Званый ужин в английском стиле - Валерия Вербинина

— Глупости, — ответил он на вопрос графини и беспечно засунул руки в карманы. — Сплошные глупости!

Больше, судя по всему, никто не хотел идти к хироманту, и Анна Владимировна отправилась за итальянцем, чтобы привести его к гостям. Через минуту маэстро Беренделли в сопровождении хозяйки дома показался на пороге. Его засыпали вопросами, но он только улыбался.

— Однако это несправедливо, — заметил Константин Городецкий. — Одни теперь знают все о том, что с ними случится, а другие пребывают в блаженном неведении. Нехорошо, нехорошо!

— Может быть, им есть что скрывать? — предположил его брат, поглядывая на Амалию, которая, судя по всему, его сильно занимала. — Признавайтесь, баронесса, почему вы не пошли к хироманту? Ведь женщины ужасно любопытны, я знаю! Или у вас есть свои тайны, которые вы не хотите открывать?

Но Амалия не успела ответить, потому что барон Корф подошел сзади к Владимиру и сдавил его плечо так сильно, что тот едва не закричал.

— Еще одно слово, — прошептал Корф, наклонившись к его уху, — и я вызову вас на дуэль. — Затем Александр мило улыбнулся адвокату и отошел, а Владимир Сергеевич, морщась, стал растирать плечо.

«Однако! — подумала ошеломленная Евдокия Сергеевна, от которой не укрылась ни единая подробность этой сцены. — Так он что, до сих пор неравнодушен к своей жене? Mais c’est?patant![15]»

— Ты узнал то, что хотел? — спросила Амалия у Билли.

— Ага, — кивнул тот.

— Вот и прекрасно. Тогда посидим еще немного и уйдем. По правде говоря, вечер оказался немного… утомительным.

Анна Владимировна спросила, будет ли она пить кофе, но баронесса отказалась. Митенька, глядя на нее, отказался тоже, хоть и обожал напиток, зато Билли не стал церемониться и выпил целых две чашки, и доктор де Молине последовал его примеру. Юноша все искал, что бы такое сказать умное, но баронесса Корф, похоже, не была настроена беседовать на тему революций дальше. Поэтому он решил, что если барон еще раз приблизится к ним, то он, Митенька, вызовет его на дуэль, и будь что будет.

— Я надеюсь, маэстро, вам понравилось у нас, — несмело начала Анна Владимировна.

Беренделли поморщился и отставил в сторону чашку с кофе.

— О да, — подтвердил он. — Должен признаться, я узнал много интересного. Все вы — прекрасные, замечательные люди, и я счастлив, что в этот вечер судьба свела меня именно с вами. — Хиромант вздохнул и поправил перстень на пальце. Затем улыбнулся, и было странно видеть, как его белые зубы сверкают в черной бороде. — Тем не менее, дамы и господа, считаю своим долгом предупредить вас. Я много лет изучал свою науку, и я знаю, что есть знаки, которые могут трактоваться по-разному, в зависимости от расположения остальных знаков на ладони. Но сегодня я видел кое-что, и… Нет, я не могу, не могу ошибаться! — Он решительно сжал губы. — Дамы и господа, один человек из тех, кто находится в этой комнате — убийца, безжалостный и хладнокровный.

Адвокат открыл рот.

— Вы слышите? Сейчас среди нас находится убийца!

Евдокия Сергеевна тихо ахнула.

Итальянец обвел глазами бледные лица гостей, застывших на своих местах, словно пораженные громом. Первой очнулась графиня Толстая. Она хотела было бросить: «Что за шутки? Это просто возмутительно! Что за дурной тон?» — но не успела. Беренделли как-то сдавленно ахнул и, нелепо взмахнув рукой, повалился на ковер.

Глава 8

Слова и музыка

— Господа, господа, — как заведенный, твердил Павел Петрович, — у него обморок! Уверяю вас, обычный обморок, ничего страшного… Маэстро Беренделли переутомился, должно быть. Ничего страшного, дамы и господа!

Потерявшего сознание хироманта отнесли в малую гостиную, где он совсем недавно предсказывал судьбу гостям, и им сразу же занялся доктор де Молине. Через пару минут медик объявил, что никакой опасности нет, просто маэстро Беренделли стало дурно. И в самом деле, как только у Вареньки в сумочке нашлась нюхательная соль, хиромант сразу же пришел в себя. Но видимо, чувствовал себя он не совсем хорошо и то и дело стонал.

— Так ему и надо, башибузуку итальянскому! — сипел на диване в большой гостиной злопамятный Иван Андреевич. — Наговорил мне, понимаешь, ввел в расстройство…

— Что такое он тебе сказал? — забеспокоилась Евдокия Сергеевна.

Иван Андреевич только рукой махнул.

— Насчет службы? — тем не менее догадалась супруга. — Ваня, я права?

— Да, — прошептал Иван Андреевич и закрыл глаза.

— Да откуда же он узнал? Кто ему мог сказать? — недоумевала Евдокия Сергеевна. И тут ее осенило. — Конечно же, Анна Владимировна! Ну и хороша же, ничего не скажешь!

