Кто умирает? - Стивен Левин

Наличие желания сужает пространство сознания. Оно заставляет ум сжиматься в ожидании осуществления одной цели. Когда мы думаем или воображаем себе приобретение того или иного объекта, мы получаем временное удовлетворение, но оно только усиливает наши желания. Отпускание мысли и воображения называется свободой. Свобода дает возможность прикоснуться к внутренним истокам, в которых можно почерпнуть подлинное удовлетворение. Свобода не пытается удовлетворить ничего. В ней нет жажды.

Желание – это неоконченное дело. Все, что имеет цель в будущем, представляет собой незавершенное жизненное начинание. Однако, когда жажда рассматривается как жажда, в момент отпускания неоконченное дело заканчивается. Мираж исчезает. Вы больше не чувствуете, что это «ваше» желание. Что с ним нужно что-то делать. Видя безличность желания, мы больше не чувствуем навязчивого желания удовлетворять его.

Интересное качество любого желания, любого устремления состоит в том, что так называемое удовлетворение оказывается возможным только во время движения от неимения к обладанию. Удовлетворение – это мгновение расслабления после длительного давления желания.

Фактически, когда желание или какой-то другой объект приковывает к себе наше внимание, оно кажется нам таким соблазнительным, таким притягательным, что осознание, пространственность естественного ума замыкается на нем. Тогда все наши переживания начинают вращаться вокруг этого желания, вокруг страстной привязанности к этому объекту.

Однако, когда мы говорим «я», мы имеем в виду именно бесконечное пространство сознания. К чему бы ни прикасалось наше осознание, там появляются переживания. Углубившись в чтение книги, мы, например, не замечаем, как в комнату входит друг и предлагает нам чашечку чая. Мы говорим об этом так: «Я читал; я не мог тебя слышать». Хотя все необходимое для слышания имелось в наличии – звук и способность ушей слышать, – поскольку осознание не прикоснулось к звуку, слышание как еще одно переживание просто не возникло. Там, где появляется осознание, «я» что-нибудь переживает. Koгда осознание задевает слух, мы слышим. Когда оно затрагивает зрение, мы видим. Когда оно соединяется с каким-то ощущаемым предметом, мы переживаем прикосновение. Без осознания невозможно ни одно переживание. Когда мы говорим «Я здесь», мы подразумеваем наличие осознания.

Когда в уме есть желание, широкое осознание сокращается до одной мысли или чувства, и пространственность, присущая нам изначально, оказывается утраченной. Будь то мысль о яблоке или страх перед неизвестным, ум зацикливается, полностью сосредоточивается на объекте, и тогда естественность ума теряется. Этот процесс называется отождествлением. Когда пространственное «я» осознания ограничивается формой какого-то воображаемого объекта, мы принимаем эту мысль или чувство за «я». Именно это состояние отождествленности с содержимым ума приводит к тому, что мы переживаем ум как свое «я». Это еще один пример ошибочного отождествления. Большинство наших переживаний себя сводятся к восприятию объектов в уме. Весь вечно меняющийся поток, вся необъятность естественного сознания оказывается потерянной в единственном объекте желания, в этой жажде, в этом мираже.

Мы не умеем различать осознание и осознаваемый объект и поэтому принимаем все умственные объекты за свои собственные, за «нас самих».

Желание – это облако в уме. Оно закрывает нашу подлинную природу.

Ум постоянно замыкается на своем содержимом. От мгновения к мгновению мы отождествляем себя с тем, что проплывает в уме, лишь изредка замечая пространство, в котором оно парит, лишь изредка осознавая свою подлинную природу. Вместо этого мы переходим от миража к миражу, от одного момента привязанности ума к другому, теряясь в ощущении «Я есть это желание», «Я есть этот ум», «Я есть эта жажда».

Переживания ума, который потерял свою пространственность, называются страданиями. Чувство тяжести, изоляции мы замечаем в сильных желаниях и тяжелых эмоциях. Когда мы теряемся в ощущении, думая, что объект является «нами», он становится нашей основной реальностью. Именно потеря всего контекста привносит страдание в наши жизни, а вслед за ним приходит чувство смущения и разочарования, которые мы так часто чувствуем.

Мы не знаем, кто мы и куда идем, потому что весь наш мир находится в уме. Обычно мы постоянно погружены в мысли, образы, страхи и желания, лишь изредка переживаем глубину осознания, которое встречает каждый объект в ясности и безмятежности, без желания, без цели.

