Новые мелодии печальных оркестров - Фрэнсис Фицджеральд

Джирард задумчиво откинулся на спинку кресла.

— Что ж, Пэрриш, неплохо. Не знаю, но идея мне понравилась: отправиться в морской вояж, взглянуть на лондонскую фондо… то есть на лондонский Тауэр. Да, сэр, вы подали мне мысль. — Он обернулся к другому молодому человеку, который, слушая Пэрриша, беспокойно ерзал на стуле. — Ну, Ван Бюрен, теперь ваша очередь.

— Я обдумывал идею путешествия, — с лихорадочной быстротой начал Ван Бюрен, — но решил иначе. Когда человеку шесть десятков, он не захочет сновать туда-сюда между европейскими столицами. Это заняло бы его на год, но не больше. Нет, сэр, главное — это иметь какое-нибудь страстное увлечение, особенно направленное на общественное благо, потому что на склоне лет человек стремится оставить этот мир лучшим, чем застал вначале. И вот я выработал план — учредить центр поддержки истории и археологии, который полностью преобразит систему государственного образования. В этом начинании захочет участвовать каждый — и трудом, и деньгами. Все мои две недели ушли на детальную разработку плана, и, замечу с вашего позволения, занятие это оказалось по-настоящему легким и увлекательным — самое то, что требуется на склоне лет деятельному человеку. Оно захватило меня целиком, мистер Джирард. За эти две недели я узнал больше, чем за всю предшествующую жизнь, — и счастлив был так, как никогда прежде.

Когда он замолк, Сайрус Джирард ответил многократными одобрительными кивками. В то же время вид у него был несколько неудовлетворенный.

— Основать общество? — пробормотал он. — Что ж, мне часто приходила такая мысль — но чтобы самому им руководить? Мои способности несколько иного рода. И все же идея стоит того, чтобы над ней поразмыслить.

Нетерпеливо встав, он принялся мерить шагами ковер.

На лице Джирарда выражалось растущее разочарование. Несколько раз он вынимал часы и смотрел на циферблат, словно надеясь, что Джонс все же не уехал в Чикаго, а с минуты на минуту появится и предложит более близкий его вкусам план.

— Что со мной такое? — невесело спрашивал он себя. — Когда я что-то затеваю, то обычно довожу это до конца. Видно, старость пришла.

Но как ни старался, он не мог прийти к решению. Несколько раз он замирал и останавливал взгляд сначала на одном, потом на другом молодом человеке, отыскивая какую-нибудь притягательную черту, на основании которой можно будет сделать выбор. Но после нескольких таких попыток их лица слились в единую маску и сделались неразличимы. Это были близнецы, которые рассказали ему одну и ту же историю про то, как перевезти фондовую биржу на аэроплане в Лондон и сделать из нее кинофильм.

— Простите, мальчики, — произнес он с запинкой. — Я обещал принять решение сегодня утром, и я приму, но для меня оно очень важно, и вы должны немного потерпеть.

Оба кивнули и уставились на ковер, чтобы не видеть блуждающих глаз Джирарда.

Внезапно тот шагнул к столу, взял телефонную трубку и вызвал офис главного управляющего.

— Слушайте, Голт, — прокричал он, — вы уверены, что послали Джонса в Чикаго?

— Совершенно уверен, — отозвался голос на том конце провода. — Он зашел ко мне дня два назад и сказал, что если не будет работать, то сойдет с ума. Я ответил, что это нарушение инструкций, но он сказал, что, так или иначе, больше не участвует в соревновании, а нам как раз нужен был кто-то разбирающийся в торговле серебром. И я…

— Да, но какое вы имели право? Я хотел с ним поговорить, а вы его услали.

Бац! Джирард повесил трубку и продолжил бесконечное хождение по комнате. Чертов Джонс, думал он. Такая неблагодарность после всего, что я сделал для его отца. Просто скандал! Мысль перескочила по касательной на вопрос, сумеет ли Джонс уладить дела в Чикаго. Ситуация сложная, но ведь Джонс — парень надежный. Все они надежные парни. В том-то и загвоздка.

Джирард снова взялся за телефон. Он хотел позвонить Лоле, так как подозревал, что она, если пожелает, сможет ему помочь. Ему не давалась личная оценка, и тут мнение Лолы представляло большую важность, чем его собственное.

— Мне придется перед вами извиниться, мальчики, — огорченно проговорил он, — я не хотел этого беспокойства и задержки. Но у меня разрывается сердце при мысли, что я должен буду это предприятие кому-то передать, и, когда я думаю кому, у меня в голове все путается. — Он помедлил. — Кто-нибудь из вас делал предложение моей дочери?

— Я делал, — сказал Пэрриш, — три недели назад.

— Я тоже, — признался Ван Бюрен, — и до сих пор надеюсь, что она передумает.

