Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня - Василий Песков

— Граждане, кто видел, прошу рассказать… Ну, кто же?

Покосившись на карандаш, прохожие начинают спешить. Остаются две яростные женщины и человек с удочками. Они явно не видели происшествия, но с энтузиазмом готовы давать показания, какие угодно…

Стою растерянный. Выручает сам парень:

— Вот что, сержант, отведи меня куда там положено. Я выпил. Всегда — ничего. А тут прямо на шпалы. Сережку чуть не угробил…

Сережку увозит «Скорая помощь». Парня ведут в отделение. Опять толпа:

— Вот уже и повел… А что повел? На свои человек выпил. Милиция у нас…

…Опять хожу буквой «т». Прохожие. Как будто нарочно лезут под самосвалы. Одна секунда дождаться зеленого — нет, мчатся. Вчера я и сам норовил поскорее… А сегодня вдруг вспоминаю шутку зарубежного журналиста: «Хорошие люди в Москве. Приветливые, веселые. Но куда так спешат? Гляжу из гостиницы сверху: старательно хотят попасть под автобус или хоть под такси. Это, увы, не всегда удается…»

Регулирую как могу. В кармане талоны для штрафа. Но, честное слово, не хочется штрафовать. Чуть-чуть дисциплины на улицах, и всем будет хорошо: и шоферу, и тебе, парень в красной рубашке, и мне — неприятно же штрафовать…

— Слушай, старшой. Нет, ты слушай!., — дорогу загородил пьяный. В руке торт, в другой гаечный ключ. — Ну, выпил. А ты спроси, почему? Я бывший вор, старшой. А теперь завязал. Вот мазут, видишь мазут на рубахе? В командировки езжу, мельницы чиню. Принесешь часы — часы починю… А она обижает. Чуть что — раз, и обидит. Ну был вором. Но теперь-то — мазут. За что обижать?! Слушай, скажи ей… Не можешь. Ну, ладно. Скажи Кудрявцеву — пусть зайдет. Кудрявцев — человек. Скажи, мол, вора Кольку Мишина видел… Нельзя обижать человека!..

Записываю: «Кудрявцеву, участковому, надо непременно сходить к Мишиным». А может, и еще кому надо зайти.

…На посту, у метро подошел лейтенант:

— Сержант! Не спите? Там цветы продают… — И пошел.

Насчет цветов инструкции не было, но раз так — подхожу. Бабка. Корзина — ландыши. Прогнать? Гляжу на киоск рядом. Замок. Да если и был бы открыт, что толку — пустые горшки за стеклом. А тут заря. Нарядные девушки. В такое время как без цветов? Прошел мимо бабки, будто и не заметил. За углом, как нарочно, подбежал парнишка, взволнован:

— Товарищ! Цветы… Вот так нужно! Где продают?..

Парень купил восемь букетов и убежал.

Бабка по-своему поняла ситуацию. Сует мятый рубль.

— Бабушка! А ну, проходите отсюда…

С грустью гляжу на закрытый киоск.

Что же было еще на дежурстве? Особенного — ничего. Даже великолепный свисток как следует не опробовал. Задержал мальчишку: он предлагал стаканы выпивалыщикам «на троих» — за стакан гоните гривенник и бутылку. Схватил за руку — вырвался. Еще и крикнул из подворотни:

— Крючок! Крючок!

Там же его взял на уши какой-то мужчина…

Был на квартиру вызов. Видно, не первый раз разругались. Он — по зеркалу кулаком. Она — в милицию. Забрали его. Через час она прибегает:

— Отпустите. Сама виновата…

В одиннадцать смена постов. Сидим на диване возле дежурного.

— Что, ноги — хоть отруби? — участливо спрашивает старший из отделения Мосин Семен Григорьевич. — А я вот уже двадцать годков…

Если все ходить и ходить — за смену километров двадцать находишь. Но больше стоишь, а стоять намного трудней. Особо зимой…

В отделении душно. Бушует какой-то пьяный. Зверьком из угла смотрит карманный воришка.

— А самое нелегкое, сынок, видеть эти вот лица… И еще: бывает, горько обидят. Иной раз пуля грозит, а тебе: «человек ты или милиционер». Обидно, что есть еще такие.

Ну как, гудят ноги? А ты вот так на скамейку, повыше… Спать теперь будешь — пушкой поднимать надо.

«Я не еду в Донбасс…»

Начальник мне очень понравился. Круглый, как колобок, веселый и разговорчивый. Фамилия Шолохов. Он говорит о рыбалке, о кинофильме «Иваново детство», он собирается купить старый автомобиль.

— Мечта. Я ведь автозаводец, мастером-хромировщиком был… Скажите, а что сейчас пишет тот, основной Шолохов?

Начальнику лет тридцать пять. Из них шестнадцать — в милиции.

