ЖД-рассказы - Дмитрий Быков

– Ну, не так и колотили,- скупо улыбнулся Апраксин.- В армии хуже было.

– Вот это, кстати, тоже рассказывайте, а то вы совсем не упоминаете про это. Если вы расскажете, что еще и в армии сопротивлялись беззаконию, будете совсем герой.

– Я вам очень благодарен,- сказал Апраксин после паузы.- Вы знаете, у меня сейчас нет… но я отблагодарю.

– Пустяки, Илья, мы же договаривались. Это я ваш должник. У меня теперь отбою нет. Знаете, какая клиентура? На «майбахе» приезжают, не меньше. И дела, между прочим, посерьезнее вашего. С вами-то все настолько было понятно, что я вообще поразился: ну на что они надеялись? Этак можно первого встречного хватать: ни мотива, ни орудия, вообще ничего! Они еще пытались вам личную неприязнь пришить, будто вы знакомы были. Вы же его не видели никогда до этого!

– Не видел,- кивнул Апраксин.

– И свидетели от показаний отказались… Они же опознание устроили против всех правил! Из них просто выдавили эти слова – что вы похожи на убийцу… «Человек, похожий на генпрокурора»… Нет, какой кретинизм, даже постараться не могли! Кстати, надо вам сказать,- Максимов понизил голос, хотя в купе никого, кроме них, не было,- этот Колычев… тоже жук еще тот! Его надо бы копнуть, но я не стал – знаете почему? Потому что это обычно производит не лучшее впечатление. Получается, что как бы очерняем жертву. А зачем нам оправдываться, нам надо в наступление идти – правильно? Но я кое-что поглядел – он, во-первых, был в моральном отношении совершенно растленный тип. Это могло сработать, повлиять на публику… Как раз из шпаковского круга, и они-то уж точно были знакомы, Шпаков ему в долг давал. Это я доказал, есть электронная переписка. В компьютере Колычева нашли, только к делу не приобщали. Но мы же роем так роем!- Максимов самодовольно ухмыльнулся.- Он был из той же компании, хотя рангом, конечно, пониже. И если бы надо – мы бы доказали, что за ним водятся кое-какие штуки покруче наркотиков… Но вы же понимаете – нам надо было не его компрометировать, а вас оправдывать. Мертвые пусть хоронят своих мертвецов, а живые пусть трудоустраиваются, правильно?

– Правильно,- эхом повторил Апраксин.

– Кстати, насчет трудоустройства,- Максимов посерьезнел.- У меня тут есть кое-какие предложения…

– Да не надо,- смущенно сказал Апраксин.- Это уж как-то…

– Надо, надо. Это входит в обязанности – вы не знали разве? Есть же адвокатский кодекс: помочь подзащитному трудоустроиться, адаптировать его в мирной жизни, сами знаете, бывают срывы… Вон у вас в колонии был случай – Симачева освободили по УДО, так он через полгода обратно вернулся. Ну, он вор, с него какой спрос,- но я считаю, что защитник обязан был проконтролировать… Я навел тут кое-какие справки – специалист вашего профиля востребован, есть место начальника охраны в приличной фирме, в «Ладе-плюс» вам делать больше нечего, у них сейчас дела не лучшим образом… И потом, мой вам совет: идите вы получать высшее, что вы, честное слово, охранником будете! Я понимаю, тогда надо было родителей кормить и вообще. Но сейчас-то вы свободный человек в свободной стране, жизнь реально налаживается! Реально! Давайте, это самое, двигайте на юридический. Вы теперь по всем законам подкованы, вам будет зеленая улица – не упускайте момент.

– Я подумаю,- глухо выговорил Апраксин.

– Вот и подумайте, я помогу, репетиторы будут. Да вас сама жизнь подковала. Сейчас юридических пропасть, но я вам советую все-таки сначала на вечерний в МГУ, а потом переведетесь. Я заканчивал, и очень хорошо. Все-таки фирма.

– Фирма,- продолжал Апраксин свою эхолалию.

– Ну и славненько. На первое время я вам немножко подкину, потому что вы мне такую сделали клиентуру… Ну и вообще, знаете,- я раньше вам не говорил, чтобы вы не расслаблялись, но теперь-то сказать могу, потому что всё уже в порядке. Я знаю, вам еще кажется, что не в порядке, вы даже опасаетесь, что могут дверь открыть и ворваться, но уверяю вас, что имя ваше теперь чисто и ничего не будет…

– Да нет,- улыбнулся Апраксин,- я не опасаюсь.

– Ну, тем лучше. Так вот, я вам хочу сказать, что молодчина вы большой. Вас прессовали изо всех сил, а вы отрицали наотрез, это надо же! Такие люди ломались, а вы и тогда не признали, и потом отрицали, и на суде все было безупречно. Теперь уже можно сказать – в основном мы обязаны успехом именно вам. Нет, я, конечно, не скромничаю, я тоже, знаете, профессионал,- но вы очень хорошо себя вели, очень.

– Спасибо,- сказал Апраксин.

– Чайку?

– Спасибо,- повторил он.- Не надо. Знаете, я тоже вам хочу сказать…

– Ну?

