Вслепую (СИ) - "ViolletSnow"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не думай об этом, — пока во дворе ни души, Элис касается ладони Оминиса. — Этот день должен был принадлежать только тебе.
С каким же нетерпением она ждала его, теряясь в догадках, что именно он хочет показать ей. И если бы не профессор Уизли с её несвоевременными наставлениями, то они с Оминисом уже давно бы ушли из школы.
— Ну теперь-то он точно мой, — улыбка Оминиса снова заставляет забыть обо всем. — Пойдем.
Они проходят по почти пустому Хогвартсу — большая часть студентов либо в Хогсмиде, либо в месте куда более уютном, чем залитые тусклым осенним светом холлы. Пламя от жаровен тревожно колышется от сквозняков, пока усилившийся дождь бьет в окна.
— Мне жаль, что Уизли меня задержала, мы могли бы успеть до ливня, — снаружи холодные капли стекают по мантии, просачиваются сквозь ткань.
— Не извиняйся. Все так, как должно быть. Ты скоро сама поймешь, почему.
Любопытство и без того мучает Элис, но Оминис не выдает своих тайн. Колдует небольшой купол, чтобы они не вымокли до нитки, ведет её через главные ворота и несколько мостов за ними. Они доходят до развилки, увешанной предупредительными знаками, и Элис начинает догадываться.
— Мы идем в Запретный лес? Не знала, что ты там был.
— На первом курсе, когда тетя Ноктуа изучала скрипторий, она водила меня сюда. Да и сам я иногда бываю здесь, когда хочу побыть один или просто подумать. В этом году это впервые.
Оминис останавливает её и, нащупав запястье, надевает тонкий браслет из мутно-зеленых самоцветов, на нём самом такой же.
— Что это? — гладкие камни приятно холодят руку.
— Оберег. Поможет не привлекать лишнего внимания со стороны зверей. Не будем тревожить лесную живность, постараемся не колдовать, и тогда даже кентавры не смогут нас обнаружить. И еще кое-что, надеюсь, ты не будешь против, — Оминис достает темный платок для тренировок.
— Хочешь завязать мне глаза? — удивляется Элис.
— Место, куда я тебя веду, совершенно особенное и много для меня значит. Ты показала мне свой мир, а я хочу, чтобы ты почувствовала мой. «Увидела» его как я. Без… зрительных образов.
И она позволяет ему повязать ткань, взять свою ладонь и вести за собой. Запретный лес — небезопасное место, но она не страшится угодить в дьявольские силки или наткнуться на акромантула, с ней Оминис — тот, кто никогда не захочет подвергнуть её опасности. Тот, кому она действительно доверяет.
В лесу как всегда беспокойно и пахнет преходящей жизнью: поздней осенью с её прелостью листьев и мокрыми подгнивающими корнями, грибами и старыми трухлявыми деревьями. Изогнутые ветви иногда цепляются за ноги, но Оминис проводит сквозь них уверенно, и Элис не боится оступиться — знает, что он удержит.
Элис понимает, что они близко, когда сквозь опасную тишину Запретного леса пробивается звук воды — она бьется о камни, перепрыгивает их, уносит с собой. На смену густому запаху разложения приходит другой: чистый, смолистый, темно-зеленый. Хрустят под ногами опавшие сосновые иглы, и дождь, что почти перестал тревожить их под плотно сомкнутыми ветвями, вдруг пробивается вновь, стекает каплями по волосам, забирается под одежду. Влажный воздух ласкает кожу, берет за руку, ведет за собой сквозь высокую — выше щиколотки — траву. И когда по ногам скользят чешуей змеи, Элис замирает, не в состоянии вдохнуть целиком это место, надышаться им.
— Оминис, здесь… пахнет тобой.
— Я запечатал этот аромат во флакон и отдал парфюмеру.
— Тебе подходит.
Это место и впрямь особенное — посреди мертвого леса, где каждая тварь пытается загрызть кого-то — будто кусочек иного бытия. Жизнь здесь другая, стремительная, текущая: студеная вода омывает камни, дрожат иглы от прикосновений дождя. И стойкие запахи — хвои, терпкого мха, сладковатой смолы — не дают пробиться вездесущему смраду Запретного леса. Не застывший в спокойствии и безвременье промежуток, а пристанище непреодолимой энергии, вечной борьбы за то, чтобы оставаться нетронутым.