— Да, вы же по нашим делам! Что ж, форма сидит как надо… Понимаете, не очень удачно выбрали отделение. Раньше тут действительно было… Народ кто откуда. Одним словом, поселок Очаков гремел. Сейчас нет, дней десять походите, может, что и случится… Будут вопросы, теребите Маковского. Он тут хозяин…

Маковский Николай — старшина. Меня представили старшине как стажера: «Все покажи, расскажи, словом, подежурите вместе».

Идем с Маковским по улице.

— Коля!.. Коля!..

Наверное, что-то случилось. У девушки растрепаны волосы, тяжело дышит.

— Думала, не догоню. Дай мне физику для восьмого.

— Как войдешь — тумбочка слева. Там — для девятого. А для восьмого — под газетой, на полке.

Девушка убегает.

— Вот тут, за ларьком, месяц назад задержал вора. Дюжину сапог утащил…

— Николай, а начальник, кажется, ничего?..

— Хороший. По-моему, всякий, если у станка постоял, на нашей работе будет на месте. С людьми даже нам не всегда надо хмуриться.

Иногда улыбнись — толку в тысячу раз больше… А вот мои окна. Зайдем-ка — по чашке кофе…

Николай, как большинство молодых милиционеров, живет в общежитии. Как женился, получил отдельную комнату. У порога коляска для малыша.

— Пять дней человеку от роду, а кричит, хоть веди в отделение… Иринкой назвали, Тамара, познакомьтесь. Это новый товарищ, на стажировке. Так что еще один билет держи про запас… Тамара в кинотеатре администратором…

А знаете, как познакомились? Веду троих. Вы еще узнаете, как это троих приводить. «Граждане, — кричу, — помогите!» Тут — Тамара. Схватила одного из троих и со мной…

Пьем кофе…

— Николай, значит, начальник…

— Понравится! В милиции так: какой поп, такая и служба. Поглядишь, в ином отделении: начальник хмурый, злой — ну и все кругом будут такие же… В нашем деле и злость, конечно, нужна. С преступником без злости как же бороться.

Но чаще каких людей встречаешь? Ну, нарушил, ну, оступился. Поправь его твердо, но вежливо — скорее поймет. Наш майор на этом стоит. Вам он тоже понравится… Меня учиться заставил. Всего в отделении шестеро учатся. Я в девятом теперь.

Со мной вообще вышло забавно. После армии собрался домой, в Донбасс. И тут Шолохов: давай в милицию, кадры нужны. Я плечами пожал: зачем мне милиция? Взял он меня в оборот, часа два говорил. Вот остался… Ну что вы, разве так раньше было в Очакове! Идешь, бывало, чужой, чужой для всех. Даже не представляете, сколько надо было терпения… Батя крутой у меня. Получаю письмо: «Отец — шахтер. А ты не нашел лучше работы… Дом пустует, а сын в общежитии на холостяцкой кровати… Вот что: приеду в гости, если услышу не по имени, а «мильтоном» зовут — забираю домой! И не рыпайся.

Приехал недавно. Вместе по поселку ходили, по общежитиям. Со стороны глядел, как дежурю, с людьми, с начальником говорил. «Ну что ж, — говорит, — если уважение имеешь — работай. А может, к шахтам поближе? Дом ведь пустой. А милиция и там требуется…»

Я бы поехал, пожалуй. Да нет — к людям привык…

Опять идем по поселку. Заходим в магазины, идем к пруду, где копошатся купальщики, поднимаемся в общежития.

— Здравствуйте, Коля!

— Коля, зайди!

Заходим на две минуты. Трое ребят пришивают к майкам белые номера…

— Слушай, как бы площадку для волейбола и пару мячей… Но ты же знаешь — наш «профсоюзный князь» тебя уважает. Поговори. Пусть не жмется. Скажи, мол, меньше хулиганить будут ребята.

— Ну хороши вы — с милицией на профсоюз…

— Да нет, Коля. Ты без формы пойди… Он же тебя уважает…

— А может, проще: соберем по рублю, вот тебе свой мяч с сеткой. И дело с концом. Я тоже буду ходить на площадку…

Идем дальше.

— Друзей у тебя, Николай…

— Узнаешь постепенно, и люди тебя узнают… Случается, не в отделение бегут, а прямо домой: «Коля, пошли!» Бежишь, если и не на службе. Один раз прямо в трусах выскочил. И кто, вы думали, куролесил? Лучший приятель, Толя Синько. Осатанел с получки.

Я к нему. Он за ножик: «Зарежу!»… Ну, обезвредил как полагается… Утром приходит: «Ничего не помню…» Показал ему царапину от ножа. Глаза закрыл — стыдно…

Стоим на гулком мосту над дорогой. Рельсы белыми нитками бегут мимо зеленых и красных огней. Говорим о всяких милицейских и не милицейских делах.

— Когда на мост поднимаюсь, почему-то вспоминаю Донбасс Может, и уеду когда-нибудь. А сейчас не могу…

Звоните — 02!

Вечером над крышей у перекрестка загораются красные буквы: «Вызов милиции. Звоните — 02!» Это адрес ваших друзей. Если покой наш нарушит плохой человек, звоните 02. Помощь приходит немедленно.