– Я очень вам благодарен. Серьезно. Тем более что… знаете…

Он сделал паузу. За окном летела среднерусская июньская ночь, зеленоватая на горизонте, с одинокой крупной звездой.

– Давно хочу сказать,- снова и с нажимом выговорил он, приближая к Максимову красивое волчье лицо. Он даже привстал с полки. Максимов невинно смотрел на него круглыми серыми глазами и поощрительно улыбался. Апраксина это не обмануло – он был уверен, что у Максимова трясутся поджилки. До отсидки и еще до кое-каких событий он и в самом деле был тихим, миролюбивым малым, но после 2004 года знал о себе совсем другие вещи. Он мог напугать, если хотел,- тем и спасался.

– Давно хочу сказать… Это ведь я его убил, на самом-то деле.

Апраксин ожидал чего угодно, но не того, что случилось. Не случилось же, собственно, ничего. Максимов все так же улыбался и доброжелательно смотрел на него круглыми серыми глазами.

– Вы не поняли, может быть?- спросил подзащитный.- Я его убил, Колычева.

– Да я знаю,- с той же доброжелательной улыбкой сказал Максимов.- Знаю, Илюша, знаю. Что вы волнуетесь?

– Как – знаете?- спросил Апраксин пересохшими губами. Зря он отказался от чая.

– Да вот так и знаю, не пальцем деланный,- еще шире улыбнулся Максимов.- Я же вам говорю, я кончал юрфак МГУ. Все-таки школа. Нам психологию читал Колокольников Юрий Мефодьич, последний из красных профессоров. Жалко, вы его не послушаете. Очень был серьезный человек. Я все-таки чайку…

– Не надо!- хрипло прошептал Апраксин.

– Что значит – не надо? Вам не надо – мне надо, я в этом рыбном ресторане рыбки перекушал, рыбка водички просит… Не выдам, не беспокойтесь. Теперь-то уж точно никто не поверит, после этакого-то триумфа…

Вскоре он вернулся с двумя стаканами, в каждом плавало по утопленнику-«липтону».

– Знал, знал,- приговаривал он добродушно.- В том-то и дело, Илюша… Но вы поймите какую вещь: я вас поэтому и вытаскивал, понимаете? Это был мой, так сказать, моральный долг.

– Ничего не понимаю,- сказал посеревший Апраксин.

– Ну, как вам сказать… Короче, это вы меня должны были убить. А не Колычева. Но по вашей милости я остался жив и решил, так сказать, отдариться.

– Вас?- ничего не понимал Апраксин.- Вас?! Почему – вас?!

– Илюша,- сказал Максимов очень серьезно, и Апраксину показалось, что этот кудрявый пухлый парень, того же семьдесят седьмого года рождения, гораздо старше и сильней самого Апраксина и может с ним сейчас сделать что-то непоправимое, против чего уже не будет никакого приема.- Послушайте меня внимательно и спокойно. Вы ведь за Наташку его, да?

– Да,- еле слышно ответил подзащитный. На лице его изобразилось живое, почти детское страдание. Он смотрел на Максимова умоляюще, как уже три года ни на кого не смотрел.

– Так вот,- произнес Максимов, глядя прямо в лицо Апраксину своими круглыми серыми глазами.- За Наташку надо было меня.

Апраксин опустил голову.

– У нее ничего не было с Колычевым, Илюша,- продолжал Максимов, помолчав.- А со мной было, к сожалению. Я действительно виноват перед вами, ничего не поделаешь, но именно тогда я и понял, что хоть что-то в жизни можно исправить. Работа над ошибками, понимаете? Я ведь как тогда думал: ну, есть у нее охранник какой-то тупой. Он ей не нужен, а я как раз. Я ее не любил, Илюша, вы уж простите меня. Это легкий такой был роман, глупость. А у нее оказалось серьезно, вот она вам и ляпнула тогда, в январе. Что хватит, что другой, что прошла любовь и созрели помидоры. Вы ее сдуру за руку, приемом, а этого не надо было делать. Она вам поэтому и не сказала ничего. А вы тоже молодец, конечно, с этим Колычевым… Почему вы на него подумали – я понимаю. Он к ней давно подкатывался. Но она меня тогда любила.

– Тогда?

Апраксин посмотрел на него с ненавистью и надеждой – Максимов сроду бы не подумал, что такое сочетание возможно.

– Да,- кивнул он,- тогда. Теперь не любит. Теперь она ждет вас, и я надеюсь, что у вас обоих хватит ума прожить нормальную хорошую жизнь, в которую я так по-подлому вторгся.

Апраксин молчал.

– Это бывает, Илюша,- мягко, как врач, продолжал Максимов.- Со всеми бывает. Бывает, что любит женщина, очень любит, по-настоящему… и вдруг помрачение ума, смятение чувств, ерунда всякая… Если с нами бывает, почему с ней не может? Она мне, правда, говорила, что у вас не бывает. Что вы такой… ну, в общем, действительно такой. Прямой. Вы должны ее простить, это ведь она меня заставила взяться за дело.