Убийство Маргарет Тэтчер - Хилари Мантел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только в конце июня она соизволила одарить меня улыбкой и сказала: «Можешь звать меня Лиз». Я честно пыталась, но так и не набралась уверенности; для меня, боюсь, она навсегда останется миссис Батхерст. И все-таки я порадовалась тому, что она, похоже, не против наладить отношения. Видите ли, у меня были некоторые проблемы в личной жизни — слишком сложные, чтобы здесь в них вдаваться, — и, наверное, я подыскивала себе наперсницу, пожилую женщину, которой можно довериться.
Однажды вечером я предложила прогуляться — пойдемте куда-нибудь! Отбуксировала ее в маленький французский ресторанчик, куда обычно ходила со своим бойфрендом. Настоящая жемчужина — старомодное, очень дешевое местечко, вероятно, последнее в Лондоне, где официанты ведут себя по-парижски неприветливо. Не могу сказать, что прогулка удалась. Миссис Батхерст, как выяснилось, не особо интересовалась едой. Она весь вечер просидела на краешке стула, с подозрением разглядывая блюда, проносимые мимо, и принюхиваясь. Когда за соседним столиком заказали стейк тартар, она покосилась на меня и спросила: «Это съедобно?»
«Судя по всему».
«И много желающих?»
«Кто захочет, тот и ест».
«Понятно. — Она нахмурилась. — Я от тебя такого не ожидала».
«Так вы толком и не жили», — уколола я.
«О нет, — возразила она, — жила, уж поверь».
Принесли счет, и я сказала: «Я угощаю. Не вздумайте спорить, Лиз». «Ладно, спасибо», — ответила она, дернула накидку с крючка у двери и растворилась в ночи.
Я была бы рада с нею сойтись, но она из тех людей, которые не способны принять дружбу от чистого сердца. С Беттиной, кстати, она ладила лучше — хотя, насколько я могу судить, у них двоих не было ровным счетом ничего общего. Беттина мне периодически плакалась: «Эта женщина вечно торчит в моем подвале!»
«И что делает?»
Она кривилась: «Предлагает помочь».
«Это не преступление».
«Может, она лесбиянка? Как ты думаешь?»
«Откуда мне знать?»
«Я видела, как вы с ней пили чай».
«Ага, верный признак. И потом, она же миссис, помнишь?»
«Миссис, — презрительно повторила Беттина. — Знаю я таких. Может, решила, что так респектнее будет».
«Респектабельнее, ты имеешь в виду?»
«Да какая разница? Лесбиянки, между прочим, часто замуж выходят».
«Точно?»
«Сто процентов».
«Преклоняюсь перед твоей житейской мудростью».
«Да ты погляди на нее! — стояла на своем Беттина. — С нею явно что-то не так».
«Щитовидная железа? — предположила я. — Может быть. Она худая. И руки дрожат».
Беттина кивнула: «Глаза навыкате. Мм… Похоже».
Мне жалко их обеих. Беттина отправилась в своего рода гран-тур, зарабатывая на жизнь в Старом Свете, — время от времени нанималась на работу, брала кровь в различных городах Европы, чтобы когда-нибудь вернуться домой и осесть безвылазно, как она говорила. Родственники миссис Батхерст обитали за границей, и она их не навещала.
После того памятного ужина — катастрофа, возможно, случилась по моей вине — я бы, наверное, предприняла новую попытку сблизиться, фильм вместе посмотреть или что еще; вот только, как уже говорилось, я снимала квартиру в Стейнсе, в тридцати пяти минутах от вокзала Ватерлоо, а миссис Батхерст недавно переехала с Хайгейт в Кенсал-Грин. «И как там?» — поинтересовалась я. «Дыра», — лаконично ответила она. В середине лета она взяла отпуск на две недели. Против своего желания, изнывая от страха, на самом-то деле, — но Мазок укатил на какую-то конференцию, и она осталась без куратора.
В день перед отпуском она пришла в мою пещерку и села, закрыв глаза ладонями. «Миссис Батхерст, — сказала я, — может, Лондон не для вас. Это суровый город, даже для меня, не подходящее место для одинокой женщины». «Тем более вашего возраста», — подумала я, но вслух не сказала. Она посидела немного — возможно, обдумывая мои слова, — и отняла ладони от лица.
«Двигайся дальше, таков урок, — сказала она. — Переезжай каждый год или хотя бы каждые два. И тебе будут постоянно встречаться новые люди. Верно?»
Мое сердце рванулось к ней. Я быстро черканула на листке свой адрес.
«Заглядывайте как-нибудь, когда придется. У меня диван пустует, спать на полу не нужно».
Она не хотела брать листок, но я настояла, вложила ей в руки. Какая холодная кожа! Словно кирпич из-под земли откопали. Так, срочно пересматриваем диагноз насчет ее щитовидной железы.