Место, которое говорит об Оминисе больше, чем он сам может сказать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Если хочешь, сними повязку,
Он отпускает её руку, и Элис не может удержаться, хотя и боится разрушить случайными деталями эту ни на что не похожую атмосферу. И реальность оказывается именно такой, какой она чувствует её: высоченные, летящие вверх стволы сосен, хвойные кроны, трава, отливающая серебром. И вода — упрямая сила, что проложит путь сквозь любые преграды.
— Как ты нашел это место? — спрашивает Элис, дивясь, что посреди Запретного леса — темного, лишенного солнца — еще сохранился этот удивительный уголок.
— Так же, как я нахожу тебя, как ориентируюсь в Хогвартсе, как нашел Крипту. По особой вибрации, по тонкому звону где-то внутри. Это не то, что можно облечь в слова, некое предчувствие.
— Оминис, — дыхание перехватывает от понимания.
Она останавливается перед огромными плоскими камнями, не похожими на природные, в них пульсирует серебристая энергия, так глубоко, что Элис с трудом её видит, эта же энергия разливается под землей, струится по корням сосен.
— Ты знал, что можешь слышать древнюю магию?
Это открытие переворачивает все внутри, заставляет совершенно иначе смотреть на возможности Оминиса. Он не видит древнее волшебство, не собирает его, иначе бы давно переполнился силой, но у него, человека лишенного зрения, свои способы взаимодействовать с миром.
— Ты должен помочь мне, — ухватывается Элис за эту идею. — Используем эликсир снова, и тогда…
Тогда он сможет увидеть эту магию, как уже видел однажды, и возможно, станет не только проводником сквозь тьму, но и ключом к её силе, откроет секрет взаимодействия с ней.
— Не смей даже думать об этом, — резко обрывает Оминис. — Кто знает, какие в следующий раз возникнут последствия, вдруг ты ослепнешь уже не на неделю, вдруг… да все, что угодно может случиться.
— Но это важно. Настолько же, как твоя возможность узреть мир. Ты единственный, кому бы я доверила свою магию.
Он некоторое время думает, потом тяжело выдыхает.
— Почему, каждый раз, когда ты говоришь о своем таланте, я слышу лишь боль?
— Так и есть. Сила, которая должна служить созиданию, в моих руках стала опаснейшим оружием. Сколько бы ее ни было, никогда не хватает, чтобы создать простейший объект, но ты не представляешь, с какой легкостью она может убивать. Будто я не гожусь больше ни на что.
Элис закрывает мокрое от дождя лицо руками. Она не должна была выпускать эти слова на волю. Это не то, о чем нужно говорить сегодня, не то, что должен слышать Оминис в день, когда показывает ей свою душу.
— Это неправда, — он отнимает её ладони, осторожно берет в свои, — ты способная, ведь это ты столь многому меня научила.
— А теперь хочу, чтобы ты научил меня.
— Еще месяц назад ты говорила, что, встретив закрытую дверь, нужно всегда искать другой выход. Поэтому никаких зелий.
Она знает, что это глупо, и все равно не может иначе, слишком много внутри натянутого до предела напряжения. Дело не в Оминисе, а в этой проклятой силе, слишком опасной, чтобы не ранить даже близких, слишком бесполезной именно в её руках. Элис вырывается, отходит к одной из широких сосен, прикасаясь к стволу.
— Прости, — говорит она в который раз за сегодня.
А ведь хотела посвятить весь день только ему, просто наслаждаться тем, что они побудут вместе, а теперь злится из-за каждого пустяка. Она прикрывает глаза, но тут же удивленно распахивает — Оминис, оказавшийся рядом, заключает её в свои объятия, скользит пальцами по мантии, притягивает к себе с той же непоколебимой уверенностью, что и неделю назад. Только в этот раз все происходит не напоказ, а по-настоящему, острее, ярче. Прижав её к дереву, он шепчет слова на парселтанге, касаясь губами уха. И Элис замечает, как мысли, до этого беспорядочно крутившиеся в голове, вдруг сосредотачиваются только на нем, на его руках, твердо удерживающих её на месте, на его голосе, что так легко заполз в голову.