Вердикт: невиновен! - Ева Львова

– Подъезжайте сейчас на квартиру к Пете, я еду туда выбирать, в чём его хоронить. Только не задерживайтесь, ждать не буду.

– Борь, а Борь, – откусив от горячего хачапури большой кусок, с набитым ртом проговорила я. – Может, съездишь со мной к сестре Черненко?

Кудрявый друг комично сморщил нос и печально протянул:

– Не могу. Меня в офисе ждут.

– А что там, в офисе? – запивая лепёшку с сыром сладким чаем, прочавкала я.

– Там Лёня бесится, – понизив голос, пояснил Джуниор. – Там аццкий холивар! Машка Ветрова строит глазки нашему папке, а папка и рад. Леонид лютует. Конфликт достиг былинного размаха. Того и гляди отец и сын вцепятся друг другу в глотки. Кира Ивановна выступает буферной зоной, а я иду ей на подмогу.

Всё это я отлично знала и без весёлого трёпа Устиновича-младшего, но от этого мне было не легче. Борис был другом, а Лёня – несбыточной мечтой. Несбыточной – потому что по сравнению с роскошной Машей Ветровой я выглядела словно крестьянская девчонка в отличие от королевской особы. А какой же мужчина откажется от королевы в пользу простолюдинки? Я подозревала, что Борька догадывается о моих чувствах к его старшему брату и специально при каждом удобном случае сыплет мне соль на раны.

– Ну и ладно, не хочешь со мной ехать – не надо, – насупилась я. – Тогда вылезай из машины.

– Эй, термос отдай! – заволновался Джуниор, растерянно моргая мохнатыми ресницами.

– А то мамка заругает? – подколола я приятеля, невинно улыбаясь.

Метод провокации и здесь дал блестящий результат. Теперь уже обиделся Борис, чего, собственно, я и добивалась. Мама братьев Устиновичей была темой запретной, которая не обсуждается. Она жила с детьми отдельно от преуспевающего мужа и всю себя отдавала воспитанию сыновей. За это Фиру Самойловну боготворили все трое мужчин, однако преклонение перед супругой не мешало господину Устиновичу иметь романы на стороне. У них в семье считалось, что работа Эда Георгиевича носит столь напряжённый характер, что посторонние раздражители вроде жены и детей будут мешать знаменитому адвокату восстанавливать силы перед рабочим днём. Поэтому никто не лез в его личную жизнь. Даже жена.

Сердито сопя носом, Борис забрал термос, сгрёб с передней панели остатки хачапури и под моим презрительным взглядом выбрался из машины.

– После разговора с сестрой Черненко приезжай в офис, остроумная ты наша, – покидая салон авто, сухо проговорил он, из вредности оставляя распахнутой дверь «Мини-Купера».

– Зачем это я понадобилась? – удивилась я.

– Есть к тебе одно дельце. Неиллюзорно доставит.

Я не стала дожидаться, пока разобиженный друг неспешно усядется в свой старенький «Форд». Перегнувшись через сиденье, я захлопнула пассажирскую дверцу и резво двинулась в сторону центра.

Профессор Черненко жил на Соколе в доме сталинской постройки с лепниной на фасаде и роскошным внутренним двориком, где так славно гулять с детьми и домашними питомцами. Паркуясь у подъезда, я заметила благообразную старушку в стёганом синем пальто, выгуливающую карликового щпица. Похожий на цыплёнка, щенок весело гонялся за воронами, а старушка бдительно следила, чтобы грозные птицы не унесли шалуна в клюве.

Понаблюдав за собачкой, я приблизилась к двери парадного и стала звонить. Снова и снова набирала я на панели домофона номер профессорской квартиры, но никто не отзывался. Я уже достала мобильник, чтобы звонить Ольге Михайловне, когда за моей спиной послышалось задорное тявканье, а затем раздался старческий голос:

– Позвольте, я открою!

Обернувшись, я нос к носу столкнулась с лисьей мордочкой шпица, уютно устроившегося на руках старушки.

– Вы в какую квартиру? – полюбопытствовала жительница престижного дома.

– В сорок вторую, – отозвалась я. – У меня там встреча назначена.

– А Ольга уже ушла, – окидывая меня пристальным взглядом, откликнулась собеседница. – Пробыла в квартире пять минут и уехала. Мы с Лулу её видели, пока во дворе гуляли.

– Надо же, – я даже не пыталась скрыть расстройства. – Очень жаль, что я опоздала.

– Вы из погребальной конторы? – понизив голос, деликатно осведомилась хозяйка Лулу. – Насчёт похорон Петра Михайловича?

– Да нет, ну что вы, – отшатнулась я. И тут же добавила, чтобы внести ясность: – Вообще-то, я адвокат Агата Рудь, защищаю подозреваемого в убийстве студента.