Она не приехала, конечно. Я не переживала — и вообще, хорошо, что не приехала, ввиду того что я знаю о ней сейчас, — но я сознательно не стала спрашивать, чем она занималась в отпуске. В первый день по возвращении миссис Батхерст выглядела опустошенной. Я справилась: «Вы что, подрабатывали?»
Она опустила голову, куснула губу, отвернула от меня свое круглое бледное лицо. Она раздражала меня время от времени; будто не понимала английского языка, не улавливала смысла присказок и сленга, которым пользовались все люди нашей профессии. «Так или иначе, вам повезло. Вы пропустили весь переполох, миссис Батхерст. Неделю назад к нам влезли грабители». Помню, пришла утром и застала миссис Ранатунгу и Денниса. Миссис Ранатунга заливалась слезами, комкала в руках тряпку, свой рабочий инструмент. А у дома стояла полицейская машина.
«А поподробнее? — Миссис Батхерст внезапно оживилась. — За наркотиками влезли?»
«Да, старина Перелом так и сказал. Видно, думали, что мы храним лекарства в кабинетах. Обыскали подвал, побили все стекло. У холодильника дверцу почти оторвали. Стащили образцы Беттины. Ума не приложу зачем. Что они будут делать с кровяными трубочками?»
«Вот уж не представляю, — миссис Батхерст покачала головой, словно подобное поведение было выше ее разумения. — Что ж, пойду посочувствую Беттине. Бедняжка. Как она пережила этот шок?!»
Однажды в субботу, после долгого утра на Харли-стрит, я решила задержаться в городе и побродить по магазинам. К двум часам дня я валилась с ног от жары и давки. Прокатилась на экскурсионном даблдекере, притворившись финской туристкой, и вытянула ноги, благо рядом оказалось свободное сиденье. В отдалении погромыхивало, жара перед грозой сделалась особенно липкой. Иностранцы кучковались на островках безопасности и в парках. Зеленая листва деревьев казалась мокрой, свисала гроздьями, негромко шелестела и тяжело колыхалась. Возле Букингемского дворца бросилась в глаза клумба с геранями — алыми, будто кровь, словно сама земля кровоточила сквозь тротуары. Караульные гвардейцы, мнилось, вот-вот свалятся в обморок прямо на посту.
И ночью было слишком жарко, чтобы заснуть. А когда я все-таки заснула, мне приснилось, что я опять на Харли-стрит. Во сне был понедельник; обычный сон людей, которые работают всю неделю. Я то ли пришла, то ли уходила, на тротуаре лежали тени — рассветные, а может, закатные, и я увидела, что все перила Харли-стрит сточены до заостренных концов. Меня кто-то сопровождал, шел со мной плечом к плечу. Я сказала: «Посмотри, что сделали с перилами». — «Да, очень неприятные острия», — откликнулась моя спутница. А потом чья-то большая рука толкнула меня прямо на них.
На следующий день я плохо соображала, пропустила свой обычный поезд и прибыла на вокзал Ватерлоо на двенадцать минут позже. Двенадцать минут — мелочь на фоне целой жизни… Но все началось именно с них: затор на линии метро Бейкерлу, сломанные лифты на станции «Риджентс-парк». Выбравшись из-под земли, я припустила рысью — иначе Мазок и Перелом примутся строить друг другу рожи: мол, и где только носит эту Тодд? Ага, вот и Харли-стрит. И что же я увидела? Лиз Батхерст, подкрадывающуюся к зданию. Я догнала ее, положила руку на плечо: «С опозданием, миссис Батхерст! Это на вас не похоже!» — «Не спалось, — сказала она, — всю ночь проворочалась». — «Вы тоже?» Дурной сон был забыт, я мгновенно прониклась сочувствием. Она кивнула. Да, всю ночь напролет.
Впрочем, уже в следующие три, четыре, пять секунд мое сочувствие сменилось раздражением. Думаю, это самая точная формулировка. Бог знает, Беттина меня изводила своей любезностью и тупостью, и врачи тоже доставали, но в тот миг я осознала, что миссис Батхерст донимает меня сильнее всех прочих. «Лиз, — признаю, мой тон был далек от вежливого, — почему вы так себя ведете, а? Эта ваша накидка! Ее давно пора выкинуть! Сжечь, похоронить, продать на блошином рынке. Вы чертовски меня злите. Причешитесь нормально. Купите себе пилочки для ногтей, в конце-то концов!»
Мои ногти, сказала она, мои волосы? Она повернулась ко мне лицом, землистым и невинным, как луна. А потом, без предупреждения — понимаю, я, должно быть, крепко ее обидела — отвела руку и ударила меня кулаком прямо в грудь. Я отлетела назад, прямо на перила. Ощутила, как металл вминается в мою плоть, давит на позвоночник, грозит покорежить лопатки. А миссис Батхерст устремилась дальше по улице.