Пытаясь удовлетворить устремления ума, мы замечаем, что даже объекты желания подвержены изменениям. Удовлетворение очень непродолжительно. Объект желания стареет, увядает, разрушается и исчезает. Иногда для этого нужны годы, иногда считанные мгновения. А у нас остается чувство незавершенности и пустоты. Жизнь, управляемая желаниями, жизнь, ограниченная жаждой ума, редко содержит в себе пространственность бытия. Это чистое осознание, в котором есть все, которое не стремится ни к чему, которое просто принимает форму, появляющуюся в его естественной пространственноcти.

Можно сказать, что осознание напоминает воду. Оно принимает форму любого сосуда, в котором оказывается. Если человек принимает свое осознание за его разные мимолетные сосуды, жизнь становится унылым путешествием от одного сиюминутного желания к другому. Жизнь становится суетливой и заполненной страхом, и человек больше не может переживать эти формы, признавая, что вода – это вода, какую бы форму она ни занимала.

Осознание, принятие желания позволяет уму раскрыться для своего содержимого, пережить какое-то пространство, и впоследствии желание больше не является единственной мотивирующей силой. Вместо этого оно становится напоминанием о необходимости осознания, зеркалом, показывающим нам, как сильно мы держимся за содержимое ума и как мы забываем о своей подлинной природе и привязываемся к поверхностным уровням. Когда ум замыкается на своем желании, сердце также оказывается недоступным.

Таким образом мы начинаем работать с содержимым сознания вместо того, чтобы действовать под его влиянием. Мы наблюдаем за наблюдателем. Мы начинаем прислушиваться к сердцу. Мы наблюдаем все, что происходит в уме, осознавая, например, мысль о яблоке и не давая уму «заяблочиться», замкнуться на мыслях так, будто они реальны. Мы начинаем замечать, что мысль есть мысль, что это всего лишь еще одно облако, проплывающее в сознании. Ведь вы не можете укусить мысль о яблоке, равно как вы не можете запачкаться кровью, прикасаясь к ужасной воображаемой картине с изображением автомобильной катастрофы. В мысли о яблоке все кажется таким мимолетным! Однако когда ум замыкается на мысли, страхе или желании, ориентация на открытость дает возможность в течение мгновения ясно видеть, переживать свободу, которая может сопровождать всю нашу жизнь.

Когда мы работаем с умом вместо того, чтобы действовать под его влиянием, мы работаем с желаниями, а не раболепствуем перед ними. Работая со страхом, мы не пугаемся; работая же под влиянием страха, мы боимся всего, что видим. Работая со смятением, мы проникаем в ясность; работая под влиянием смятения, мы все путаем. Каждое мгновение работы под воздействием ума – это мгновение неведения, в котором каждое состояние сознания, каждое чувство становится окрашенным стеклышком, через которое мы наблюдаем мир. Мы сердимся, и мир представляется нам царством агрессии и несправедливости. Мы испуганы – и видим только свои опасения и враждебность. Мы смущены – и нам кажется, что весь мир перевернут вверх дном. Когда мы доверяем сердцу, мы видим мир осознания и действий, которые не требуют усилий. Когда мы доверяем уму, наше восприятие мира ограничивается нашими предпочтениями и желаниями.

Какая часть наших жизней оказывается прожитой в этой безжизненности, в этой механистичности, в этой обусловленности?

Когда ум желает, когда он рассматривает свои цели, мы почти чувствуем его тяготение к ним. Он устремляется к следующему мгновению, мгновению предполагаемого удовлетворения. Часто нам кажется, что нас влечет от одних действий к другим, потому что в наших жизнях так мало пространства, так мало свободы выбора. У нас мало пространства, в котором мы можем сознательно участвовать в жизни. Когда мы смотрим на ум из сердца, весь изменяющийся поток рассматривается как мимолетное представление. Когда мы смотрим на него из ума, изменения становятся нашей тюрьмой.

Часто, когда мы начинаем отпускать жажду ума, нас немного пугает ее сила, ее способность заставлять нас действовать вслепую. У нас есть склонность пойти на эту жажду с топором, но очевидно, что топор берет в руки только другое желание. Наблюдая за лавиной желаний в уме, мы видим, насколько мы обусловлены. Как навязчиво мы реагируем на каждую мысль, будто это единственный шанс в бесконечном потоке возможностей. Мы замечаем, что чем больше ум желает, тем больше он навлекает на себя страдания. Мы видим, что в основе любого желания лежит незавершенность, отсутствие. Нетерпеливое ожидание другого мгновения, которое должно принести удовлетворение.