили. Так хотелось немного ее ласки… Мать твою! Как же хотелось! Нежного касания рук, хотя бы одного небрежного поглаживания. Подобно тому, как хозяин хвалит собаку за службу.