– Здорового такого, скуластого?

– Да нет, мой подзащитный скорее худой и рыжий, – возразила я собеседнице.

Щенок на руках хозяйки завозился, выражая желание погулять ещё.

– Лулу, малышка, ты не всё сделала? – ласково проговорила старушка, разворачиваясь к площадке. И, обращаясь ко мне, обронила: – Лулу собирается доделать свои дела. Пойду, ещё пройдусь, а то напрудит в квартире, придётся убирать.

И разговорчивая женщина направилась к покрытой листвой лавочке. Я на некотором расстоянии двинулась за ней, надеясь побольше разузнать об образе жизни покойного профессора. В принципе я умею производить хорошее впечатление на людей. Стоит только погасить дерзкий блеск в глазах и натянуть маску благовоспитанной добродетели, как такие вот старушки проникаются ко мне доверием, начинают называть внученькой и готовы поделиться всей известной им информацией.

– Скажите, вы хорошо знали Петра Михайловича? – издалека начала я, делая кроткое лицо.

– Пожалуй, что не очень, – задумалась хозяйка шпица. – Так, здоровались по-соседски, не более того.

– Давно Черненко здесь живёт?

– Дайте подумать… – сосредоточенно нахмурилась старушка. – Чтобы не соврать, Пётр переехал сюда примерно пять лет назад, а раньше в квартире подо мной жила Вера Семёновна, их с Ольгой бабушка. Вот её я знала хорошо. Она преподавала в школе английский язык. Приличная женщина, ничего не могу сказать.

– Часто у профессора бывали гости?

– Студенты приходили, а больше я никого не видела, – ответила женщина.

– А девушки бывали?

– Бывали, – не стала отпираться собеседница.

– Припомните, пожалуйста, в пятницу двадцать первого кто-нибудь к нему приходил? – гнула я свою линию. – Может, вы случайно кого-то увидели, когда гуляли с собакой?

– Двадцать первое – это день убийства? – догадалась соседка покойного профессора. – Конечно, приходили. В тот день ребята и девчонки так и сновали туда-сюда. А вашего подзащитного мне ужасно жалко. Он не виноват. Непонятно, за что его задержали?

Вот тебе раз! Как же непонятно, когда на Мызина улик столько, что на несколько убийств хватит! Я удивлённо взглянула на собеседницу и с сожалением произнесла:

– Было за что, вы уж мне поверьте. У моего подзащитного был мотив ненавидеть профессора, и он буквально завален уликами, указывающими на его причастность к смерти Черненко. Кроме всего прочего, Володя Мызин последним выходил от профессора. Следователю этого достаточно.

– С чего ваш следователь взял, что Мызин выходил последним? – сварливо проговорила старушка. – Я видела, что после рыженького мальчика, как вы его называете? Мызин, да? Так вот, после него от профессора выходила девушка, а потом ещё и здоровый бугай.

В деле об убийстве декана это было что-то новенькое, и я тут же сделала стойку, как спаниель на дичь.

– Не могли бы вы с этого места рассказать подробнее? – умоляющим голосом попросила я, нашаривая в кармане диктофон и нажимая кнопку записи.

– Пожалуйста, – охотно откликнулась пожилая женщина, не спуская глаз со щенка. – Двадцать первое число я запомнила очень хорошо. Накануне сын подарил мне девочку карликового шпица – чтобы я не скучала. Я назвала её Лулу. И ещё Полкило Счастья, потому что весит моя малютка всего-то пятьсот граммов. Ночь мы провели спокойно, а утром у Лулу расстроился желудок, и Полкило Счастья превратилось в тонну проблем. Сначала я пробовала обойтись своими силами, но это не помогло. К вечеру вызвала ветеринара. До этого три раза бегала в аптеку за лекарством. Всё перепробовала, то «Смекту» ей дам, то «Энтеросгель». В последний раз пошла в магазин в десятом часу вечера. Когда возвращалась домой, за мной в подъезд вошёл рыженький мальчик. Я хорошо его запомнила, вид у него был очень расстроенный. Он сел со мной в лифт и доехал до этажа, на котором находится квартира профессора Черненко. Ветеринара всё не было, и я ждала его у окна. Вижу, из подъезда вышел этот рыжий паренек. А минуты через две вошла девочка в жёлтой шапке.

– Прямо так вот взяла и вошла? – не поверила я. – Никто ей дверь не открывал? Как же ей это удалось? У вас ведь стоит домофон.

– Мне показалось, что у неё был ключ, – с сомнением в голосе проговорила старушка.

– Как вы догадались, что девочка в жёлтой шапке идёт именно к Черненко? – задавала я уточняющие вопросы.

– Раньше я видела её с Петром Михайловичем, – пожала плечами свидетельница. – Они частенько на его машине к дому подъезжали.