Александр III. Заложник судьбы - Нина Павловна Бойко

Император как будто забыл, что сам он женился по любви, хоть его мать категорически была против, поскольку мамаша принцессы гессенской рожала детей от камергера, с которым жила открыто, а герцог гессенский вынужден был признавать их своими под прессом влиятельных родственников супруги.

Не веря еще в возможность такого брака, Александр оставался с Дагмар в самых дружеских отношениях. Говорили о Никсе; Саша свое вспоминал, принцесса – свое, вместе курили в саду, чтобы принцессу никто не увидел.

– Приехать великим князем, а уехать наследником – тяжело, – признавался ей Александр. – В особенности лишившись самой верной моей опоры, лучшего друга и брата. Я одно только знаю: что я ничего не знаю и ничего не понимаю… И тяжело, и жутко, а от судьбы не уйдешь… Прожил я себе до двадцати лет, и вдруг сваливается на плечи такая ноша!

Вскоре Дагмар уехала в Данию, а 9 мая император с семьей отправился в Петербург. В пути говорили о дальнейшем образовании Александра, и в Петербурге пригласили преподавателей необходимых дисциплин.

Среди царской родни зашушукались. Великая княгиня Елена Павловна уверяла, что Александр не справится:

– Управление государством должно перейти к Владимиру. – Хоть Владимир никакими талантами не выделялся.

Родной дядя Константин Николаевич вообще отзывался об Александре презрительно, да заодно о Владимире. Профессор А. И. Чивилев, узнав, что его бывший ученик объявлен наследником престола, ужаснулся, а в разговоре со своим коллегой К. Н. Бестужевым-Рюминым пожалел, что государь не убедил Александра отказаться от своих прав.

Александр начал слушание лекций – историков, правоведов, экономистов. Это были вводные курсы. Английскую литературу читал ему М. Мечин, и 31 мая провел последний урок. Александр отметил в своем дневнике: «Мне всякий раз жаль кончать с каждым учителем занятия, потому что разом прерываются все близкие отношения между учителем и учеником».

Траурный фрегат «Александр Невский» прибыл в Кронштадт 21 мая. Балтийский флот приспустил флаги. На пароходе «Стрельна» император из Петербурга отправился встретить гроб с телом сына. Сопровождала его небольшая свита, старшие сыновья и художник Боголюбов. Когда пароход уже вышел из устья Невы, к Боголюбову обратился генерал Грейг:

– А вы-то как смели? Кто вам дозволил?

Художник оторопел. Особенно было неловко, что к ним подходил адмирал Посьет. И вдруг генерал подобострастно склонился:

– Господин профессор, вас государь зовет…

Боголюбов прошел на ют, где стоял император.

«Панихида на фрегате была очень грустной. Жаль было смотреть на царя и его августейших детей, рыдавших над гробом. Вернулся я на пароходе обратно с государем и наткнулся на калифа на час – Грейга» (А. П. Боголюбов).

В скорбные дни перед захоронением сына император отправил письмо датской принцессе, не утаив, что хотел бы видеть ее своей невесткой. Дагмар деликатно ответила, что не может пока принять предложение: слишком свежа еще рана. И добавляла, что главное слово все же за Сашей – она не желает быть для него обузой.

25 мая смертные останки Николая были под балдахином доставлены в Петербург, и с Аничковой набережной препровождены в церемониальном шествии в Петропавловскую крепость. Процессия следовала от Николаевского моста мимо Исаакиевского собора по площади и набережной на Троицкий мост. «Сперва потянулись разные придворные чины, ордена на подушках, бесконечный ряд духовенства в черном облачении, и потом – колесница. Народ стоял безмолвно, сняв шапки, и с появлением колесницы крестился. Не было ни малейшего шума, ни толкотни, ни беспорядка. Вокруг царствовало полное безмолвие, нарушаемое только колокольным звоном с церквей и зловещими пушечными выстрелами с крепости…» (А. В. Никитенко).

28 мая состоялось само погребение – в Петропавловском соборе, усыпальнице императорского дома. Императрица не присутствовала, не нашла в себе сил. «В этой ранней могиле, – сокрушался Чичерин, – похоронены лучшие мои мечты и надежды, связанные с благоденствием и славою отечества. Россия могла иметь образованного государя с возвышенными стремлениями, способного понять ее потребности и привлечь к себе сердца благороднейших ее сынов».

На другой день в Зимнем дворце Александр II принимал представителей иноземных держав, депутации от губерний, представителей петербургского дворянства и городского общества. Вышел к ним вместе с сыном.

– Я желал вас видеть, господа, чтобы лично изъявить от себя и от имени императрицы сердечную благодарность за участие в нашем семейном горе. Единодушие, с которым все сословия выразили нам свое сочувствие, нас глубоко тронуло. Прошу вас, господа, перенести на теперешнего наследника моего те чувства, которые вы питали к покойному его брату. За его же чувства к вам я ручаюсь. Он любит вас так же горячо, как я вас люблю и как любил вас покойный. Еще раз благодарю вас, господа, от души.

На приеме, впервые после восстания поляков в 1863–1864 годах, участвовали высшие гражданские чины и аристократы Царства Польского. Император обратился к ним:

– Я люблю одинаково всех моих верных подданных: русских, поляков, финляндцев и других; они мне равно дороги; но никогда не допущу, чтобы дозволена была самая мысль о разъединении Царства Польского от России и самостоятельное без нее существование его. Оно создано русским императором и всем обязано России. Вот мой сын Александр, мой наследник. Он носит имя императора Александра I, который основал Царство Польское. Я надеюсь, что сын мой будет достойно править своим наследием и не потерпит того, чего и я не терпел. Еще раз благодарю вас за чувства, которые вы изъявили мне в моем горе.

Александр теперь вынужден был вместе с отцом соблюдать церковный и светский этикеты, бывать на официальных заседаниях, приемах, визитах и встречах. Отец старался не выпускать его из виду, но при любой возможности Саша встречался с Марией Мещерской. «Никогда не забуду я этой весны, всегда останется она у меня в памяти, потому что это, может быть, последняя весна, которую я провожу так приятно», – внес Александр в свой дневник. И дальше: «Мама писала королеве об ее желании, если можно, то приехать сюда с Дагмар».

29 июня в Большой церкви, а затем в Георгиевском зале Зимнего дворца состоялось торжественное принесение присяги. «Я молился, сколько мог, страшно было выходить посреди церкви, чтобы читать присягу. Я ничего не видел и ничего не слышал; прочел, кажется, недурно, хотя немного скоро. Из церкви пошли тем же порядком в Георгиевскую залу, тут я прочел военную присягу. Тяжелый был день для меня… как будто камень свалился с плеч». Императрица все время стояла неподвижно, не поднимая глаз, слегка шатаясь от усилия выдержать все до конца.

Князь В. П. Мещерский, присутствовавший на церемонии, вспоминал: «Александр ясно и во всей полноте