Джирарду стало любопытно, как поступил Джонс. Вероятно, он не последовал примеру других; он ведь всегда ведет себя не так, как от него ждут. У него даже имя неправильное.

Телефон под рукой пронзительно зазвонил, и Джирард машинально снял трубку.

— Звонок из Чикаго, мистер Джирард.

— Я не хочу ни с кем говорить.

— Это по личному делу. Мистер Джонс.

— Хорошо. — Джирард прищурился. — Соедините.

Послышались щелчки… в трубке возник голос Джонса, говорившего с легким южным акцентом.

— Мистер Джирард?

— Да.

— Я с десяти пытаюсь до вас дозвониться, чтобы попросить прощения.

— И есть за что! — взорвался Джирард. — Вам, наверно, известно, что вы уволены?

— Я этого ожидал. — Слова эти прозвучали уныло. — Я, наверное, дурак из дураков, мистер Джирард, но признаюсь вам: я не способен наслаждаться жизнью, когда у меня нет работы.

— А как же иначе! — рявкнул Джирард. — Никто не способен… — Он поправил себя: — Я хочу сказать, это нелегко.

Собеседник молчал.

— Как раз это я и чувствую, — извиняющимся тоном заговорил Джонс. — Думаю, мы друг друга понимаем, объяснять больше нечего.

— То есть как это — мы друг друга понимаем? Это уже дерзость, молодой человек. Мы друг друга совсем не понимаем.

— Я это и имел в виду, — поправил себя Джонс, — я не понимаю вас, а вы не понимаете меня. Я не хочу расставаться с работой, а вы… вы хотите.

— Чтобы я расстался с работой! — Лицо Джирарда налилось краской. — О чем это вы говорите? Вы сказали, будто я хочу расстаться с работой? — Он яростно встряхнул телефонный аппарат. — Не смейте мне перечить, молодой человек! Тоже мне: я хочу расстаться с работой! Да… да я вовсе не собираюсь бросать работу! Слышите? Я вовсе не собираюсь бросать работу!

Телефонная трубка выскользнула из его руки на столик и оттуда свалилась вниз.

Джирард опустился на колени и принялся яростно шарить по полу.

— Алло! — кричал он. — Алло, алло! Эй, соедините меня опять с Чикаго! Я не закончил!

Молодые люди вскочили на ноги. Джирард повесил трубку и повернулся к ним. Голос его стал хриплым от наплыва чувств.

— Я спятил с ума, — судорожно проговорил он. — Бросить работу в шестьдесят! Да я просто спятил! Я еще молодой человек — у меня впереди добрых два десятка лет! Пусть только повернется у кого-то язык сказать: «Отправляйся-ка ты домой и готовься к смерти»!

Телефон зазвонил снова, Джирард с горящими глазами схватил трубку.

— Это Джонс? Нет, мне нужен мистер Джонс, Рип Джонс. Он… он мой партнер. — Пауза. — Нет, Чикаго, это ошибка. Я не знаю никакой миссис Джонс, мне нужен мистер…

Он осекся и постепенно изменился в лице. Следующие слова он произнес неожиданно спокойным, без хрипоты, голосом:

— Как… как, Лола…

Аркадия Джона Джексона

(перевод Л. Бриловой)

Первое письмо скомканным в сердцах шаром лежало поблизости, что содержалось во втором — не имело сейчас ни малейшего значения. Вскрыв конверт, он долгое время не сводил глаз с тушки куропатки, изображенной маслом на буфете, словно бы не изучал ее ежедневно за завтраком вот уже двенадцать лет. Наконец он опустил взгляд и начал читать:

«Уважаемый мистер Джексон, позвольте Вам напомнить о Вашем согласии выступить в четверг на нашей ежегодной встрече. Мы никоим образом не беремся определять за Вас содержание Вашей речи, однако тема „Что я получил от жизни“ представляется мне чрезвычайно интересной для слушателей. Прочитанная Вами подобная лекция, несомненно, вдохновила бы всех и каждого.

Так или иначе, мы будем бесконечно рады любому Вашему выступлению и почтем за честь уже сам Ваш приход.

— Что я получил от жизни? — вслух произнес Джон Джексон, поднимая голову.

Завтракать он расхотел и поэтому взял оба письма и вышел на просторную переднюю веранду, чтобы выкурить сигару и полчасика полежать перед отъездом в деловой центр города. Он поступал так каждое утро уже десять лет — с тех пор, как одной ненастной ночью от него сбежала жена, возвратив ему тем самым сокровище ничем не нарушаемого досуга. Ему нравилось отдыхать свежим, но не холодным утром на веранде и наблюдать сквозь просвет в зеленой изгороди из вьющихся растений, как по его улице, самой широкой, тенистой и красивой в городе, снуют автомобили.