Между тем остальные гости обсуждали сенсационное заявление Беренделли, которое он сделал за несколько мгновений до обморока.

— Как вы думаете, это он всерьез? — с дрожью в голосе спрашивала Варенька.

— Да нет, просто вздор! — пробормотал адвокат, пожимая плечами. — Мистификация!

— Не думаю, — уронила госпожа Корф. — На мой взгляд, господин Беренделли не походит на человека, который станет утруждать себя чем-либо подобным.

— И вы всерьез поверили в то, что среди нас находится убийца? — высокомерно осведомилась графиня Толстая.

— Но здесь одни приличные люди! — поддержала ее Анна Владимировна.

Амалия улыбнулась.

— Поверьте мне, порой и очень приличные люди совершают такие поступки, на которые окружающие считают их неспособными, — ответила она.

— Вероятно, вы судите по себе? — Графиня Толстая ринулась в атаку с открытым забралом. Но ее удар не достиг своей цели.

— В том числе, — с загадочной улыбкой ответила баронесса Корф.

Вернулся Венедикт Людовикович, и Павел Петрович спросил у него, как здоровье больного.

— Ничего страшного, — ответил доктор. — Ему просто надо немного отдохнуть. Полагаю, он вскоре сможет присоединиться к нам.

Отчего-то на лицах окружающих при этих словах не возникло ничего, даже отдаленно похожего на восторг. Никита Преображенский встряхнулся:

— Боже мой, как все странно. Однако поразительный вечер сегодня, господа! Что ж, раз наш хиромант вышел из строя… — Он улыбнулся Вареньке, подошел к роялю и провел пальцами по клавишам. — У вас прекрасный инструмент, госпожа Верховская! Одно удовольствие играть на нем. Если позволите, я сыграю несколько вещиц из Верди. Но мне нужна певица…

— Я сегодня не в голосе, — сухо сказала графиня Толстая.

— Ах, какая досада! — Но даже намека на досаду не было в голосе композитора. — Может быть, вы, госпожа баронесса?

Амалия улыбнулась и покачала головой.

— Если позволите… — Варенька застенчиво улыбнулась. — Я люблю Верди, но знаю не все слова.

— Митенька! — тотчас пришла на помощь племяннице Анна Владимировна. — У нас есть ноты?

Митенька объявил, что ноты найдутся непременно, и побежал к себе. Варенька могла гордиться своей выдумкой. Она и в самом деле пела прекрасно и теперь имела отличный повод заткнуть за пояс неприятную особу, которая имела наглость стать первой женой ее будущего мужа.

— Мы еще не уезжаем? — деловито осведомился у баронессы Билли.

— Нет, — отозвалась Амалия, — еще рано. И потом, уйти сейчас было бы невежливо.

— А она будет петь? — задал Билли следующий вопрос, видя, как Варенька и композитор хлопочут возле рояля.

— Да.

— Значит, мы правильно не пошли в театр, — подытожил Билли.

Амалия поглядела на него и смогла удержаться от улыбки.

Митенька притащил ворох нот, композитор уселся за рояль.

— Вот эту арию я знаю очень хорошо, — говорила Варенька, водя пальчиком по страницам. — А эту почти не знаю.

— Как она мила! — прочувствованно сказала Анна Владимировна мужу.

Все расселись, и тонкие пальцы Никиты пробежали по клавишам. Варенька запела.

У нее был и впрямь прекрасный голос, а Преображенский, что бы о нем ни говорили досужие сплетники, играл превосходно. Доктор замер на месте: было видно, что он тронут и увлечен. Поначалу Амалия еще колебалась, выискивала в пении Вареньки какие-то изъяны, но потом ей стало совестно, и она стала просто слушать музыку.

Этажом ниже, в кухне, Дарья, только что поставившая самовар, подняла голову и тоже прислушалась.

— Ишь поют-то как чувствительно, — сказала она, качая головой.

Звуки сплетались в причудливые музыкальные кружева, скользили в воздухе, взывали, плакали, звенели радостью… Митенька застыл в кресле. Ему еще никогда не было так сладко, так мучительно хорошо. Но вот возле него, перебивая мелодию, что-то монотонно, назойливо зажужжало… Это билась о стекло большая, ленивая, тяжелая муха. Бедный Митенька чуть не расплакался. Все впечатление было испорчено… Юноша шикнул на муху, попытался отогнать ее — бесполезно, она по-прежнему липла и льнула к стеклу, за которым уже плыла бархатная петербургская ночь. Константин Сергеевич бросил на хозяйского сына суровый взгляд. Митенька сделал вид, что все в порядке, но проклятое насекомое ужасно досаждало ему. А между тем ария близилась к завершению. Варенька умолкла… Мелодия еще какое-то время дрожала в воздухе — и исчезла, словно ее без остатка поглотили ковры, стены и потолок! Но всем присутствующим еще долго казалось, что она оставила здесь, в скучной комнате скучного дома, свой незримый божественный след.